Экстрим - Страница 5

– Спасибо, но в этом нет необходимости. Я завернула по пути в один из придорожных ресторанов. А вот бар у вас тут есть?

– Да.

– Я отдохну немного, а потом, если будет настроение, спущусь и чего-нибудь выпью.

Вторично вернувшись в бар, Эми увидела, что Ник прошел за стойку и цедит себе очередную пинту лучшего бочкового.

– Так почему ты ничего мне о ней не сказала? – спросил он, поднося кружку к губам и шумно втягивая пену.

– Я думала, ты сам увидишь по регистрационной книге.

– Да что ты, лапа, я оставляю все это на твое попечение. А сколько она думает тут прожить? До завтра? Неделю?

– Номер был заказан на неопределенное и уж точно долгое время.

Против ее ожидания Ник не выказал ни восторга, ни удивления, а только заметил:

– Если так, то нужно будет выписывать ей счет в конце каждой недели. Лучше уж перебдеть.

Эми нахмурилась и вышла следом за Ником из-за стойки.

Она собрала со столиков немногочисленные грязные стаканы. Поменяла Нику и его дружкам пепельницу. Вернувшись за стойку, перемыла все стаканы под сильной струей воды и расставила их на резиновом поддоне сушилки. Она думала о Нике с его непрерывной пьянкой, о том, как засосала его бесцельная, бессмысленная жизнь, когда один день перетекает в другой без всяких улучшений и изменений. Ну а что бы еще можно было ему предложить? Более того, что бы еще можно было предложить ей самой? Ее родители умерли, Джейс погиб, многие ее друзья уехали в Брайтон, Дувр или Лондон – куда угодно, лишь бы прочь из Булвертона – в надежде начать новую жизнь. За последние месяцы из города уехало много людей. В ней крепло желание последовать их примеру.

Две недели назад Эми получила письмо от своей двоюродной сестры Гвинет, которая десять лет назад уехала в Австралию подработать на каникулах, влюбилась в молодого строителя и решила не возвращаться. Она вышла замуж, получила австралийское гражданство и обзавелась двумя маленькими детьми. Эми с Гвинет обменивались письмами нечасто, последний раз это было где-то прошлой зимой. В новом письме сестры сквозила озабоченность, как-то живет теперь Эми в своем Булвертоне. Подобно многим людям со стороны, она явно боялась хоть словом упомянуть постигшую городок катастрофу. Гвинет не в первый уже раз уговаривала Эми слетать на отпускное время в Австралию и посмотреть, как ей понравится Сидней. Она писала, что у них есть свободная комната, что живут они в получасе езды от центра, а до гавани и прекрасных серфинговых пляжей от них вообще несколько трамвайных остановок…

– Привет.

Эми вздрогнула и удивленно вскинула глаза; она почти уже забыла, что американка думала спуститься в бар.

– Извините, – сказала Эми, – я тут так задумалась, что и забыла, где нахожусь. Налить вам что-нибудь?

– Да, пожалуйста. У вас есть бурбон?

– Есть. Вам со льдом?

– Со льдом. И пусть, пожалуй, будет двойной.

Эми отвернулась, сняла с полки стакан и налила двойной бурбон.

Когда она снова повернулась, миссис Саймонс уже сидела на одном из высоких табуретов, наклонившись вперед и упираясь локтями в стойку. Выглядела она устало, но, похоже, начинала уже отходить.

– В общем-то я думала, что сразу усну и не проснусь до утра, – сказала она, сделав первый глоток. – А потом вдруг осознала, что сижу в незнакомой комнате в тысячах миль от дома и что сна ни в одном глазу. Думаю, я все еще вроде как в том самолете.

– Вы впервые в Англии?

– А это хорошо или плохо? Будем считать ваш вопрос комплиментом, – криво усмехнулась миссис Саймонс, взяла стакан, собираясь, по-видимому, глотнуть еще, но потом передумала и опустила его на стойку. – Моя мать была англичанкой, и родилась я здесь, на островах. Так что в этом смысле я англичанка. Отец у меня был военным, летчиком. Не знаю уж, какой термин для этого у вас, но у нас в США таких, как я, называют военно-воздушными ублюдками. Моя мама вышла за папу, когда он служил на одной из здешних авиабаз… Тогда ведь здесь стояло много наших частей. Он был родом из Виргинии. Вы когда-нибудь слышали про такой город Ричмонд?

