Экстренная связь с машинистом - Страница 8

Появляется Лариса. В руках одна лыжа, одета в костюм лыжника.

Л ю л е ч к и н. О! Супруга моя верная! Куда ж ты собралась?

Л а р и с а (ищет вторую лыжу). В магазин.

Л ю л е ч к и н. А что, много снега? Или мода нынче такая, олимпийская?

Л а р и с а. Я рекламу в метро видела: старые лыжи на новые меняют. Сбор дров называется. Сдавай дрова – вставай на лыжи. Хороший слоган, правда? Свои приносишь, платишь полцены, в обмен получаешь новые, пластиковые.

Л ю л е ч к и н. Ерунда какая!

Л а р и с а. Ну, не знаю.

Л ю л е ч к и н. С креплениями?

Л а р и с а. Что?

Л ю л е ч к и н. Я говорю: крепления на лыжах есть?

Л а р и с а. Нет. Или есть. Да какая разница?

Л ю л е ч к и н. Большая разница! На что тебе лыжи без ботинок?

Л а р и с а. Любоваться буду!

Л ю л е ч к и н. А старые-то куда потом?

Л а р и с а. Старые сжигают. Публично, на масленицу.

Л ю л е ч к и н. Ну, и где это происходит?

Л а р и с а. Кажется, на Дворцовой.

Л ю л е ч к и н. Кажется! Узнай поточнее.

Л а р и с а (находит лыжу). Хорошо, я спрошу. (уходит).

Л ю л е ч к и н (в пространство). Вот и Хармс, Даниил Иванович... Вышел однажды из дома – то ли за спичками, то ли за лыжами... А ведь у него тоже была мечта: уйти в леса, ходить по деревням, рассказывать крестьянам сказки, и в обмен получать еду... Но в нашей советской стране так не разрешалось. Поэтому его посадили в тюрьму... (в кулису). Тайа, принеси блокнот! (после паузы, громче). Тайа! Тайа! Ну, где эта противная субретка?! (достает из кармана новогоднюю хлопушку, стреляет; сыпется конфетти).

Входит Тайа. На подносе блокнот и ручка.

Т а й а. Блокнот, Лев Борисович!

Л ю л е ч к и н. И аспирин! Голова раскалывается от вас.

Тайа уходит. Входит через минуту с таблеткой.

Л ю л е ч к и н (глотая таблетку). Вот семь лет ты здесь вертишься, а с первого раза только в первый день явилась! Нет, милая моя, тебе, конечно, сильно повезло, что ты не служишь в театре. Из театра, между нами, я б тебя давно выставил!

Т а й а. Не известно, дорогой Лев Борисович, где с вами легче – здесь или в театре.

Л ю л е ч к и н. У-у-у, неблагодарная! Ты вспомни, вспомни, кем ты была! Провинциалка. Ни работы, ни прописки! Пришла. Ну, да, милая девочка. А как ротик открыла… Роль Офелии ей подавай! Тоже мне, Бабанова!

Т а й а. А с чего вы взяли, что Бабанова играла лучше? Вы лично видели?

Л ю л е ч к и н. Видел? Да мне не надо ничего видеть! Я читал! Много читал, в отличие от тебя – глупой, пустой девицы (тычет книжкой ей в нос, наступает). Мемуары, монографии, справочники, энциклопедии! Я записан во все библиотеки города, я знаю всё! Вот поэтому я – есть я. А ты... Нет, ну бесполезный разговор! Я надрываюсь, она стоит, глазами хлопает! Иди, более не задерживаю! (пауза). Развели приживалок тут, понимаешь...

Тайа уходит, явно расстроенная.

Л ю л е ч к и н (записывает в блокнот, потом швыряет его на пол). А! Дурацкий день! Ничего путного! Хоть отменяй выходные! Решительно, решительно нечем заняться!

Появляется Василиса. На ней длинное бархатное платье, косынка. В руках нотная тетрадь.

В а с и л и с а. Здравствуй, папочка! (целует Люлечкина в щеку).

Л ю л е ч к и н. А, Вася, привет, мой хороший! Как дела?

В а с и л и с а (присаживаясь на краешек «сцены»). Нормально. Видела маму. Она шла на лыжах. С одной палкой почему-то. Не знаешь, куда?

Л ю л е ч к и н. Вероятно, в магазин.

В а с и л и с а. В продовольственный?

Л ю л е ч к и н (поднимает блокнот, записывает). В спортивный. Она потом тебе расскажет.

В а с и л и с а. А еще я видела Тайю. Она плачет. Почему?

Л ю л е ч к и н (отвлекаясь). Нервы. Все болезни от них.

В а с и л и с а. Ты ее обидел?

Л ю л е ч к и н. Вася, ну, я прошу тебя…

В а с и л и с а (утвердительно). Ты ее обидел. За что?

