Экстренная связь с машинистом - Страница 11

Т а й а (смеется). Да, нет. Это папочка мой древним востоком увлекался. В детстве. Тайа – жена Аменхотепа III. Фараона. А еще у Волошина стих такой был, про царевну Таиах.

В а с и л и с а. Да, папа у тебя большой оригинал. Ну, а ласково как он тебя называл?

Т а й а (улыбаясь). Таичка, Тайчонок...

В а с и л и с а. Красиво… А меня Вася.

Т а й а. Так ведь он не родной, отец твой.

В а с и л и с а. А родной, думаешь, изобрел бы нечто гениальное?

Т а й а. Ну, я не знаю. Можно звать Лиса, можно Васса.

В а с и л и с а. Васса Железнова. Привет от Максима Горького.

Т а й а. Да не расстраивайся ты! Это не самое страшное. Между прочим, одну из красивейших женщин Петербурга звали Паллада Олимпиевна. И была она, не больше не меньше – любовницей барона Врангеля… Ой, а что это за духи у тебя? «Hugo boss woman»?

В а с и л и с а. Наверное. Мама подарила. Я в них не разбираюсь.

Т а й а (подсаживаясь ближе). А мои духи тебе нравится?

В а с и л и с а. Очень. Ты вообще мне нравишься. Ты умная. Расскажи еще про Палладу. Кто она?

Т а й а (задумчиво). Ну, она была поэтессой, хозяйкой литературного салона. Дружила с Ахматовой, Глебовой-Судейкиной. Танцевала. Обожала выходить замуж, носила браслеты на лодыжках, ярко одевалась. Теперь этим никого не удивишь, но в начале века сие означало эпатаж.

В а с и л и с а. Богема!

Т а й а. Милое хулиганство.

В а с и л и с а. Только и всего?

Т а й а. Ходят слухи, она была лесби.

В а с и л и с а. Да ладно!

Т а й а (подсаживаясь еще ближе, трогает волосы Василисы). А знаешь ли ты, дорогая моя Васса, что Анна Андреевна в молодости жила с Глебовой-Судейкиной?

В а с и л и с а. Что-то слышала, но смутно верится...

Т а й а. Именно так! Можешь не сомневаться. (берет пьесу). Ну, что? Почитаем по ролям?

В а с и л и с а. Почитаем...

Девушки ложатся, открывают пьесу, листают, смеются. В этот момент входит Чехов.

Ч е х о в. Ой, простите. Доброе утро! Мне назначено на час. Лариса Петровна...

В а с и л и с а. А, господин Чехов, милости просим! А мы с Тайей как раз изучаем ваше произведение.

Т а й а. У нас читка, вы не против?

Входит Лариса. На ней красное вечернее платье, серьги, браслеты, колье и т.п. Девушки встают, поправляют одежду.

Л а р и с а. Вообще-то, уже час. (обращаясь к Василисе). У тебя хор в половине второго. Ты не опоздаешь?

В а с и л и с а. Я поеду на машине.

Л а р и с а. Ну, если у тебя есть лишние деньги... Тайа, принеси чай. Мне как всегда, а Платон Алексеевич...

Ч е х о в. Мне кофе, если можно.

Т а й а. Конечно. (уходит).

В а с и л и с а (подходит к матери, вручает рукопись). Возвращаю!

Л а р и с а. Боже мой, а чем ты так недовольна?

В а с и л и с а. Я, мамочка, всем довольна.

Л а р и с а. Ну, как знаешь. Не хочешь говорить – твое дело. После обсудим. А теперь сделай милость, оставь нас.

В а с и л и с а. Пожалуйста! (уходит).

Л а р и с а (дождавшись ухода Василисы). Я прочла вашу пьесу. Мне нравится в целом. Теперь дело за моим... дело за Львом Борисовичем.

Ч е х о в (бросается к Ларисе, встает на колени). Лариса, я без ума! Какая пьеса! Я не могу ни о чем думать. Вы! Только вы! Манящая, дурманящая, ослепительная женщина!

Л а р и с а (пытается отстранить Чехова). Да вы что!

Ч е х о в. Ты, ты, ты, говорите мне ты! Я тоже хочу говорить ты!

Л а р и с а. Платон Алексеевич, я не давала вам никакого повода...

Ч е х о в. Мне не нужен повод, я люблю тебя!

Л а р и с а (тая в объятьях Чехова). Господи, Господи, ну, зачем ты здесь?! Зачем ты пришел в мой дом? Я привыкла так жить, я всегда жила так!

Ч е х о в. Но ведь это не жизнь, Лариса! Ты мучаешься, ты молода, красива, подумай!

