Экстремист - Страница 83
Через спутник «Космос — 2227» я дал указание хакеру Фадеечеву работать по плану «Копейка», ранее оговоренному; банковский же компьютерных дел мастер проверял эффективность наших угроз, используя портативный писюк.
Не вдаваясь в технологические подробности, скажу лишь одно: через минуту целенаправленный заряд ЛБ шарахнул по Системе банка, владельцем коим был господин Дубовых, и так, что мой собеседник в одночасье лишился пятьсот миллионов долларов. О чем сдержанно сообщил специалист, щелкающий на Pentiume.
— Как это? — не понял Дубовых, оправдывая свою фамилию. — А куда они ушли?
— В бюджет России, — последовал ответ.
— Это серьезно?
— Боюсь, что молодой человек говорит правду, — сказал специалист.
— Ах, как плохо, — огорчился хозяин жизни.
— А я предупреждал, — сказал я со скромностью клерка. — Могу продолжить?
— Пока не надо, — поднял руку мой собеседник. — А где гарантии, Петя, что подобное не повторится?
— Мое слово, — ответил Петя.
— Это черт знает что! — занервничал Дубовых. — Простите, Петя, кто ныне верит словам?
— Вы поверите. И потом — мои требования очень скромны.
— Скромный молодой человек, — хмыкнул хозяин жизни. — А вы на кого трудитесь, Петя?
— На себя.
— Так не бывает, Петенька.
— Бывает.
— Не бывает.
— Бывает.
— Ну хорошо, — сдался мой собеседник. — Я почему-то вам, Петр, верю. И хочу быть с вами тоже откровенным: наша беседа записана на видеоапаратуру.
— Отлично, — улыбнулся я. — Надеюсь, я фотогеничен?
— Так что сами понимаете, если вы, Александр Владимирович, — ответил улыбкой, — нарушите слово, мы вынуждены будем принять адекватные меры. У вас, как я знаю, жена на сносях…
— Мечтаю быть папой, — ощерился я, переведя дух. Какой позор: так недооценить противника! Так лопухнуться. Так околпачиться. Стыд и срам.
— Не хотелось бы переступать некие законы, которые ещё тлеют у нас здесь, — потукал себя по груди. — Понимаете, Александр Владимирович, о чем речь?
— Понимаю, — скрипнул я всеми суставами. — Сука Орехов продал с кишками. Нарежу из него кожаных портмоне. Я — не я буду!
— Кровожадны вы, Александр Владимирович, кровожадны, — добродушно засмеялся великий интриган. — Жаль нам терять такого… эээ… работника, но, — развел руками, — вы меня убедили. За свои ошибки надо платить. Иногда собственной головой.
— Ваша правда, — дипломатично подтвердил я.
— Кстати, не желаете сбыть, так сказать, свою игрушечку. По хорошей цене.
— Не продается.
— А подумать. Добрая цена. Можно прикупить необитаемый островок. В личное пользование.
— Мой остров — Россия, — не без пафоса ответил я.
— М-да, жаль, — покачал плешивой головой Маккиавелли банковского производства. И щелкнул пальцами. Из знойного марева появился гибкий человечек. С географической картой Московской области. — Ну, любезный Петр, слушайте меня внимательно.
Выяснилось, господин Орехов и два его телохранителя отдыхают в санатории Министерства Обороны «Заречье», что в семидесяти пяти километрах от белокаменной. Местечко прекрасное — сауна, теннисные корты, спортивные тренажеры, река с пляжем. Кормят на убой. Так что дело за малым — рвать в «Заречье» и накрывать подлеца за употреблением диетической брюквенной каши.
Я поблагодарил господина Дубовых за полезную информацию. Вот что значит найти общий язык с достойным противником. Никакого кровопускания и мордобоя, кроме легких душевных оплеух, и все довольны. Даже праздный народец несмело начал возвращаться на лавочки, когда уяснил, что перестрелка ракетными снарядами временно отменяется. Приятно, черт дери, дарить людям праздник, на это сказал господин Дубовых, когда мы решили прогуляться вокруг памятника. Я согласился: это благотворно действуют на нас флюиды великого Александра Сергеича. Наше национальное богатство, с гордостью подтвердил мой спутник, как там: Деньги? — деньги Всегда, во всякий возраст нам пригодны; Но юноша в них ищет слуг проворных И не жалея шлет туда, сюда. Старик же видит в них друзей надежных И бережет их как зеницу ока.
