Экстремист - Страница 10

Стрелять в беззащитный шлакоблочный затылок — не мой профиль. И меня услышали. По той причине, что между сосен снова бродила тишина. Кажется, счастливчик и не понял, что случилось? Он оглянулся на голос, а невидимая пуля уже аккуратно дробила лобную кость.

Повезло, что там говорить. Даже можно заказывать открытый гроб. На радость родным и близким. Лишь лоб необходимо прикрыть бумажной полоской с поминальной молитвой. Из эстетических соображений.

Что же потом? Началась обычная следственно-колхозная суета. И уборка схожих из-за общей смерти жаверов, то бишь мужиков. Думаю, девушка Фора порадуется утром, узнав, какие с трудом обуздываемые страсти… вокруг её стана.

Более всех в этом мелком недоразумении пострадал Никитин. Морально. Поскольку аховая пуля, угодив в фару джипа, раздробила её в стеклянно-мозговую кашицу. Очень неприятное зрелище. Для того, кто любит и холит свою автомобильную лошадку. Мы с Резо-Хулио успокаивали конюха, как могли.

Потом посидели на крыльце, покурили. В свете последних событий нам вспомнился анекдотец:

— Ваня дома? — Ваня умер. Хумарик затянулся косячком и снова спрашивает: — Ваня дома? Я же сказала вам: — Ваня умер. — Так я не понял, он что, за коноплей не поедет?

Посмеялись. Я обратил внимание, что наш флигелек не содрогается от оздоровительного храпа и пригрозил обитателям его утренним марш-броском до Гвинеи-Бисау. На этом вполне удачный для многих денек закончился. И слава Богу!

Я всегда подозревал, что мой друг и приятель Орехов когда-нибудь будет фельдмаршалом Службы безопасности. Если, конечно, из-под него не вырвут казенный стул. Такие же любители воплощать горячую мечту в холодную реальность.

Во всяком случае, его приезд с как бы инспекционной целью в «Аврору» был обставлен в лучших традициях прошлых лет.

Два крейсерских 600-х «Мерседеса», передавив непривычных к лихой езде комендантских кур, остановились у кафе. Дорогого гостя встречали хлебом-солью. Местное богобоязненное руководство. И девушки. В руках Форы горбилось какое-то кондитерское изделие. (Мы скромно заканчивали ранний свой обед; ранний — из-за приезда высокого гостя, и все торжество наблюдали через новое незамутненное стекло.)

Так вот, два хранителя тела открыли одну дверцу лимузина и оттуда выбрался величественный полковник. Надувал щеки, как цирковой борец. Осмотрелся хозяином, как мои владения и моя челядь, не балуют людишки? Комендант в ответ двинул тяжелое вооружение: Фору с кондитерским фирменным кирпичом на маленьком подносе. Девушка по случаю летнего денечка оказалась в легкомысленной газовой кофточке. С игривым декольте. (Ох, комендант-душка, знал, подлец, человеческие слабости, знал.)

Сдержанно приподняв брови, высокопоставленный чин сделал шаг. А опечаленная известными вчерашними событиями Фора тоже… шажок навстречу.

И о, ужас! Каким-то непостижимым образом сановник влепился державной ряшкой в девственную девичью прелесть. Как кирпич в тесто. Присутствующие на церемонии принялись было любоваться голубыми небесами, да дремучими лесами, однако полковник не сплоховал — отломив кусочек от сдобы, пожевал и громогласно объявил:

— Вкусно, понимаешь. Все вкусно. Спасибо.

Я бы посмеялся, да подавился компотом. Черт-те что?!. Подобное возможно лишь в нашей азиатской глубинке. Теплое, хлебное местечко в казенном доме приобретает какие-то мистические свойства. Странная какая-то закономерность, неправда ли? Мои размышления о смысле жизни прервал Алеша Фадеечева, теперь он выступал главным толмачом от имени группы имени меня:

— Александр Владимирович, план мероприятий закончен. Какое будет ЦУ?

— Отдыхать и ждать, — ответил я, — дальнейших указаний.

Все тяжело вздохнули — неужели опять какие-то пакости готовятся и пошли готовиться к отъезду из райского местечка.

Я же дождался полковника для душевной беседы, и мы отправились на речку. Вдвоем. Не считая Резо-Хулио и Никитушку. Я знал, что мой высокопоставленный товарищ плавает, как топор, а это можно использовать.

— О, какой амбре! — восхищался Орехов. — На недельку бы сюда.

