Экстаз - Страница 35

Я кивнул. Он расхохотался.

— Да нет же, это все чушь! Однако скажи мне, почему это я должен с тобой говорить?

— Потому что Кейко Катаока меня об этом попросила.

— Может, она и о Рейко тебе говорила? Она ведь знает ее! — Выражение лица у него изменилось, когда он произнес имя Рейко. В нем появилась какая-то грусть. — Кейко ничего не сказала, когда я уехал из Японии вместе с Рейко. И знаешь почему? Потому что эта девица раз и навсегда решила для себя, что ревность не для нее… Ну вот, а потом Рейко пошла в гору, а я бомжатничаю в Бауэри… Она, конечно, не может не интересоваться, что же произошло, не так ли? Ведь что-то должно было произойти, так? Только должен предупредить, Рейко ничего у меня не отобрала и не воспользовалась мной. Было время, когда я был звездой в этой чертовой Стране восходящего солнца. Вечно в окружении трех-четырех актрис или манекенщиц, не отпускавших меня ни на шаг. Бывало, я спускал миллиона два иен за вечер. То-то повеселился! А вот теперь шляюсь по Бауэри, в Нью-Йорке. И знаешь, именно здесь — самый пик истории: «Он познал рай и ад. Величие и упадок». И ты думаешь, я горю желанием все это тебе рассказать? Думаешь, мне вообще хочется говорить об этом с кем бы то ни было? Очнись! Меня бы очень огорчило, если бы Кейко заставила тебя так подумать. Она в самом деле так тебе и сказала?

— Она попросила меня встретиться с вами. Думаю, она беспокоится.

Я заказал еще одно пиво. «Корона» и правда была гораздо лучше после кокаина. Я вдруг тут же захотел официантку, которая принесла пиво. Я дал бы ей лет сорок, но внимательно поглядев на левую сторону ее лица, я понял, что ей не было еще и тридцати. У нее были потрескавшиеся губы, а кожа местами оголила живое мясо. «Интересно, сколько концов она уже пересосала?»

— Ты вернешься и скажешь Кейко следующее: она и Рейко — две совершенно разные женщины. Разный тип. Разные, но обе красивые и умные. Один молодой журналист как-то сделал репортаж о карнавале в Рио. Он немного походил на меня, тоже любил проституток. Белокурых и веселых. Среди простого народа Центральной и Южной Америки проституция вовсе не является трагедией. Проститутка — это такая же профессия, как. скажем, чистильщик обуви. Так вот, этот молодой журналист снял себе на месяц проститутку, как раз на время карнавала. Он дошел до того, что чуть было не вздумал жениться. Черт! Уверен, она была прехорошенькая. Он осыпал ее подарками: платья, кружевное белье… водил по французским и итальянским ресторанам. Девчонка, наверное, из кожи вон лезла, чтобы ему угодить… Точно. Они, должно быть, оттрахали друг друга по полной… и тело, что называется, и душу. А потом карнавал кончился. Он даже проводил ее после карнавала, отвез домой. Там ему предлагают остаться на ужин, и он видит ее сестру. У нее, конечно, черные волосы, но она оказывается привлекательнее старшей. «Могу я приехать к вам в Рио в воскресенье?» — спрашивает она. «Конечно, какие проблемы», — отвечает он. И она приезжает. Вечером они отправляются кутить уже втроем. Младшая уж очень хорошенькая, он танцует с ней, всю ночь. И тут он понимает, что все напрасно, что на следующий год снова будет карнавал, и всегда будет полно молоденьких и хорошеньких девушек.

— Почему же напрасно? — спросил я, втянув еще одну дорожку кокаина. У меня было такое впечатление, что по горлу течет масло. Я чувствовал, как порошок начинает действовать по всему телу, до самых кончиков пальцев. — Чем больше красивых девушек, тем больше он должен был радоваться, разве нет? Девушка была хорошенькая, какая разница, что это ее сестра.

