Экстремальное материнство. Счастливая жизнь с трудным ребенком - Страница 14

• когнитивная терапия;

• терапия социальных навыков.

А вот методы лечения с доказанной эффективностью:

• информирование родителей об СДВГ;

• тренинг для родителей по воспитанию детей;

• понимание ограничений таких тренингов (снижают уровень конфликтов и увеличивают взаимопонимание с детьми, но не снимают проблему СДВГ);

• включение подростков в процесс их лечения, тренинги по решению задач и общению;

• информирование учителей об СДВГ;

• тренинг по управлению поведением для учителей;

• специальная помощь в школе;

• регулярные физические упражнения;

• помощь семье/родителям;

• реабилитационные центры (при серьезных поведенческих проблемах);

• группы поддержки для родителей и пациентов. Если эффективность не доказана, это еще не значит, что предложенный метод неэффективен. Это значит, что вам никто не гарантирует результата. Он может быть, а может его и не быть. Стоит рисковать или нет – решать вам.

Впрочем, даже если вы решаетесь на медикаментозное лечение, здесь тоже возможны неприятные неожиданности. На этом пути очень важно доверять врачу, прислушиваться к ребенку и документировать свои наблюдения.

И НИКОГДА НЕ ЗАНИМАЙТЕСЬ САМОЛЕЧЕНИЕМ!

В отечественной литературе синдром дефицита внимания и гиперактивности часто называют «болезнью», «заболеванием». Как мы видели выше, диагноз «гиперкинетическое расстройство с дефицитом внимания» занесен в принятую в России Международную классификацию болезней 10-го пересмотра. Это право медиков – пользоваться своей терминологией.

Хуже, когда медицинская терминология переползает в быт. Когда невнимательных гиперактивных детей начинают считать «больными», соответственно меняется и отношение к ним. И у родителей – «он больной, его надо лечить», «пропишите нам таблеток от гиперактивности». И у педагогов – «если он больной, ему место в спецшколе или психбольнице, а не в детском коллективе». А если он не болен – значит, здоров? Значит, просто ленится?

Но ведь две крайности – это еще не все возможные варианты. Можно быть и не здоровым, и не больным. Примеров таких предостаточно в любой области медицины.

Например, близорукость – это диагноз. Она поддается коррекции (очки, контактные линзы) и даже излечению (операция). Близорукость накладывает на человека ограничения: ему нужен особый режим чтения, работы за компьютером и т. п. Но можно ли считать близорукого человека больным? При близорукости больше -10 можно даже получить инвалидность, а -1 – почти нормальное зрение.

Болен ли гипотоник? Скорее нет, чем да. Давление 90 на 6о – это для многих взрослых обычное рабочее давление, хотя вялость и слабость снижают качество жизни. Но 50 на 20 – это уже в реанимацию.

Расстройство – это не болезнь в полном смысле слова. Это состояние, которое влияет на все сферы жизни ребенка – его здоровье, безопасность, учебу, отношения с родными и сверстниками. Оно может углубляться, все дальше уходя от диапазона нормы в сторону патологии, все сильнее накладывая отпечаток на психику ребенка, все больше искажая его жизнь.

Так надо ли ребенка лечить? Однозначно ответить на этот вопрос трудно. Разные состояния требуют и разных подходов. При инфекции достаточно бывает убить ее возбудителя лекарством и помочь организму восстановиться. А если у человека в результате воспаления уха поражен слух, надо и вылечить воспаление, и подобрать слуховой аппарат, и организовать жизнь человека так, чтобы снизить до минимума влияние на нее нарушенного слуха: например, в школе сажать здоровым ухом к учителю, исключать из экзамена по иностранному языку задания на аудирование…

Чем больше разнообразных функций человека и сфер его жизни затрагивает нарушение здоровья, чем сложнее его природа, тем более важен комплексный подход к проблеме. Обычно он состоит из нескольких частей.

