Эксперимент (СИ) - Страница 40

– Привет, милая! – ехидно сказал он, в свойственной ему манере. – Хорошо выглядишь… особенно в белом, – он вздохнул и отвернулся, розы он ей так и не отдавал, словно забыл о них.

Лилит стояла и молчала. Её смущало поведение Левиафана, не мог он так быстро после смерти Мормо превратиться опять в прежнего подонка.

– Ну что стоишь? Залазь, а то замерзнешь! – он открыл ей дверь, – и кстати, по поводу белого… На твоём месте я бы сегодня надел черное. – С безжалостной улыбкой посмотрел он на неё и продолжил,– между прочим, положи вот это Жаклин на гроб, – он кинул ей на колени букет и отвернулся, заурчав под нос песенку.

Лилит как будто прошиб разряд электрической дефибриляции. Она повернулась к Левиафану, что бы понять, почувствовать надежду на то, что он пошутил, хоть и по-дурацки, но пошутил. Но этой надежды на его лице не было. Там было только удовлетворение.

Машина остановилась около дома, Левиафан вышел и помог Лилит. Она всё ещё не верила ему.

– Присядь, дорогая, я тебе чаю принесу! – предложил он, не расставаясь со своей идиотской улыбкой.

В течение пяти минут они просто смотрели друг на друга. Лилит смотрела на него, боясь, что-либо спросить, потому что очень опасалась правды. Левиафан очень хотел, чтобы она всё-таки спросила его о чём-нибудь. Да и вообще перестала вести себя так, словно ей язык вырвали.

– Завтра, в три часа, на Центральном кладбище будут её похороны, – выкрикнул он довольно, так и не дождавшись никаких звуков от Лилит, – видела бы ты её мужа! Я думал, он вены себе вскроет от горя. Он же не знал, какая она была шлюшка! А он только из командировки вернулся!

– Это ты? – только и спросила Лилит.

– Ты знаешь, дорогая, я не мог поступить иначе, – мечтательно сказал он, – милая, ведь Маргарет была для тебя никем, по сравнению с тем, кем был для меня Мормо. А я ведь правильно тебя понял, ты из-за Маргарет устроила Мормо пляски в огне? – уточнил Левиафан, глядя как слезы текут из глаз Лилит. – Ммм, значит правильно понял. Вот, конечно я не такой жестокий, как ты! – разочарованно он помотал головой, – ну не смог я её заживо сжечь в каком-нибудь погребе!

Последовало минутное молчание с двух сторон. Левиафан наблюдал за Лилит, уже без ухмылки, но всё равно с удовольствием.

– Я смог её распотрошить заживо! – глаза Левиафана блеснули в полутьме.

– Что ты сделал? – обезумевши, спросила Лилит, её нижняя губа дрожала, она еле сдерживалась, чтобы не завыть от тоски.

– Ой, Лилит! Только не надо спрашивать вопросы типа: «что она тебе сделала?» или «как ты мог, она же была такая хорошая!» – Левиафан передразнивал Лилит, делая очень тонкий голос, из-за этого всё казалось ещё противнее.

– Я и не спрашивала! Я спросила, что ты сделал? – крикнула Лилит, рыдая.

Левиафан расплылся в улыбке.

Затем одним рывком он оказался около Лилит с кухонным ножом в руках.

– Знаешь, что я сделал, – зашептал он в её ухо, прижимая её к стене и отрезая все пуговицы на рубашке.

Он приставил нож к её горлу и провел вниз, легко преодолев загипсованную руку, нежно, еле касаясь лезвием кожи, давая возможность Лилит почувствовать всю остроту ситуации. Холодная сталь остановилась внизу живота.

– Я приставил нож к её горлу, так же как и тебе сейчас. Потом я погрузил лезвие в её кожу и провел им вниз. Знаешь, как она кричала, Лилит? Скажи мне, Мормо также кричал? – он провел лезвием по правому боку. – Вот тут была её печень, она, кстати, очень легко вырезается, – Лилит вся дрожала и рыдала, только тихо, она очень боялась, что он вот-вот воткнет в неё этот нож, – с левой стороны, я удалил поджелудочную железу и селезенку. Ты представляешь, какое это наслаждение? Она была жива к тому моменту, но уже близка к смерти. Она почти уже не кричала, почти не дышала, но всё же оставалась живой…, – Левиафан слегка надавил ножом на левою сторону и продолжил шептать, – вот здесь, я вырезал её сердце, и как мне показалось, что последний его удар я уже почувствовал у себя в руке… Правда забавно, дорогая?

Он схватил девушку, внимательно рассматривая ее глаза.

