Экстаз - Страница 31

И тем не менее этот мужчина желал лишь одного — чтобы эта женщина впилась в его член и умоляла вздуть ее как следует! Для него на самом деле только это и имело значение. Женщина сама по себе ничего не значила, важным было, сколько их, женщин, которых он мог поиметь. Как найти вдохновение в подобных отношениях? Вероятность того, что зародится что-то хоть сколько-нибудь серьезное, была равна нулю, тогда как именно эти истории были источником его энергии. Я понимала, почему он был таким разбитым. Именно тогда, когда он встретил Ми, он начал погружаться в фантазмы. Под этим словом можно понимать что угодно. И это очень удобно. Фантазм — это не просто продукт воображения. Это еще и то, что не имеет собственного смысла, это всего лишь представление о том, что способно потакать нашим желаниям. В то же время, придерживаясь данного определения, я не смогла бы выделить в этом мире что-либо, не относящееся к фантазму.

— Не помню уже, о чем мы говорили с ней потом. Однако одно я все же отметил. Она сказала мне, что наша встреча, а точнее, знакомство с моим творчеством, позволило ей воплотить свою давнюю мечту, а именно начать учиться игре на фортепиано, писать песни, создать новое музыкальное пространство, новые слова. И именно уйдя с головой в это новое увлечение, хотя у нее не было на это ни времени, ни денег, она поняла следующее: она устала, очень устала, это было истребление себя; однажды вечером у себя в комнате она залилась горючими слезами, глядя, как спит ее девочка. Она не плакала, а именно заливалась слезами, которые текли по ее щекам, и ей приходилось отворачивать лицо, чтобы они не капали на спящего ребенка. Это был не плач, это был дождь, нескончаемый дождь; то были не слезы горечи, она вообще не могла сказать, откуда эти слезы, пока не поняла, что обрела наконец то, что называется смыслом жизни. Она поняла, что перед ней раскрываются новые возможности; даже если бы научилась играть на фортепиано в таком возрасте, она бы никогда не получила признание как пианистка. И ладно бы только это. Она понимала, что никогда не будет настоящим профессионалом; точно так же обстояли дела и с ее песнями. Она начала брать уроки в тот момент, когда у нее было совсем туго с деньгами, и глядя на нее, я заметил в ее глазах какую-то адскую силу. Она поняла, что можно было жить, просто продолжать жить, что эта возможность состояла не в поиске какого-то таланта или в ожидании свершения своей судьбы, надежд своей юности, а в том, что можно было просто жить, жить! Именно это она хотела бы передать своей дочке, когда та подрастет: надо просто жить! «Поэтому-то я и не бросаю эти уроки фортепиано и свои песни, прекрасно понимая, что нет никаких шансов однажды быть признанной». Меня же эта неожиданная исповедь потрясла, слезы наворачивались мне на глаза; слушая ее, я вспоминал нашего учителя рисования в коллеже. Он был немного чокнутый, однажды он даже поколотил директора и в тот же день был выставлен вон; ученики тянулись к нему, и он говорил примерно то же самое. Жить — значит использовать предоставленную тебе возможность жить. Он приводил в пример первую обезьяну, которая стала ходить прямо, а не на карачках, и тут же Микеланджело. И это было верно! Просто жить — на самом деле не так уж просто, пожалуй, одни рабы могли жить беззаботно. Вместе с тем даже не знаю почему, я не хотел поддаваться увещеваниям этого типа и внезапно почувствовал, как вомне закипает злость. Чем же эта женщина растрогала меня? Ну ладно, поплакались в жилетку — прекрасно, замечательно, а дальше-то все равно пьянка и постель!