— Какие проблемы? — удивлялись мы.

— Нельзя, — покачал головой. — Даже не представляете, какая сейчас битва под ковром. Кости хрустят. — Наступил на сухую ветку. — Вот так вот!

— Да, — посочувствовали мы. — Хай-фай!

— Не то слово! — выступил на бережок. — О! Анталия!.. Погреем косточки, — и с тяжелым прискоком, раздеваясь, побежал к воде.

Мы переглянулись — генералишко всем своим изнеженно-сдобным видом напоминал о вреде борьбы под пыльным дворцовым ковром.

— Как булка, — сплюнул Резо. — Утопить?

— А, ревнуешь к Форе, — засмеялся я.

— Кто я? — возмутился Хулио. — Вах! Какой я! И какой он, да? Никитушка?

— А, оба вы хороши! — отмахнулся тот.

— Не, пойду утоплю!

— Я тебе утоплю, — пригрозил я. — Он мне ещё нужен. Живым.

И через несколько минут мы уже орали друг на друга, я и полковник, которому как, оказывается, осточертело меня прикрывать: я стреляю, понимаешь, а он отдувается.

— Что, нельзя было этого дон-хуана взять живехоньким?

— Нельзя, — огрызался я.

— А я тебе, сукин сын, не верю! — погрозил пальцем. — Ох, Алекс, гляди! Ты работаешь не на меня, а на Систему!

— Тогда у меня три вопроса.

— О, мама-мия! — вздернул руки к Ра; был похож на древнеегипетского жрица. — Только начинай с самого легкого. А то мне уже дурно.

Я задал первый вопрос. И получил ответ: Тело встречаем в полночь. Все вместе. В Шереметьево-2.

Я задал второй вопрос. И не получил ответа. Я задал третий вопрос. И не получил ответа. Поднялся с песочка и, отряхиваясь, проговорил:

— Да еп`итесь вы сами! Под своим ковром! — и хотел пойти топиться.

— Ну ладно! — занервничал полковник. — Саша, я знаю столько, сколько мне положено знать. Хочу спать спокойно.

— Спокойно в могиле, — заметил я.

— Типун тебе на язык.

— Гони информацию!

— Тьфу на тебя, — плюнул на себя Орехов. — Ну, держись. Сам хотел получи по сусалам!

Через десять минут у меня появился выбор: пойти рыть могилку сразу или подождать, пока другие мне помогут в этом.

Тут на берегу появились веселые и свободные до ужина наяды. Вместе с Форой. Полковник тотчас же потерял ко мне всякий интерес. И я его понимал: надо жить сегодняшним днем. Надо вкусить спелый плод авокадо, а не ждать пока он заплесневеет.

За девушками явились и юноши, веселые и свободные. Начался жизнерадостный бедлам. Девушки бегали от мальчиков, те — от полковника Орехова, а тот — от ревнивого Резо, размахивающего корягой. Затем начался пляжный волейбол, ради которого все собрались. Фора демонстрировала чудеса спортивного мастерства. Бедняга Вольдемар пытался соответствовать ситуации. Ему было трудно. Через каждые пять минут он лакал «Буратино», закатывая глаза: о, какая наяда! и убегал дальше гасить мячи — в Фору.

Я же, когда притомился на суше, отправился в тишину речного дна. Там было покойно, светло и чисто. И хорошо думалось. От нехватки кислорода. О чем же были мои мысли? Да ни о чем. Так, мыслишки. Обо всем и ни о чем. Какие могут быть думы у мужика, добросовестно выполняющего свою работу в зоне. Главное, пережить сегодня, и дожить до завтра. А там, как Бог даст. Как говорится, хвали жизнь при смерти, а день — вечером.

Наверное, кому-то интересно, какие же вопросы были заданы мною полковнику. И какие получены ответы.

Первый касался приезда господина Свечкина. И на него был получен ответ. Немедленно. А вот со вторым и третьим случилась известная закавыка, и лишь мой демарш…

Второй вопрос касался личности господина Свечкина. Кто он такой, чтобы его окружать столь плотным биологическим кольцом? Разумеется, анкетные данные мне известны. Но айсберг опасен не видимой частью своей, а наоборот… то, что под водой.

Полковник сообщил мне следующую информацию для размышления. Пересказываю пока в общих чертах, чтобы не погибнуть смертью храбрых от случайного кирпича: г-н Свечкин из команды новых торговцев оружия.