Экспедиция "Уллис" - Страница 5

Чтобы убедиться, как сильно все тут изменилось, совсем не обязательно бурить скважины. Достаточно сравнить новейшие навигационные карты Дарданелл с первыми точными инструментальными съемками побережья, произведенными сто лет назад. Расхождение огромно. Сегодня Троянский залив — соленая лагуна, где даже плоскодонному ялику трудно пробираться между песчаными и гравийными барами, а береговая линия продолжает теснить море. Ирригационные работы выпрямили излучины и меандры Симоиса и Скамандра. Как ни странно, меня это вовсе не обескуражило, напротив: совершающиеся ныне перемены помогают представить себе изменения, происходившие в древности. На южном берегу Дарданелл перед Троей наблюдается процесс заиливания и прироста суши, продолжающийся со времен Троянской войны. Конечно, буровые скважины и пробы грунта позволяют с научной точностью определить простирание древней бухты в разные периоды. Но и визуальных наблюдений на месте, дополненных сравнением новейших и первоначальных карт, довольно, чтобы представить себе, как преображалось побережье со времен великой осады. Необходимость считаться с такого рода переменами сыграла решающую роль в дальнейших наших исследованиях, когда мы сходили на берег там, где обитали одноглазые циклопы и чудовище Харибда, мифический страж опасного водоворота.

Карта прошлого века, которой я пользовался у Трои для сопоставлений, была составлена британскими ВМС в 1872 году. Вообще в последовавшие четыре месяца старые карты адмиралтейства оказались просто незаменимыми. Наряду с нашим «Арго» они явились важнейшими орудиями для географической конкретизации «Одиссеи». Без них мы не смогли бы вписать в реальный контекст возможные пути скитаний Улисса. Неожиданно для меня оказалось, что в практических изысканиях я прежде всего буду в долгу не перед именитыми археологами, открывшими Трою, а перед безвестной массой военных специалистов, чертежников и скромных гребцов, снабдивших меня эффективными средствами для исследования тайн гомеровской географии. Это были люди той поры, когда ВМС Англии почитались главным картографическим ведомством в мире, и они так хорошо потрудились, что немногие современные карты уединенных уголков Средиземноморья превосходят их продукцию по точности и качеству исполнения. Около пятидесяти лет флотские гидрографы и топографы вели съемки и чертили кроки, взбирались на горы для установки триангуляционных вышек, бороздили на гребных лодках заливы, производи бесчисленные промеры глубин свинцовым лотом, карабкались на одиночные скалы, чтобы определить их точные координаты, расспрашивали местных рыбаков, выясняя, как они называют различные участки береговой полосы, замеряли приливно-отливные и другие течения, добывали образцы грунта. Все данные аккуратно заносились в справочники, известные под названием «Наставления для плавания», и находили отражение в тщательно начерченных от руки картах, которые Гидрографическая служба ВМС переносила на изумительно гравированные стальные пластины, служившие затем для размножения печатных карт. Среди отважных и преданных своему делу гидрографов один сыграл для нас ключевую роль; я говорю о капитане с забавной фамилией Спрэт, наводящей на мысли о шпротах.

Томас Эйбел Бримэйдж Спрэт был типичным ученым-моряком викторианской эпохи. Его отцом был герой Трафальгара, знаменитый хромой капитан Джеймс Спрэт, который, зажав в зубах абордажную саблю, бросился в море с борта «Дифайенса», подплыл к французскому 74-пушечному кораблю «Эгл» и в одиночку пошел на абордаж. Проникнув через транцевое окно внутрь корабля, он выбрался на палубу юта и один схватился с многочисленной командой. Убил двух врагов, в борьбе с третьим скатился на главную палубу, добил и этого, но и сам был серьезно ранен. Его спасло от смерти появление абордажного отряда с «Дифайенса», однако храбрость капитана Спрэта стоила ему карьеры. Ранение сделало его колченогим, и Джеймс Спрэт, уйдя в отставку, поселился в Тинмуте, где прославился как пловец на длинные дистанции.

