Элементы групповой терапии. Введение в психоаналитическую практику - Страница 7
Несмотря на то, что остальные пациенты испытывали другие чувства, их состояние также отражало характерные для каждого пациента детские переживания, повторное оживление которых было неминуемо, поскольку в них коренилась причина страданий пациентов. Для госпожи Шлее я был олицетворением матери, которая предоставила дочери самой решать свои проблемы с мужчинами. Отличительной чертой подобной матери была скорее ненадежность, чем властность. Она смотрела сквозь пальцы на то, что мужчины, которые начали донимать девушку в юном возрасте из-за ее привлекательности, использовали ее в сексуальных целях и затем бросали на произвол судьбы. Стоило мужчинам, принимавшим участие в групповой терапии, заговорить на половые темы, как она начинала видеть в них повес и бабников, у которых лишь одно на уме: схватить женщину, добраться до ее тела, затащить ее в постель, не обращая внимания, хочет она этого или нет, и без единого намека на нежность и привязанность.
В дальнейшем реакция других пациентов также указывала на повторное оживление конфликта с неоправданно суровой матерью, которую персонифицировал в данном случае руководитель группы. Госпоже Мюллер приснилась ее умершая мать, за которой она самоотверженно ухаживала, когда та была тяжело больна, несмотря на то, что ее не любила. Отчетливее всего данный
43
конфликт проявился на примере госпожи Шнейдер, матери двоих детей. Преодолев стыд, она, после некоторых колебаний, созналась, что, в сущности, ненавидит своих детей и при случае не отказывает себе в удовольствии их наказать. После подобного заявления, госпожа Шлее решилась на шестьдесят восьмом сеансе поведать о том, что она тоже ненавидит своего ребенка, которого она не желала, поскольку он появился на свет в результате связи с нелюбимым мужчиной. Ключевым звеном моей интерпретации на этой длительной стадии группового процесса был акцент на отношение матери к ребенку, которое, во-первых, проецировалось пациентами на руководителя группы, во-вторых, на манеру пациентов обращаться с собственными детьми и, в-третьих, сводились к тому, как с ними обходились их матери.
Начиная с пятого сеанса данный конфликт занял центральное место в состоянии почти всех участников группы (кроме молодого человека с бородой), включая нового пациента, господина Гартлауба, тридцатидвухлетнего инженера, который с детства страдал заиканием, а в последнее время жаловался на профессиональные проблемы, утомление, мигрени, бессонницу и приступы беспричинного страха.
На меня обрушился град упреков и протестов, причиной которых явилась моя пассивность. Пациенты бессознательно воспринимали меня как существо бездушное, безразличное и неуязвимое. Бессознательно они желали моей смерти, ощущали вину за подобное желание и боялись, что смерть руководителя группы отнимет у них последнюю надежду получить помощь. Судя по всему, подобные желания возникли как следствие оживших воспоминаний о своих матерях, которые относились в детстве к каждому пациенту с неоправданной суровостью. Поэтому в группе случались периоды полной
44
гармонии, когда пациентам хотелось сплотиться (шестьдесят восьмой сеанс), когда они выражали стремление к нежности (семьдесят второй сеанс), рассчитывая на понимание со стороны мужчин, достигнувших к тому времени достаточно высокой степени эмпатии, а именно со стороны господина Пашке и господина Момберга.
