Елена Прекрасная - Страница 44

Однако рано было радоваться. Косяк был разбит, но десятки и сотни красных рыбешек метались подле. Если птицы прекратят свою охоту - Атлантиде конец. Хорошо бы найти рядом какой-нибудь островок... Археолог огляделся. И - о счастье! - увидел остров. Белая продолговатая скала, она уступами поднималась из воды. Добраться до нее и... Надо вообразить себя эгейцев, слиться со стихией и устремиться. И Платон устремился. Вряд ли прежде он плавал когда-нибудь быстрее. К тому же он переключил акселераторы костюма на максимальный режим. Энергии хватит минут на двадцать. Но сейчас главное - вырваться из кровавого рыбного супа... Скала приближалась. Но это же скала! Она плывет... пусть медленно, но плывет... И эти белые уступы построенные одна над другой палубы. Корабль! Несомненно, пассажирский корабль огромных размеров. Но профессор не слышал, чтобы на планете существовали пассажирские лайнеры... С одной из палуб стартовало сразу три или четыре эгейца на креслах-антигравах. Они кружили над волнами, описывая все более широкие круги.

- На помощь! - крикнул Платон на космолингве.

Потом выпрыгнул из воды, махнул рукой.

Несомненно, его заметили, потому что два эгейца резко развернулись и помчались к археологу, один спустился к самой воде. Платон протянул руку и щупальца захлестнули запястье прочнейшим лассо. Кресло развернулось и помчалось к кораблю. Платон вертелся в воздухе, размахивая свободной рукой и дрыгая ногами. Ему казалось, что сейчас рука его оторвется, а сам он булькнет обратно в Океан. Но рука не оторвалась. Эгеец доставил спасенного на корабль и поставил точнехонько на одну из палуб. А сам улетел. Профессор стоял, растерянно оглядываясь. Тут же его обступили пять или шесть эгейцев - самок и самцов. Все - без масок или перчаток, но напудренные и раскрашенные, гроздья украшений из раковин, сплетенная из водорослей одежда.

- Профессор космической археологии Платон Рассольников, - поспешил представиться Атлантида. - Попал в косяк кровожадных рыб и...

- Не надо объяснений, - прервала его самка, одна половина ее лица была выкрашена в голубой цвет, другая - в ярко-розовый. Сетка, сплетенная из розовых жемчужин, спускалась с головы на плечи. - Каждый волен плыть, куда хочет. У каждого своя волна.

- Я согласен... полностью. Но, как мне показалась, не все на Эгеиде разделяют эту точку зрения.

- Слушай изысканцев и не обращай внимания на других. Наш остров плывет, куда несет его течение нашей прихоти. Веселисты в плену прибоя. Мы - нет. Твоя прихоть - это твоя прихоть, она не касается никого из нас.

- И как долго вы намерены плыть?

- Пока не пройдем всю глубину...

Большинство изысканцев через минуту утратили интерес к гостю, улетели и расположились вокруг огромного бассейна. Лишь самка в жемчужной накидке осталась подле спасенного.

- Но, к примеру... куда вы плывете? Мне нужно попасть на остров Волка, - сказал профессор.

- А нам никуда не нужно... - отвечала его собеседница.

- Однако вы движетесь к острову Дальний.

- Дальний - для стада. И кроме стада там никого нет. Как и остров Волка.

- Там есть изображения, по-видимому, древние. Эгейцы на рельефах похожи на людей.

- Такие на Эгеиде есть повсюду. Когда-то мы тоже стояли на двух ногах и жили на суше. Был ли тот мир лучше или хуже, мы не знаем. Знаем одно: он невозвратим. Мы думали, что сбросили путы суши, как, впрочем, и многие другие путы, и ощутили невиданную дотоле свободу, и слились со стихией. Бурлящая жизнь под водой казалась сказочной, и мы вообразили себя ее повелителями. Однако желание возвратить прежнее одолевает эгейцев все чаще и чаще. Все дело в том, что мы не принадлежим полностью морю. Мы не смогли измениться настолько, чтобы научиться дышать водой. Мы дышим воздухом, спариваемся и размножаемся на суше. Мы разрушили прежнюю Эгеиду, чтобы приспособить ее к нашей новой жизни. Мы были уверены, что сможем обойтись без суши. Что море нас примет и взлелеет. Но мы вынуждены были вернуться. Не на сушу - на ее обломки. Эта половинчатость нас и погубит. Либо мы избираем Океан, либо сушу. Нельзя одновременно принадлежать тверди и морю. Но что выбрать? Физиология влечет нас в Океан. Но какая-то неистребимая мечта, беспочвенная - ах, это очарование старых слов - заставляет возвращаться на сушу. Лучшим было бы предоставить каждому возможность выбрать свой путь. Ведь не для всех он одинаково желанен. Кому, суша, кому - море. Но неумолимость нашептывает: выбора не будет. Те, кого притягательна суша, - умрут. Остальные уйдут в Океан и забудут, что когда-то могли выходить из него.

Профессора Рассольникова неприятно задела эта фраза: выбора нет. Сам он думал о том же совсем недавно на острове Дальнем. И вдруг сразу же (или почти сразу) услышал эту мысль в заявлении леди Эгеиды. Как будто она ее украла. Но как? Океан нашептал?

- Главная проблема - проблема выбора. Но способен ли разум вообще выбирать? В том смысле, что не способен оценить все далеко идущие последствия и потому выбирает наугад. - Его собеседница отвернулась, как будто не хотела больше разговаривать.

"Мы разрушили прежнюю Эгеиду, чтобы приспособить ее к нашей новой жизни".

- То есть первоначальны были изменения самих эгейцев, а потом уже растаяли льды, и Океан затопил большую часть суши. Так получается?

- Правивший планетой совет решил растопить ледники, чтобы уничтожить твердь. Были многие, кто не желал погружаться в море. Они бились за сушу, отстаивая ее право быть твердью, а не ругательным словом. Бились за право на этой суше пребывать. Но море победило. Эгеида превратилась в многочисленные архипелаги, разбросанные по необъятной груди теплого Океана. Эгейцы не опирались больше на твердь - они к ней прислонялись - на время. И возненавидели ее. Но и Океан не полюбили.

Разговор их прервался: молодой эгеец, с выкрашенным черной краской лицом. Он подлетел к даме и протянул ей несколько листов серой толстой бумаги - точь-в-точь такую давали в таверне стражей.

- Все прочли, - сообщил чернолицый. - Многие хвалили. Кое-кто даже запомнил несколько строк.

- Ты тщеславен, мой друг, - отвечала леди Эгеиды.

И, размахнувшись, швырнула листы в Океан.