Л а р и с а. Да, да! Я думала и мне страшно! В одну секунду все рухнет, весь налаженный быт, понимаешь?! Боже мой, да что ты можешь понять – маленький счастливый безумец! (напрягаясь). Лев! Он идет. Завтра, умоляю, завтра приходи!

Входит Люлечкин. На нем элегантный костюм и галстук.

Ч е х о в. Доброе утро, Лев Борисович!

Л ю л е ч к и н. Утро? Я бы не сказал... Вот что, молодой человек! Я ознакомился с вашим творением...

Входит Тайа. На ней еще более откровенный наряд, чем в первый раз.

Т а й а. Чай, Лариса Петровна. Кофе для гостя. (к Люлечкину). Вам что-нибудь нужно?

Л ю л е ч к и н. Пожалуй, нет. Ступай!

Т а й а. Лев Борисович, там квитанция... счет по оплате...

Л ю л е ч к и н (залезает в карман, выдает деньги). Хватит?

Т а й а. Вполне! (исчезает).

Л ю л е ч к и н. Так вот... (садится на свой «трон»). Я прочел пьесу и, в принципе, она мне нравится. В том смысле, что это, как бы поточнее выразиться – хороший зачин, понимаете? Хороший материал. Там есть интересные моменты, актуальность опять же, но... она сыровата, не хватает мастерства. Мастерства ведения сюжета. Недостаточно раскрыты характеры, конфликт не вполне прорисован, мало событий. Помните триаду Гегеля – начало борьбы, ход борьбы, результат борьбы? Вот если бы вам удалось все это соединить, у вас получилась бы замечательная вещь, понимаете?

Ч е х о в. Понимаю.

Л ю л е ч к и н. Да вы не расстраивайтесь, Платон Алексеевич! Ведь это первая ваша пьеса. Ничего страшного. Дело, как говорится, поправимое...

Ч е х о в. Что вы имеете в виду?

Л ю л е ч к и н (обмахиваясь рукописью). Ну, как что? Надо работать: убирать, добавлять, переделывать.

Ч е х о в. А это поможет?

Л ю л е ч к и н. Ну, разумеется! Мой юный друг! Я помогу вам, если вы не против, конечно.

Ч е х о в. Я не против.

Л ю л е ч к и н. Вот и славно! А когда мы перепишем пьесу, сделаем ее безукоризненной, я – с вашего разрешения, – поставлю туда свою фамилию. Буду, так сказать, вашим соавтором.

Ч е х о в. Да? А что это значит?

Л ю л е ч к и н. Ничего! Просто на афише будут стоять две фамилии: моя и ваша.

Ч е х о в. Только и всего?

Л ю л е ч к и н. Только и всего! (отхлебывает кофе из чеховской чашки).

Ч е х о в. Ну, тогда я согласен!

Л ю л е ч к и н (обнимает Чехова, они прогуливаются). Понимаете, это хороший промоушен! Ведь вас никто не знает, несмотря на то, что вы тезка классика. А так, рядом с моей фамилией, ваша будет выглядеть весьма эффектно.

Ч е х о в. Хорошо, Лев Борисович. Я абсолютно вам доверяю. Ваш опыт, ваш авторитет для меня имеет огромное значение... И когда же мы приступим к нашим исправлениям?

Л ю л е ч к и н. Да хоть сейчас! Ларочка, оставь нас! Да, и скажи Тайе, чтобы на ужин подала ребрышки. (видя ее неодобрение). Ну, прости. Я все еще плотояден.

Лариса уходит.

Л ю л е ч к и н. А знаете, какое самое неудачное блюдо из ребрышек?

Ч е х о в. Нет.

Л ю л е ч к и н. Женщина. (меняя тон). Ну-с, дорогой Платон Алексеевич... (пауза). Позвольте, я буду называть вас по имени? Или, быть может, уменьшительно?

Ч е х о в. Это немного странно, Лев Борисович... Так меня называла мама в детстве...

Л ю л е ч к и н (говорит очень медленно). Тем лучше. Вы быстрее ко мне привыкните... К моей руке, к моему ритму, слову... Мы ведь с вами теперь одно целое, одна боль, одна соль... Не так ли?

Ч е х о в. Пожалуй...

Л ю л е ч к и н (присаживаясь ближе, открывает первую страницу пьесы). Давайте начнем... (щелкает пальцами). Реплика!

Ч е х о в (читает, удивляясь собственным словам). Здесь неуютно... Многое изменилось. Холодно, мрачно. Дом, словно раздетый...

Л ю л е ч к и н (входя в образ). Это оттого, что тебя нет... Хочешь, я принесу дрова, и мы затопим камин? (пауза). Ты еще видишь меня во сне?

Ч е х о в (в некотором замешательстве). Иногда... Но так, смутно...