— Вопрос не в том, хорошенькая или нет. Совсем не в том. Он понял, что просто изголодался и попал в сети собственного тщеславия. Потому как что бы он ни делал, когда чувство голода проходило, оказывалось, что он проглотил слишком много вкусного, и тут ему попадалось кое-что еще лучше, и он не мог отказать себе попробовать и это. Но, видишь ли, никто не может бесконечно поглощать одно лишь хорошее.

Я закурил сигарету с ментолом, продолжая попивать свою «Корону». Я чувствовал, как в крови у меня растворяется какая-то странная смесь. Официантка, все так же виляя бедрами, принесла нам еще одно пиво и «Фрэнка Синатру». Левая нога у нее была отменная. Я не сразу это увидел, но у нее были разные туфли.

— Этим молодым писателем были вы?

— Еще чего! Я ненавижу, когда люди говорят о том, чего не знают. Не рассчитывай раскрутить меня на исповедь. Можешь отправляться искать Рейко, это твое дело, но я прошу тебя не говорить ей обо мне. И обещай не искать со мной встреч после того, как увидишься с ней.

— Обещаю, — ответил я.

Он, наверное, убил бы меня на месте, если бы я ему этого не пообещал. Он становился каким-то странным, как только речь заходила о Рейко. Он протянул мне коробочку с порошком.

— На, держи, развлекайся. Если захочется девицу, набери MIT 0069 и скажи, что ты от Ямамото. Попроси девушку третьей категории и получишь блондинку из Восточной Европы, чистенькую, которая будет сосать у тебя до последней капли! Добавишь сотню баксов, и она выложит тебе экстази. Пользуйся бабками Кейко! Потому что, знаешь, это единственное, что нам остается.

— Так вы отказываетесь продолжить разговор?

— Не смотри так! Я такой чувствительный. Ненавижу причинять другим огорчение. Пойди, доложи Кейко о том, что я только что тебе рассказал…

— Мне бы хотелось еще немного поговорить, Кейко Катаока очень обеспокоена, и боюсь, моя миссия окажется невыполненной, если мы разойдемся на этом.

— Ну ладно, так и быть, выложу тебе эту самую правду. Это игра. Просто-напросто игра.

— Игра? Как «Монополия», что ли?

— Точно, игра как «Монополия». Игра, в которой участвуют Кейко, Рейко и я; правила очень простые: первый, кто кончает, выигрывает. Игра, в которую играем мы втроем, но — как бы тебе это объяснить? — в ней не можем участвовать только мы трое, мы слишком хорошо друг друга знаем. Сечешь? Когда-то, когда я переключился с Кейко на Рейко, в смысле просто потрахаться, да, это произошло именно тогда, в день премьеры одной из моих музыкальных комедий, у Рейко там была роль, а Кейко была помощником хореографа, так вот, после премьеры устроили прием. А потом мы все трое отправились в мои апартаменты и… ну да, была эта ночь.

— Хореографа?