Л ю л е ч к и н (вскакивая). Господи! Да я ей слова не сказал! Про Офелию мы говорили, про Офелию!

В а с и л и с а. Что такое «про Офелию», я в курсе!

Л ю л е ч к и н. Ну, хорошо, хорошо! Чего ты хочешь?

В а с и л и с а. Я хочу, чтобы ты к ней не приставал. Она впечатлительна и очень несчастна. Но если тебе вздумалось ее доконать – тогда конечно.

Л ю л е ч к и н. Ой, ну, откуда ты это взяла?

В а с и л и с а. Кроме нас у нее никого нет. В конце концов, мы ведь вместе живем, в одном доме. Можно как-то подстроиться под человека!

Л ю л е ч к и н. Подстроиться? Я? Скажи еще – подвинуться!

В а с и л и с а. А что здесь такого?

Л ю л е ч к и н. Когда у человека хаос в голове, подстроиться под него абсолютно невозможно (шепотом). Она ведь не знает собственных желаний! Не знает, чего хочет! Ну, вот что, что она тут ловит, в этом городе? Славы, денег, можешь мне объяснить?

В а с и л и с а. Кайф. Она ловит кайф. А еще она хочет играть.

Л ю л е ч к и н. Ну, и ехала бы в свой Алапаевск. Играла б там на здоровье. В местном театре.

Раздается звонок в дверь.

В а с и л и с а. Это мама пришла.

Входит Тайа. На ней совершенно нелепые очки, уродующие лицо.

Т а й а. К вам молодой человек.

Л ю л е ч к и н. Ну, проси! (показывает на очки). Господи! Что это?

Т а й а (делая ударение на букве «О»). Очки.

Л ю л е ч к и н. Умопомрачительно! Зачем ты их нацепила?

Т а й а. Чтобы лучше вас видеть!

Л ю л е ч к и н. Ведь я подарил тебе линзы!

Т а й а. Ваши линзы, Лев Борисович, оказались неконтактными. (уходит).

Л ю л е ч к и н (Василисе). О! Видала? Это как называется? Благодарность?

Появляется Платон Чехов. На нем костюм байкера – кожаные штаны, кожаная куртка в заклепках, длинный белый шарф, в руках мотоциклетный шлем.

Ч е х о в. Здравствуйте! Разрешите представиться: Платон Чехов. Не родственник, но литератор. Драматург.

Л ю л е ч к и н (пожимая руку Чехова). Ну, что ж, очень приятно. Меня вы знаете. А это (показывает на Василису) моя дочь Вася. Хм… Василиса.

Ч е х о в (подходит к Василисе, целует руку). Рад познакомиться! Чехов.

Л ю л е ч к и н. Ну, так с чем же, Платон…

Ч е х о в. Алексеевич.

Л ю л е ч к и н. Платон Алексеевич, к нам пожаловали?

Ч е х о в. С пьесой. С новой моей пьесой.

Л ю л е ч к и н. Прекрасно! (берет Чехова под руку, они прогуливаются). А известно ли вам, любезнейший господин Чехов, что современные вещи меня как-то не увлекают? (говорит нараспев). Ну, не интересуют, не волнуют, понимаете? Я ставлю классику: Гоголя, Островского, Шекспира, Тургенева, на худой конец.

Ч е х о в (улыбаясь). Конечно!

Л ю л е ч к и н. Так зачем же вы, драгоценнейший мой, приехали?

Ч е х о в. Чтобы вручить вам пьесу (оба смеются).

Л ю л е ч к и н. Боже мой, Платон Алексеевич, помилуйте! Из Мурино в центр города, такая дорога, такая погода…

Ч е х о в. Не извольте беспокоиться, милейший Лев Борисович!

Л ю л е ч к и н. Ну, я, право, не знаю… Может, чаю?

Ч е х о в. С превеликим удовольствием!

Л ю л е ч к и н. Тайа!

Входит Тайа. На подносе три чашки и печенье-буквы.

Ч е х о в (слегка одурев от ее вида). Благодарю!

Л ю л е ч к и н (делая большой глоток). Мм, зеленый, с бергамотом!

Ч е х о в. А у меня, вы знаете, матэ с лимоном!

Л ю л е ч к и н. Что вы говорите? Боже мой, как прекрасно! (обращаясь к Василисе). А у тебя, солнце мое, какой?

В а с и л и с а. Индийский. Со слоном.

Л ю л е ч к и н. Надо же! Вот, Тайа, молодец! Умница! (поглядывая на Василису, обращается к Чехову). Знаете, мне страшно повезло с прислугой. Девушка исключительных качеств: скромная, добрая, исполнительная, я бы даже сказал – самоотверженная. В наше время это такая редкость…