Именно в Тинмуте родился в 1811 году Томас и в возрасте шестнадцати лет, естественно, был записан в ВМС своим бесстрашным отцом. Однако в ту пору ощущался дефицит на морские битвы, и в 1832 году Томас Спрэт отплыл в Средиземное море на гидрографическом судне «Мастифф». Последующие тридцать восемь лет он занимался съемками средиземноморских берегов, стал авторитетом в области картографии и дослужился до звания вице-адмирала. Показательно, что заодно он стал страстным собирателем древностей. Когда археологи всерьез приступили к поискам Трои, в их распоряжении была так называемая «Карта Спрэта», детальнейший план окрестностей древнего города, который Томас Спрэт, будучи еще гардемарином, летом 1839 года начертил вместе с одним немецким профессором древней истории, пользуясь тем, что британские корабли бросили якорь недалеко от Трои. Все три великих археолога, копавших Трою, — Генрих Шлиман, Вильгельм Дерпфельд и Карл Блеген (вскоре мы еще встретимся с ними) — пользовались «Картой Спрэта», и я посчитал примечательным совпадением, что в задуманном нами исследовании географического фона «Одиссеи» нам предстояло положиться на труд того самого картографа, чье мастерство способствовало открытию Трои. Я говорил себе, что нельзя придумать лучшей иллюстрации непреходящего очарования нераскрытых тайн гомеровских поэм. Но если археологам труды Спрэта и его товарищей по флоту служили подспорьем на суше, то мы на «Арго» собирались пользоваться ими в море, для чего они, собственно, и предназначались.

Лоцманы и рыбаки района Дарданелл расскажут вам, что ветер в проливе 250 дней в году дует с севера на юг. В ту же сторону направлено течение, соединяющее Мраморное море с Эгейским. Его скорость достигает трех узлов, и для корабля бронзового века было немыслимо идти против ветра и течения. Я убедился, что нам на редкость повезло в прошлом году, когда мы шли по следам Ясона и его аргонавтов из Эгейского моря в Мраморное. В тот раз нам благоприятствовал столь редкий здесь южный ветер, увлекая «Арго» вперед по поверхности моря со скоростью шесть-семь узлов, хотя берега уходили назад наполовину медленнее, потому что вода-то текла в противоположную сторону. Нечастые южные ветры и встречное течение во многом определили выбор места для основания Трои. Древним судам приходилось по много дней стоять у южного входа в Дарданеллы, выжидая, когда перемена ветра позволит продолжать путь. В районе временной стоянки устраивались импровизированные рынки, налаживался обмен товарами — и появился город. Некоторые историки полагают, что гаванью служил тогда не исчезнувший ныне просторный залив, а бухта Бесика, расположенная за мысом дальше к югу. Однако они не учитывают сильное течение в Дарданеллах, которое, разветвляясь по выходе из пролива, затрудняло движение судов, идущих на север из Эгейского моря. Наиболее мощная ветвь направлена как раз в сторону бухты Бесика, так что войти туда на веслах и под парусом совсем не просто. Уж, наверное, опытные древние кормчие предпочитали избранный также Ясоном и аргонавтами северный маршрут в обход острова, известного теперь под названием Гокчеда. Естественно было, бросив якорь в большом заливе, надежно защищенном от неблагоприятных ветров и течений, занять идеальную позицию, чтобы воспользоваться первыми же дуновениями ниспосланного богами южного ветра, который позволял покинуть стоянку и идти галсами вверх по Дарданеллам.

Второй урок, которому меня научила Троя, связан с знаменитой историей долгого и успешного в конечном счете поиска этого полумифического города. Главная заслуга в «открытии» Трои принадлежит Генриху Шлиману. Состоятельный коммерсант, он занялся археологией, твердо уверенный, что в основе «Илиады» и «Одиссеи» лежат подлинные факты, хотя большинство ученых специалистов считали обе поэмы чистым вымыслом. Движимый наивным романтическим убеждением и наделенный к тому же поразительной энергией, Шлиман, не жалея средств и здоровья, приступил к поиску реальных свидетельств того, что Агамемнон, Менелай, Нестор, Улисс и прочие герои действительно жили на свете. Сначала он на Ионических островах (где мы еще встретимся с ним) искал места, связанные у Гомера с возвращением Улисса на родину, а в 1870 году начал копать Трою и вскоре ошеломил специалистов, обнаружив остатки легендарного города на холме Гиссарлык (что означает «крепость, дворец»). «Найти» Трою Шлиману помогло эффективное сочетание логики, интуиции, уверенности в себе и широкое заимствование идей предшественников, которые до него прочесывали этот район в поисках неуловимого города. Он преуспел там, где потерпели неудачу куда более ученые мужи, преуспел не столько даже потому, что верил в Трою, сколько потому, что учитывал все содержащиеся в поэмах Гомера ключи в комплексе, не отдавая предпочтение лишь какому-то одному.