5.2. Эротика в отношениях между мужчинами и женщинами
Благодаря группе пациенты ощущали себя уверенно и надежно, однако это состояние не могло длиться вечно, поскольку было весьма уязвимым для таких чувств, как ревность, которую проявляли некоторые участники группы. Так, господин Гетц не выносил гармоничных отношений между мной и старшими по возрасту пациентами, чувствовал себя изгоем и всегда старался к концу сеанса вытравить взаимопонимание едкими высказываниями. Его ревность внезапно получила обоснование, когда между мной и некоторыми пациентками возникла всевозрастающая «любовь в переносе» (нем. Ubertragungsliebe): госпоже Шнейдер грезилось, что она гуляет со мной, взявшись за руки, по цветущему лугу; госпожа Шлее сдержанно флиртовала со мной во время сеансов, в то время как привлекательная программистка, обиженная моим равнодушием, прильнув к спинке своего кресла, не упускала возможности обольстительно строить мне глазки. Одна лишь госпожа Ферстер не испытывала ко мне эротических чувств Однако, словно компенсируя это, она демонстрировала мне свою солидарность, играя роль ассистентки, которая давалась ей легко, поскольку прежде она изучала психологию.
45
Эротика, первоначально направленная на руководителя группы, постепенно проникла в отношения между участниками групповой терапии, в частности в отношения между господином Момбергом и госпожой Шней-дер. Господин Момберг не скрывал своих чувств и открыто ухаживал за этой отнюдь не лишенной привлекательности женщиной. Господин Пашке тоже попытался завязать романтические отношения с госпожой Мюллер. Поначалу она с радостью откликнулась на его чувства, однако затем отбросила свою симпатию и снова заняла позицию женщины, противостоящей мужчинам. Нежные отношения между другими мужчинами и женщинами также не получили своего развития не только потому, что правила групповой терапии запрещали непосредственные сексуальные контакты, но и по той причине, что в прошлом подобные переживания зарекомендовали себя с негативной стороны. Дело в том, что каждый пациент имел те или иные неприятные воспоминания о сексуальных отношениях. В оживлении данного опыта не был виновен партнер. Каждый пациент сам инсценировал патологическое навязчивое повторение, обусловленное фиксацией на разочаровавших его отношениях с матерью. К девяносто первому сеансу данная проблема приобрела наибольшую значимость в групповом процессе. Стало очевидным, что агрессивные, неприязненные и скептические отношения между женщинами и мужчинами являются своего рода местью равнодушной, суровой, тираничной и всевластной матери, которая, как казалось пациентам, имея все, отказывала им в малом, бросила их на произвол судьбы и могла бы даже обречь их на голодную смерть. Пациенты противостояли своим партнерам, словно матери; точно также поступали они в супружеских отношениях, в отношениях с руководителем группы и собственными
46
детьми. Эти субъекты отношений бессознательно олицетворяли для них собственную мать. Господин Гетц, почувствовавший себя изгоем на стадии эротизированных переносов, теперь снова включился в групповой процесс, поскольку его желание отомстить матери было наиболее выраженным. Он взял на себя роль «осадного орудия», которое было призвано сокрушить руководителя группы, хотя подобное стремление сопровождалось тревогой за исход терапии, ведь пациенты могли на самом деле лишиться руководителя и потерять надежду на излечение. В результате группа сосредоточила свои усилия на защите руководителя, подвергавшегося нападкам. Господин Гетц воспринял это как предательство и перенес свой удар на бывших «соратников», а теперь ренегатов. Развитие группового процесса выявило, что смертельная ненависть, связанная с усиливающейся регрессией, обусловлена не только местью, возникшей как реакция на детское разочарование, но прежде всего глубоко коренящейся в подсознании завистью. Наиболее показательным в этом смысле было поведение господина Гетца. Ему была свойоственна гротескная зависть безработного к работающее человеку, поденщика к «толстому боссу», страдающего и зависимого пациента к врачу, бездушному как истукан. В детстве он приблизительно также завидовал матери.
На этом необходимо прервать повествование о развитии терапевтического процесса в группе I, чтобы поговорить о двух наиболее значимых элементах групповой терапии и психоанализа в целом, а именно: о феноменах сопротивления и переноса. Вслед за этим я расскажу о развитии терапевтического процесса в группе II, доминантой которого явилась борьба за отца. К группе I мы еще обратимся в связи с обсуждением отношений между матерью и младенцем и их роли в групповом процессе.