1. Лечение. Нужно выяснить причины нарушения здоровья и найти адекватные пути помощи. Разобраться в медицинской основе проблемы и подобрать лечение. Обнаружить психологические корни и работать с ними.

2. Коррекция, или развитие нужных навыков. Подтянуть отставание до нужного уровня, если (и насколько) это возможно (например, специально работать над развитием внимания или организационных навыков).

3. Компенсация. У человека есть механизмы компенсации: он может восполнить и даже сделать незаметным ущерб от нарушения здоровья за счет опоры на свои здоровые и сильные стороны; нужно научить его понимать свои ограничения, находить способы их успешно обходить и эффективно пользоваться сильными сторонами.

4. Адаптация: приспособление к жизни в обществе с учетом своих ограничений. При гиперактивности ребенка надо учить, например, снимать напряжение способами, не мешающими спокойствию и безопасности окружающих.

5. Особая помощь. Необходимо и встречное движение: не только адаптация человека к обществу, но и адаптация общества к человеку. Это касается и пандусов для инвалидов, и разрешения выйти на уроке лишний раз, и отказ от замеров скорости чтения вслух для дислексика или ученика с заиканием.

Сложные проблемы не имеют простых решений. Справиться с клубком трудностей ребенка поможет согласованная работа нескольких специалистов, усилия родителей, встречные шаги образовательных учреждений и деятельное участие ребенка в собственной судьбе.

При этом сами по себе таблетки не спасут от проблем в детско-родительских отношениях, не вырастят отсутствующих организационных способностей (хотя правильно подобранное лечение может так повысить способность концентрироваться, что и учиться ребенку становится легче, и у родителей возникает меньше замечаний). Родительские усилия и помощь психолога легко свести на нет, если в школе царят категоричность, равнодушие и репрессивные методы обучения. И самая хорошая школа не всесильна, если родители категорически отказываются показать ребенка врачу.

Можно ли справиться с СДВГ без лечения? Можно. Моя дочь выросла без лечения: ноотропы никакого воздействия на дефицит внимания и гиперактивность не оказывали, страттера еще не была зарегистрирована в России, эстулик вообще не обсуждался. Это был очень трудный опыт – и детский, и материнский. Опыт, который оттягивает на себя все ресурсы, которые есть у ребенка и у матери, и иногда оттягивает их у второго ребенка в семье. Помню это горестное чувство, когда всю радость от общения с младшим уступаешь няне, потому что все твое свободное время занимают учебные проблемы старшей.

Мой опыт обусловлен отсутствием выбора. Если выбор есть, сознательно ограничиваться только ставкой на безлекарственную коррекцию и адаптацию во что бы то ни стало вряд ли во всех случаях разумно и милосердно по отношению к ребенку.

Что может сделать лекарство, если оно правильно подобрано и подошло ребенку? Оно увеличивает его диапазон активного внимания и дает ему возможность притормозить. Оно дает шанс. Как мы этим шансом воспользуемся – наше дело. Это выигранное время можно пустить на то, чтобы научить ребенка новым навыкам социального взаимодействия, чтобы поработать над тем, что ему не давалось раньше (лекарство уйдет, а выученная таблица умножения останется), поработать над развитием организационных навыков. Дети, которым подошло лекарство, иногда сами просят продолжать его прием: они узнали себя других, себя настоящих – вдумчивых, спокойных, разумных, без вечной славы «придурка», «психа» или «классного шута». Некоторые говорят о том, что у них как будто появляются силы дочитать параграф, доделать контрольную, вовремя выполнить домашнее задание – вообще чувствовать себя сильным человеком, контролирующим свою жизнь.

Наши соотечественники обычно боятся и врачей, и лекарств. А если вообще не очевидно, что ребенка надо лечить? Может, его в самом деле надо чаще обнимать, или чаще наказывать, или больше обращать на него внимания, или больше с ним заниматься? А если вести – то к врачу или к психологу? А если к врачу – то к какому?