Это все оттого, что для него другие просто-напросто не существовали. Вот что я вдруг поняла. Однако ему ничего не сказала. Уже тогда между нами не ладилось: мы больше не осмеливались откровенно говорить друг с другом. Как бы это объяснить? Между нами появилась какая-то сдержанность. Сдержанность или, скажем, натянутость, отстранение, что ли. Мы устали повторяться. Его утомляла не жизнь, а собственное тело. Это была физическая усталость. Положение было безвыходное, поскольку для того чтобы получать удовольствие от собственных экспериментов, этому мужчине необходимо было сохранить собственный образ тех времен, когда ему незнакома была усталость. У нас на два тела одна душа. Думаю, вам не сложно это понять. Не существует ничего постоянного, все находится в вечном движении, в том числе и клетки нашего тела, которые ежедневно сменяют одна другую. Я повидала на своем веку немало мазохистов и как умела помогла им. Например, я знала одного инспектора полиции. Человек либеральных взглядов, которого ценили и уважали коллеги, он представлял собой эдакого поборника справедливости, защитника вдов и детей, в общем, вы понимаете, что я хочу сказать. А между тем рядом со мной он превращался в извращенца, который мог кончить, только когда получал в лицо струю мочи какой-нибудь женщины, желательно высокой, холодной и безразличной, насколько это было возможно. Но какое из этих двух его лиц было настоящее? Никто никогда не смог бы вам этого сказать, да, в общем-то, и разбираться незачем. И инспектор, и этот мудак, который кончает, только когда ему ссышь на лицо, оба эти существа живут в одном теле. Есть такие люди, у которых не то что два-три—четыре, пять разных лиц. Этого полицейского понять было нетрудно. Он знал, чего в действительности хочет, прекрасно себя чувствовал в собственной шкуре, умел быть привлекательным и даже имел успех у женщин. Что же до человека, то он находил исток своей энергии в тех моментах, когда был на вершине собственной силы и ненавидел все остальные «Я», поселившиеся в нем. Я не читаю книг и вряд ли смогла бы объяснить, почему это так. Его динамизм, казалось, порождался им самим, формируя одно целое и порождая, в свою очередь, новый, еще больший динамизм, в который он с превеликой охотой пожелал бы уйти с головой. Однако собственной мудростью, этой в некотором смысле жизненной философией, которую он исповедовал, он обязан был именно усталости, он набрался ее именно в периоды слабости. Я иногда думаю, что те, кто не может жить без религиозной медитации, должно быть, бесконечно усталые люди. Стоило этому человеку снова почувствовать подобную усталость, как он начинал презирать себя, и все из-за того образа, который он себе выбрал и хотел сохранить раз и навсегда. В такие моменты он выплескивал весь свой адреналин. Механизм этого процесса понять было совсем не сложно, и если бы он только смог отдать себе в этом отчет, думаю, он никогда бы не изнасиловал Ми. Ми, которая была самой обыкновенной, простой женщиной. Мне следовало быть с ним помягче в эти моменты его слабости. Ему казалось, что он был кем-то другим, и он не мог этого переносить: для него это было так же сложно, как принять другого. Он вернулся в Нагано. На этот раз у них была назначена официальная встреча. Настоящий джентльмен! Ми, казалось, доверяла ему, он ничего не принимал, а чувствовал себя так, будто находился под действием наркотика. Как он насмешил меня, когда признался, что ему удалось ее поцеловать, просто школьник какой-то! А потом была эта суббота. В то время у нас была еще другая партнерша, Рейко, молодая женщина, которую мы выдрессировали почти как домашнее животное. Совсем невзрачная на вид, эта женщина исполняла небольшой танцевальный номер в его очередной музыкальной комедии. Она мне не слишком нравилась, но она была очень красива и прекрасно сложена. Мы выдрессировали ее, заставляя принимать экстази. Она была очень закомплексована в сексуальном смысле. но тело у нее было в самом деле великолепное. Однако он хотел Ми. Он без конца повторял одни и те же глупости, якобы находился сейчас на вершине своего существования. Проблема же заключалась в Рейко, а мы как-то не сразу это осознали. Рейко, должно быть, обладала настоящей энергией, которую она растрачивала, встречаясь с разными мужчинами и женщинами, которые ей не подходили. Ах, Рейко! Я всегда испытываю какое-то смешанное чувство, когда думаю о ней… Однако, простите, я же начала говорить о Ми… Появление новой формы экстази явилось причиной драмы с Ми. Экстази оказалось наркотиком, который, как когда-то героин, кокаин или марихуана, стал неким символом эпохи. Формула его постоянно совершенствовалась, и на рынке появились новые наркотики — смесь мескали-на и ЛСД. Эта новая формула экстази, «муха цеце», оказалась самым сильным средством, какое мне когда-либо доводилось испробовать. Она буквально взорвала нас, опрокинув с ног на голову, понимаете? Обычное экстази действует четыре-пять часов, но после этого, нового, вы шатаетесь с расширенными зрачками часов тридцать. При взаимодействии с другими наркотиками более серьезными оказываются даже не психичес кие. а физические последствия во время отрыва. Кроме того, этот феномен не ограничивался действием лишь этого вещества. Тридцать часов! Вы можете представить себе возбуждение, длящееся тридцать часов кряду? Ничего удивительного, что потом ты падаешь без сил! «Муха цеце»… Это он назвал его так: оно напоминало ему жужжание крыльев этого насекомого. Я никогда не слышала, как жужжат мухи цеце. Ми оставила дочку у родителей, чтобы отлучиться в Токио. Он сразу дал ей порцию этого мушиного зелья. Все происходило в том же номере отеля, и мы тогда все приняли этого, нового, — он, Рейко и я. Ми была фанаткой рок-н-ролла, помешанной