– Я мог бы разрубить и тебя на мелкие кусочки, заморозить и спрятать их по всему дому, чтобы потом чувствовать каждую твою частичку рядом. Я бы просто не смог закoпать в землю кусочки столь прекрасного тела… И никто, никто бы никогда не узнал о том, что с тобой случилось! – Левиафан страстно дышал ей в ухо, рассказывая ей все эти страсти.

Лилит дрожала хуже, чем осиновый лист. Со страху она как будто язык проглотила, она не могла ему ничего ответить.

– В день, когда я отвез тебя в больницу, я вернулся домой, подошёл к сгоревшему сараю и увидел обгоревший труп Мормо. Ты хоть представляешь, какого мне было? – он ударил кулаком по стене рядом с лицом Лилит.

Она зажмурилась и хотела закрыть лицо, но вампир держал ее за руку, а вторая рука была загипсована.

– Ты представляешь, что это значило для меня, остаться одному на вечность? Ты знаешь, что я чувствовал, когда доставал его тело и уносил отсюда? Твое тело не хочется хоронить в земле, потому что оно прекрасно, его можно сохранить. Но прекрасную душу Мормо я могу сохранить при себе! А у тебя нет души, поэтому хоронить можно только тело! Жаклин ты увидишь в гробу, а мне пришлось самому кидать землю на его лицо! – Левиафан ужасно кричал и избивал стену.

Лилит рыдала.

– Мормо! Он в жизни мухи не обидел! Даже когда он питался, он никогда не убивал своих жертв, он сохранял всем жизнь, он помогал всем, кому мог. Он пришёл сюда просить помощи в поисках Ло, потому что он её любил, он умел любить по-настоящему. Ты вообще заешь, что это такое? За пятьсот лет, добрее и отзывчивее, чем Мормо я ещё никого не встречал! У меня больше никогда не будет такого друга! Он не заслужил смерти, Лилит, не заслужил! А вот твоя подруга, Жаклин, заслужила! Как же я вас ненавижу, женщины! – он слегка отбросил её, как грязную салфетку.

– Так почему ты орёшь всё? Жаклин больше нет, Мормо тоже! – наконец выдавила из себя Лилит.

Левиафан резко развернулся к ней и Лилит увидела его глаза, наполненные таким количеством чувств и эмоций. Чёрные глаза, в которых утопало всё…Черные глаза, которые утопали в слезах…

– Лилит. За пятьсот лет, я всё-таки сохранил достоинство и честь, которые ты также пыталась отнять у меня. Странно. Почему у тебя в таком возрасте нет этих качеств? У тебя вообще нет никаких человеческих качеств, кроме злобы. Ваше поколение всё такое или только ты? Потерю Мормо я сохраню глубоко в сердце, чтобы всегда помнить, на что способна любимая женщина! И чтобы случайно не повернуться к ней спиной. Жаклин жива и здорова, можешь позвонить и проверить. Если с ней что-то случилось, то это не по моей вине. Ещё раз – достоинство и честь, я не смог бы убить твоего друга, потому что я верю в дружбу…а ты смогла, потому что тебе наплевать, ты не веришь! – Левиафан развернулся и ушёл наверх, демонстративно захлопнув дверь.

Лилит вздрогнула от стука. Она осталась одна. Снова сев за стол, она закатила глаза и схватилась за голову.

«Это какой-то кошмар! Так нельзя, так не может больше продолжаться. Мы два дурака, бог мой, какие ж мы идиоты! Что мы пытаемся доказать друг другу? Для чего мы это делаем, уничтожаем так друг друга? И что потом выйдет из этого? Когда, интересно, была утеряна логическая цепочка наших действий? Ибо сейчас я не вижу никакой закономерности, кроме мести. Возможно ли вырастить ясное будущее из возмездия? Корень отношений в виде мести уже посажен, значит можно легко что-то вырастить из этого. Но где вероятность того, что этот урожай будет позитивным в итоге? О боже, Левиафан… Может лучше выкопать это из недр наших тел и посадить по новой, или вообще другую семечку попытаться взрастить? Но с этим человеком другую уже нигде не возьмешь, потому что зло в любом своем проявлении, очень глубоко и быстро прорастает. И даже если вырвать сам корень, то останется очень много маленьких корешков, которые будут точить и губить новую семечку, и в конце концов, она иссохнет. А потом встаешь перед выбором, что лучше, оставить и дать возможность прорости злу или выкинуть его зачаток из сердец, и погубить всё? Что предпочтительнее: безразличие или месть? О, моя голова! Как же трудно думать за двоих… стоп, а зачем я думаю за него? Это просто невозможно! Я за себя не могу подумать, у меня семь пятниц на неделе, а Левиафан, к сожалению, такой же. В таком случае – это получается вообще беда. Почему мы считаем, что всё это игра?»