Экспедиция в любовь - Страница 4

— Эй, кто-нибудь дома?

— Ага, — лениво отозвалась Таня. — Заползай!

— Здрасьте! Это ты давай выползай, кто тесто будет ставить?

— Ты.

— А пирожки есть?

— Пирожки есть вообще вредно для фигуры.

— А макароны — полезно? — парировала Маша.

Татьяна рассмеялась:

— Так их много не съешь, а пирожков — сколько угодно! Это тебе, Машка, хорошо — лопаешь что угодно и не толстеешь.

Маша сокрушенно заметила:

— Ну, Дюймовочкой меня тоже не назовешь.

— Не прибедняйся, у тебя восхитительная фигура — и не тощая, и лишнего нет ничего. Это ты нарочно меня пирожками хочешь закормить, чтобы я, не дай Бог, не похорошела и тебе конкуренцию не могла составить.

Маша решительно залезла внутрь палатки и потянула подругу с раскладушки за голую розовую пятку.

— Хватит болтать, тебе просто после завтрака лень шевелиться.

Таня сокрушенно вздохнула и отправилась вслед за Машей к кухне. Занимаясь кулинарными хлопотами, она поглядывала на сосредоточенно орудующего ножом Диму.

— Это ты, Машка, его с речки вытащила, или он сам вызвался?

— Я, конечно.

— Смотри, наживешь себе врага.

— Димку? Да почему?

— Да не Димку, а эту гадюку молодую, Леночку нашу. Ты что, не видишь, что она к нему неровно дышит?

— Серьезно? Ну и что?

— Да то, что Дима на тебя посматривает, вот Ленка ядом и брызжет.

— Глупости какие! — возмутилась Маша. — Тебе, Танька, безделье противопоказано. Вот начнутся маршруты, и перестанешь всякую ерунду городить.

Татьяна с легкой ехидцей произнесла:

— Ну конечно, где уж тебе заметить. И то, что Пашка с тебя глаз не сводит, ты, конечно, тоже не замечаешь? Ты, подруга, в этом сезоне пользуешься популярностью.

Маша смущенно ответила:

— Ну, про Пашку ты, похоже, права… Только не пойму, какой в него бес вселился — ведь тысячу лет друг друга знаем.

Их разговор прервал внезапно загородивший свет силуэт шофера. Саша протянул пачку писем:

— Вот, целых шесть штук.

— Спасибо, Саша.

Маша быстро просмотрела письма, выбрала адресованное ей, а остальные вернула.

— Положи в камералку и ребятам скажи, чтобы забрали свои.

Она сунула письмо в задний карман и продолжала колдовать над тестом. Татьяна с удивлением взглянула на нее:

— Маш, а ты письмо читать не собираешься?

— Руки вымою, тогда и прочитаю. Успеется, убежит оно, что ли?

Подруга все не унималась:

— А письмо от Мишки?

— Ага, — кивнула Маша. — А что?

— Да то, что ты письма от мужа не слишком-то читать торопишься.

— Вечно ты, Танька, выдумываешь черт знает что, — досадливо дернула плечом Маша. — Ну что мне, все бросить и кинуться руки мыть и письмо это читать?

— А почему бы и нет? Ох, Машка, говори что хочешь, но семейная жизнь чувства убивает, по себе знаю, — вздохнула Татьяна, которая два года назад развелась с мужем, прожив с ним всего около года.

Маша задумчиво присела на складной стул, стоящий в кухне.

— Может, ты отчасти и права. Тань, ну мы с Мишкой ведь восемь лет уже женаты, не может ведь сохраниться все то, что было. У нас нормальная семья, что еще нужно?

— А ты уверена, что тебе ничего больше не надо? — не отставала Таня. — Я, между прочим, читала, что мужики как-то чувствуют, когда женщина своей жизнью недовольна, даже раньше, чем она сама это поймет. Ну и ведут себя соответственно. А ты, Машка, действительно в этом сезоне просто секс-бомба какая-то стала, и Дима на тебя косится, и Пашка с ума сходит… Да ты вспомни, как к тебе в мае главный геолог этого института приставал… ну, где мы аэрофотоснимки брали…

— Напился, вот и приставал! — отрезала Маша.

— Угу! — скептически хмыкнула Танька. — Только что-то он ко мне не приставал? Завидую я тебе, Машка, — и умная, и кандидатская уже почти готова, и семья у тебя хорошая, и красивая ты вся такая. Даже пирожки без всякого вреда трескать можешь. А я, горемычная? Муж бросил, диссертацию мне писать лень, а от пирожков я толстею на глазах. В общем, никаких радостей у меня в этой жизни нет, а если и есть, то от них толстеют.