— Что, она ничего тебе не рассказывала? Кейко у нас в Японии специалист по танцам латино. Это она научила танцевать Рейко. Потому что невозможно постоянно жить одной своей клиентурой, я хочу сказать, что ей нужно было что-то еще, чтобы сохранять некое чувство гордости за свое исключительное положение хозяйки церемониала. Кейко всегда была более одаренной, чем Рейко, в том, что касается не слишком сложных танцев, да думаю, и до сих пор остается. Но видишь ли, у них разная конституция: Кейко быстро утомляется, она слишком нервная, и ей было бы довольно сложно продержаться в спектакле даже две недели подряд. Рейко же, наоборот, — абсолютное спокойствие, и если ты станешь вынуждать ее отдохнуть, произойдет совершенно обратное — полная мобилизация всех сил! Она неутомима — прекрасное качество для исполнительницы главной роли… Так вот, потом была эта ночь. Мы все были крайне возбуждены, смертельно, до самых кончиков волос. Каждый из нас принял по две таблетки экстази, и еще мы нанюхались кокаина. Словом, возбуждены донельзя. Я велел им обеим отправляться в душ. Отправиться в душ означало, что игра уже началась. В этих апартаментах было две ванных комнаты, обе девушки направились каждая в свою, прихватив полотенца разного цвета. Пока они принимали душ, я размышлял, как бы мне взять в оборот обеих сразу. Должно было выйти нечто ужасное. На конце у меня уже выступили капли спермы. К тому времени я превратился в законченного садиста, да, законченного и непревзойденного. Люди часто заблуждаются насчет садизма. Речь здесь вовсе не о том, чтобы почувствовать себя орлом, издеваясь над женщиной. Нет, это постепенное разоблачение, когда снимаешь, одно за другим, все, что на тебе надето, это значит помочь женщине преодолеть собственное целомудрие, стыд, подбодрить ее до такой степени, до той точки, когда она оставит свой стыд, когда она будет изнемогать от желания, истекать соком, это значит похитить ее личность. Это и есть высшая точка, абсолютное блаженство. Итак, я как раз размышлял над тем, что должен обращаться одинаково с ними обеими, когда вдруг понял, что все мои планы тщетны. Это было невыполнимо. Последний танец — это всего один танец, рождественская ночь длится всего одну ночь, а у меня был всего один член. Я был в полной растерянности, потому что не знал, что мне делать. Тут-то они обе и появились. Танцуя! Обе в соблазнительных откровенных кружевах! Я видел немало разных безумных штучек, и не только из разряда платных услуг, но такое было впервые, чтобы две женщины, столь откровенные, сгорающие от желания, танцевали для меня. Думаю, больше мне такой сцены не увидеть. Они танцевали что-то вроде фламенко. На Рейко было черное боди в сеточку, через которое откровенно проступал весь треугольник. На Кейко — гарнитур от Жан-Поля Готье, чем-то напоминающий белье, надеваемое под кимоно… как же это называется?.. Ах да, нечто вроде длинного неглиже. Обе они были настолько напряжены, что протанцевали не больше минуты. Кейко уронила на ковер красную розу, которую держала в зубах… «Ах! Я больше не могу», — воскликнула она, упав на руки Рейко, и они рассмеялись. «Вы просто красавицы», — зааплодировал я. А потом… все. Занавес. THE END. Ничего не произошло. Никто даже и не подумал ласкать себя или целоваться. Я даже не взял их за руку. Желание знойно плавилось в воздухе. Мы могли бы дойти до чего угодно. Я готов был жрать их дерьмо, и они тоже, я в этом уверен. Я любил их обеих. Я мог бы сосать у них бесконечно. Мне следовало взять инициативу на себя, но я и пальцем не пошевелил, потому что понял, что слишком их уважаю. Обеих. Если бы я был мазохистом, я бы повалился к ним в ноги, и больше бы об этом никто не вспомнил. Но я не мазохист. «Почему ты ничего с нами не делаешь?» — читалось у них на лицах. Я поставил какой-то диск. Кубинская мелодия, отрывок которой я так и крутил без конца, в течение всех этих часов, не прикасаясь ни к одной из них. Наконец забрезжило утро. «Я иду домой», — сказала Кейко и ушла. «Я тоже», — сказала Рейко и тоже ушла. А я просидел еще часа три совершенно неподвижно, просто слушая этого гениального Бенни Море. Я слушал, как поет Бенни Море. «Варадеро». Да, Варадеро, курорт в двух часах езды от Гаваны, самый восхитительный пляж в мире. Он воспевал этот город. Бенни Море. У этого парня голос был в тысячу раз сексуальнее, чем у Хосе Карераса, он был в тысячу раз одареннее, чем Ноут Кинг Кэл! Я познал счастье с «Варадеро». Ты, конечно, знаешь эту песню. То была именно эта песня! Я ничего не смог поделать. Мы все трое ничего не могли. И каждый из нас, вероятно, думал об одном и том же: втроем у нас ничего не получится. Именно тогда и началась игра. Хотя никто и не предлагал. И ты тоже теперь участвуешь. Понял?