Экспансия — II - Страница 180
— Это феноменально, — заметил Сэмэл. — Это надо отметить. Скотч?
— Нет. Благодарю вас. И вам не советую. Потому что вам предстоит всю ночь писать. А утром — в девять — быть в испанском посольстве и попросить прокомментировать вашу информацию... Попробуйте обратиться к мистеру Игнасио-Мариа Пухоль-и-Сараису, он один из немногих, кто мыслит широко и непредвзято, он незашоренный франкист, с ним можно говорить...
— Хорошо, а что было написано по-английски?
Человек сделал маленький, какой-то птичий глоток кофе, быстро запил водой из высокого стакана, словно пил горькое лекарство, и, пытливо взглянув на Сэмэла, ответил:
— Но это не для печати... Пока что — во всяком случае... Документ, написанный американским дипломатом, есть обязательство выполнять секретную службу...
— Чью? — Сэмэл даже подался вперед, не заметив, как пепел с его сигареты осыпался в кофе.
— Не английскую же, право...
— Фамилия?
— Дайте честное слово, что не напишете об этом, — вплоть до моего к вам звонка...
— Я даю вам слово.
— Это советник американского посольства в Мадриде мистер Пол Роумэн.
Сеньор Игнасио-Мариа Пухоль-и-Сараис выслушал Сэмэла с открытым доброжелательством, заметил, что пресса ее величества работает в лучших традициях английского детективного романа, категорически отказался комментировать сообщение по поводу документа, написанного на английском языке, порекомендовал («Я понимаю, что вы вправе поступать, как знаете, мистер Сэмэл, мы никак не посягаем на свободу прессы») повременить с публикацией, потому что пропавший сеньор Кемп, как представляется возможным считать, оказался жертвой группы Морсена — Штирлица, он был им чем-то опасен... «Следствие продолжается, будем ждать, я согласен с вами, все это в высшей мере интересно. Испанские газеты склонны получить исчерпывающую информацию от следственных органов. Их молчание не означает посягательства на свободу слова, которое гарантировано в Испании законом генералиссимуса Франко, так же как и во всех других демократических государствах».
(Пухоль-и-Сараис провел беседу так, как было оговорено на конспиративной встрече с представителем Макайра; повод для беседы был закамуфлирован вполне понятным беспокойством государственного департамента по поводу престижа его сотрудника Роумэна, имя которого шельмовалось в обнаруженном у Морсена документе: «Мы не можем поверить в случившееся, это чудовищно! Проверка и еще раз проверка. Мы живем в стране свободы, каждый имеет право на защиту. Конституция гарантирует честь и достоинство любого американца».)
Публикация Майкла Сэмэла — хотя ее и подрезали — была озаглавлена: «Кому же теперь служат нацисты? ГПУ?»
О Роумэне, понятно, не говорилось ни слова. Впрочем, редакция уведомляла читателей, что журналист намерен продолжить расследование, ибо он уже имеет материалы, неопровержимо подтверждающие вину Штирлица в устранении госпожи Фрайтаг, отправленной в Швецию немецкими офицерами, членами антигитлеровской оппозиции...
О сенсационном разоблачении английского журналиста в Аргентине напечатала лишь столичная «Кларин». Фамилия Штирлица была, как всегда переврана — «Эстиглиц»; зато имя «Кемп» было напечатано правильно.