на Лу Риде и Марке Боллане, так что ей не нужно было долго объяснять, что должно было произойти. Для нее это был праздник, Токио, ночь… Вы теперь по собственному опыту знаете: это начинает действовать как раз в тот момент, когда уже сомневаешься, начнет ли оно вообще когда-нибудь действовать. Как волна, которая внезапно поднимает вас. Вы чувствуете, как она накатывает, и это уже рай! Прилив, заливающий вас с головой, захватывающий все ваше существо. Какое ощущение! Стоило мне только заговорить об этом, и я уже текла… Когда я впервые попробовала экстази, я еще работала в клубе и часто нюхала кокаин. Это был довольно тяжелый период, порошок выводится очень долго. Отрыв тоже очень продолжительный, настоящее сошествие в ад, особенно если вы переборщили с дозой. Я говорю «переборщили», но как узнать, когда вы перебрали? Экстази же было идеальным продуктом! Неужели наконец появился столь замечательный наркотик! Однако рай, естественно, не длится вечно. Потом приходится спускаться на землю. Это состояние знакомо лишь тем, кто пробовал экс много раз, кто испытал это полное расстройство системы чувств, это впечатление, когда вы проводите рукой по волосам, не будучи уверенным, что это ваши волосы, и не зная, ваша ли это рука. Я ненавидела это состояние и потому, чтобы не спускаться из рая, принимала еще и еще, одну таблетку за другой. Невозможно отказаться от того, чтобы испытать вновь то невероятное удовольствие, когда впервые твою ступню облизала волна океана. Мне необходимы были эти уколы удовольствия. Порой я принимала до семи таблеток подряд. Он — максимум четыре. Однажды он чуть не отправился на тот свет от передозировки мескалина в Лос-Анджелесе и с тех пор не особенно доверял веществам на чисто химической основе. Мы стали настоящими экспертами и могли бы числиться в списке первых специалистов в этой стране. Действие «мухи цеце» превосходит все, что только можно себе вообразить. Если обычное экстази производит впечатление маленьких волн, ласкающих ваши ступни, то «муха цеце» — это огромная волна, Гавайи, она уносит вас целиком и очень далеко. Такое впечатление, что вам бьют по мозгам, молотком. Так что нам оказалось довольно сложно придерживаться намеченного плана, который заключался в том, чтобы помочь превращению Ми, этой девицы. увязнувшей в своих комплексах и сознательно выводимой из равновесия видом обнаженного тела Рейко. Когда я почувствовала удары молота, я скинула с себя одежду и бросилась на Рейко, на это роскошное тело, сводившее меня с ума. Я стала жадно лизать ее промежность. Ми это шокировало, она метнулась в туалет, проблеваться. Но думаю, ее вывернуло не до конца; так как экстази все же начало действовать, вещество проникло в каждую клеточку ее тела, ее трясло, как осиновый листок. Выйдя из ванной и пробираясь по стеночке, она уже не смотрела на нас с Рейко, сцепившихся в клубок. Глаза ее помертвели. Именно в этот момент мужчина и накинулся на нее, это превратилось в настоящую грызню двух зверей, ничем не напоминавшую сеанс садомазо, просто обыкновенная групповуха. Нам ужасно хотелось лишь одного — заткнуть чем-нибудь наши истекающие соком дырки, а он готов был вставлять нам до самого утра. Когда я почувствовала, что на меня накатывает волна, то попыталась как-то сдержать себя, но, оглянувшись вокруг и заметив разверзтые половые губы Рейко, уже не могла удержаться от того, чтобы не просунуть туда язык. Потом, взглянув на часы, я поняла, что прошло четыре часа. Я знаю, что уже с раннего детства была нимфоманкой, однако это превосходило все мыслимое и немыслимое: я четыре часа кряду сосала у Рейко! Невообразимо! Я с трудом могла в это поверить. Это было потрясающе и невероятно! Когда я наконец оторвалась от нее, я стала рассматривать влагалище Рейко, распластавшейся на диване: оно дергалось в нескончаемых судорогах. Рядом все еще трахались Ми и он. От них остались только их тела — два лихорадочно совокупляющихся животных. Ми была явно не в себе. Она уже не знала, где находится, кто она, где кончается ее тело и начинается другое. Она забыла, что была всего лишь скромной секретаршей в Нагано, что у нее была дочка, забыла, что сочиняла песни, что была человеческим существом. Это было столь захватывающе, что я тут же разбудила Рейко, которая уже успела задремать, и заставила ее полюбоваться на эту сцену. Рейко была довольно умна, и даже под действием экстази она нашла в себе силы выкрикнуть: «Bay! Супер!» — прежде чем снова прильнуть ко мне, истекая желтой влагой от возбуждения. Ми брали сзади, она стояла, скрестив руки на диване. Поскольку она в самом деле была очень маленькой, то при каждом толчке члена ее слегка отрывало от пола. Мужчина удвоил напор, когда понял, что мы на них смотрим, и вот тогда-то он и начал ее насиловать. Обычно упругий член ничего не разрывает, входя в это отверстие, вы понимаете. Иногда женщине сначала немного больно, но потом сразу все замечательно. Все дело в том, что при этом говорить, дело в словах. Горько признаться, но мы расхохотались: он накачивал ее уже три часа и до сих пор не дал ей кончить! Как это было возможно, чтобы Ми еще не кончила, когда она прекрасно знала, как кончают этим способом? Ми была на грани помешательства, да нет, она уже съехала с катушек, оттого что этот человек, которого она обожала, так издевался над ней. Она превратилась в полную мазохистку, до последней капли крови, и заметьте, для этого даже не пришлось прибегать к обычным средствам, как с другими девицами. Как мы могли заставить ее так страдать, даже не дав ей того, чего она так желала? Поняв это, она должна была в полной мере ощутить, насколько она ничтожна и жалка. Она знала, что этот член ей не принадлежит, а потому нечего было и пенять на кого бы то ни было.