Татьяна действительно была не то чтобы толстухой, а аппетитной пышечкой небольшого роста и постоянно садилась на всякие чудодейственные диеты, чтобы через три-четыре дня, когда жгучие муки голода пересиливали угрызения совести, бросить эти самоистязания.

Пока тесто, заботливо накрытое белоснежной чистенькой марлей, подходило в большом тазу, а начинка для пирожков была уже готова, Маша решила немного передохнуть перед вахтой у плиты. Антонине Петровне она жарить пирожки не доверяла, у нее все получалось как-то не так. Если вообще получалось.

Воспользовавшись кратковременным затишьем, Маша отправилась в свою палатку. Хотелось немного поваляться, послушать приемник и прочитать наконец Мишкино письмо. Она сделала бы это и раньше, но хотела подразнить Татьяну, которая вот уже второй год упорно толкала ее на какую-нибудь любовную авантюру.

Таня давно уверяла Машу, что легкий, ни к чему не обязывающий роман оживляет семейные отношения. Маша даже как-то сказала Татьяне, что та, не имея возможности проверить это на собственном опыте, хочет поэкспериментировать на подруге. «Вот, Танька, давай-ка замуж снова быстренько выходи, а потом и оживляй отношения, а мне не хочется», — заявила она.

Татьяна не обиделась, она вообще не была обидчивой, а лишь сокрушенно сказала: «Ты мне жениха хорошего подгони, тогда и выйду». На самом деле симпатичная, обаятельная, обладающая легким живым характером Танька вовсе не испытывала недостатка в кавалерах, но любила демонстративно поплакаться на свою горькую долю.

С наслаждением вытянувшись на спальнике, аккуратно застеленном веселым одеялом в крупную желто-оранжевую клетку, Маша подсунула под голову небольшую подушку и несколько минут бездумно смотрела наружу, на куст шиповника, ветви которого шевелил легкий ветерок. Снова заморосил дождик, но в палатке все равно было довольно светло из-за ее солнечного желтого цвета.

Половину всего небольшого пространства занимала постель, на свободной половине разместились маленький складной столик, стопка книг и рюкзак с вещами. На столе — карманный фонарик, кипятильник, чашка, зажигалка, блок сигарет и букетик полевых цветов в банке.

Маша любила вечером, под хорошую книгу, выпить чашечку кофе, пусть даже растворимого, а тащиться за кипятком через весь лагерь, спотыкаясь в темноте о растяжки палаток, — удовольствие маленькое, вот она и держала под рукой все необходимое, как и большинство геологов.

Полежав минут пять, наслаждаясь отдыхом, Маша лениво приподнялась на локте и, изогнувшись, достала из кармана уже успевший помяться белый конверт, подписанный давным-давно знакомым крупным неровным Мишкиным почерком. Небрежно оторвав краешек конверта, Маша достала двойной листок в клеточку и начала читать.

Так, дома все в порядке… работает… на даче у родителей был аж четыре раза… В общем, ничего нового. А, вот: звонил в Геленджик, Ксюша здорова, из моря не вылезает, тетку не слушается, по родителям скучает, но домой пока не хочет. В общем-то и в этом ничего нового не было. Маша и сама старалась почаще звонить в тот пансионат в Геленджике, куда отправилась на лето ее двоюродная сестра Нина, прихватив вместе со своим Петькой и ее Ксюху.

С тех пор как дочери исполнилось четыре года, Маша хоть на месяц брала ее с собой в поле, а остаток лета она проводила на даче с Машиными родителями. Но в этом году Машина сестрица решила совместить отдых с работой и устроилась на лето врачом в хороший пансионат в Геленджике. Ее сын был ровесником Ксюше, и Нина взяла с собой обоих бандитов, чтобы надышались морским воздухом. Маша, правда, беспокоилась, не надоест ли ее непоседливой дочери торчать там почти три месяца, но, судя по всему, море ей не наскучило.

Маша улыбнулась, представив себе своего «вождя краснокожих». Ксюха росла настоящим атаманом, вечно бегала с разбитыми коленками и дралась с мальчишками. Ни Маша, ни ее муж не пытались этому воспрепятствовать. Да Маша, честно говоря, в детстве и сама была в точности такой же хулиганкой. Ксюша вообще была на нее очень похожа — и внешностью, и характером. Соскучилась она, конечно, по дочери, но побыть на море ребенку полезно, тем более раз уж ей там так понравилось.