– Да, слышала. А ваши родители, они еще живы?

– Нет. И уже давно, – добавила американка, вскинув и тут же опустив глаза. – Я постоянно их вспоминаю, но теперь уже…

– А у вас сохранились воспоминания об Англии?

– Я была тогда совсем еще маленькой да к тому же редко покидала базу. Вы же знаете, как это принято у американцев, они не любят расставаться со знакомой обстановкой. Мой папа, он тоже был из таких. Мы жили на базе, ходили на базе в магазины, ели на базе гамбургеры и мороженое, смотрели на базе кино, и все друзья моего папы, они тоже были с базы. Мама возила меня время от времени в Биркенхед, к бабушке и дедушке, но эти поездки мне почти не запомнились. Слишком уж я была маленькая. Я выросла в США. Так я и говорю, когда меня спрашивают, потому что чувствую: там и есть моя родина.

У американки была характерная манера, возможно обостренная ее усталостью: она часто поглаживала себя за левым ухом и чуть пониже затылка. Шелковый шарфик не давал понять, что у нее там, больное место или что. Скорее всего, просто одеревенела во время полета и поездки шея.

– Так вы приехали отдыхать? – спросила Эми.

– Нет. – Стакан уже опустел, и американка машинально вертела его в руке. – Я хочу здесь поработать. А можно, я вас угощу?

– Да нет, не стоит. Спасибо.

– Вы уверены? Ладно, а я возьму еще один двойной, и хватит. Я ведь и в самолете пила, но там это как-то совсем не чувствуется. Не чувствуется, пока не пойдешь в туалет, а там начинает казаться, что самолет не ровно летит, а скачет, как лошадь. Но все это было давно.

Она обхватила ладонями свеженаполненный стакан.

– Огромное спасибо. Кажется, я слишком разболталась. Но это только сегодня, обычно я не такая… Хочу лечь в постель и уснуть, а сейчас у меня это просто не получится, если не приму предварительно пару порций. – Обводя взглядом почти опустевший бар, американка на мгновение приоткрыла шею. – А чем тут у вас люди в основном занимаются?

– Да ничем таким особенным, – пожала плечами Эми. – Многие переезжают сюда, когда выходят на пенсию. Если прогуляться в сторону Бексхилла, увидите там много больших старых зданий. Все они, за немногими исключениями, превращены теперь в дома для престарелых. Работы в городе почти нет.

– А есть тут на что посмотреть? Ну, всякие там места, которые показывают туристам.

– Когда туристы сюда еще ездили, все они восхищались нашим Старым городом. До него тут рукой подать. На задах гостиницы, где вы поставили машину, проходит дорога, ведущая от побережья вверх. По ней вы попадете на базарную площадь, в самое сердце Старого города.

– А музей тут какой-нибудь есть?

– Маленький. Еще один есть в Бексхилле и пара – в Гастингсе.

– Краеведение, и всякое такое?

– Я давно не бывала ни в каких музеях, так что толком и не помню, но вроде бы так.

– А есть тут какая-нибудь газетная редакция, где я могла бы навести справки?

– Да, «Курьер». В Старом городе есть контора, где они принимают заказы на частные объявления. Но редакция у них не здесь, а вроде бы в Гастингсе. А может, даже в Истбурне. Завтра утром я попробую для вас разузнать.

– Так эта газета печатает не только местные новости? В смысле, что не только про Булвертон?

– Наш город слишком уж маленький, чтобы иметь свою отдельную газету. Ее настоящее название – «Бексхиллский и булвертонский курьер», но все говорят просто «Курьер». И она тут единственная на все побережье вплоть до залива Певенси.

– Понятно. Большое спасибо… Я ведь так и не знаю вашего имени.

– Эми. Эми Колвин.

– Очень приятно познакомиться, Эми. А меня зовут Тереза.

Тереза встала, пояснив, что пора бы и на боковую; Эми еще раз спросила, все ли в ее номере в порядке, и услышала, что да, все в полном порядке.

Уходя, Тереза сказала:

– Извините, что я спрашиваю, но что это у вас за такой интересный акцент?