На такие прекрасные и злободневные поэтические строки раздались аплодисменты: публика решила — начинается Пушкинская декада и с воодушевлением приняла декламатора. И его декламацию. О финансах.
Через несколько минут мы с банкиром едва выдрались из толпы почитателей гениального поэта. Под декламацию его стихов. Вот что значит всенародная любовь. И я не шучу. Какие могут быть шутки в этом самоочевидном вопросе?
На этом наша встреча закончилась, и господа банкиры удалились в свои родовые поместья. Что там говорить: хорошо, что все хорошо заканчивается. Таки дернули меня за мотню и так, что заломило весь скелет. Нельзя быть таким самоуверенным болваном, предупредил я себе, небось, они держали Орехова в багажнике. В качестве консультанта. Хотя подозрительно легко он сдан. Как стеклотара. Не порешен ли генералишко, пока мы разводили антимонии у памятника? Вот это будет фельда![23]
По рации мною был дан отбой акции «Памятник», и скоро все бойцы пыхтели в джипе, выбирающегося на тактический простор скоростного бана. Я начал разбор полетов, чтобы не забыть деталей прошедшей операции.
— Резо, — спросил я. — Зачем выдернул пулемет? Без приказа. Приятно, что народ у нас культурный: решил — кино снимают.
— Ничего не знаю, — буркнул Хулио. — Ты махнул газеткой — махнул. Как договаривались.
— Я махнул?
— Так точно, Александр Владимирович, — сказал Куралев. — Было дело.
— Готовность номер один, — поддержал товарищей морпех. — Как договаривались.
— М-да, — крякнул я. — Радует, что не начали долбить.
— Новой отмашки не было, командир, — радостно сообщил диверсант. Жаль, жахнули бы. Со всех стволов!
— Мы разве о газетке договаривались? — удивился я.
— А как же, — хохотнул Резо.
— Ну да, — подтвердил Никитин.
Я неумело перекрестился. На что Куралев сочувственно заметил, что во мне, наверное, старая контузия блудит: тут помню, а там глубокий овраг.
— Вроде порядок, — аккуратно пощупал голову. Под смешок товарищей. Функционирует нормально, как космическая станция. Но в следующий раз никаких отмашек — стояли на пороге гражданской войны.
— И до чего дотрекались? — поинтересовался Никитин окончательным результатом переговоров.
— Сдали Орехова.
— Не подставка?
— Хер их знает, — развернул я географическую карту. — Может, и подстава. Давай-ка в обход?
И мы тихо-мирно покатили проселочными дорогами. Нормальные герои идут непроторенными путями, это правда. Если и существует низкий заговор, мы обойдем врага с тыла и вмажем из всех наших огневых средств.
— А лучше запустим в санаторий диверсанта и морскую пехоту, предложил я. — Они сработают без шума. Так?
— Так точно, — гаркнул морпех.
— Заметано, — заговорщически кивнул Куралев.
— А я куда? — поинтересовался Резо, который не навоевался в Абу-Даби.
— Замаскируешься в канавке, — ответил я.
— Вах, какая канава? — возмутился Хулио.
— Сточная, — прыснул Никитин.
И так далее. Приятно было трепать языком, болтаясь в авто на родных пыльных рытвинах. Не за какое золото мира и денежную требуху невозможно добыть этого чудного единения и с товарищами, и с тихими, обомлевшими от зноя перелесками-полями, и с выцветевшими высокими небесами, и шафранным жарким солнечным светом.
Эх, родина моя, чем прогневала Творца? Почему в наш благодатный край насылаются, как смерчи, окаянные напасти? За какие такие грехи? Нет ответа. Можно предположить, что народец нарушил некий В ы с ш и й з а к о н внутри себя, и поэтому имеет то, что имеет. Вот в чем дело. Такая вот печальная диалектика. И, кажется, нет силы, способной изменить такое положение вещей. Или-таки есть такая сила? А?
Случилось то, что должно было случиться. В патовых ситуациях большинство предпочитает действовать по арифметическому правилу: вычитание. Вычитание человека из жизни — и никаких проблем. У оставшихся жить.