Экономическая журналистика - Страница 30
Второй положительный момент, связанный с конструкцией объективной стороны, мы усматриваем в том, что усеченные составы, или составы повышенной опасности (которые, на наш взгляд, являются одной из разновидностей формальных и напрямую связаны с данным преступлением), содержат законодательную характеристику не только действия или бездействия, но и реальной угрозы наступления конкретных общественно опасных последствий, в то время как сами эти последствия не являются признаками состава. Однако, применительно к рассматриваемой нами норме, законодательное закрепление данной характеристики de jure, отнюдь не равнозначно ее реализации de facto.
Вернемся еще раз к приведенному в предыдущем параграфе примеру, иллюстрирующему многолетнюю судебную тяжбу специального корреспондента «Комсомольской правды» Ирины Черновой с начальником штаба УВД г. Волгограда полковником Никищенко.
В деле по обвинению Никищенко описательная часть последнего оправдательного приговора, оглашенного 22 марта 1999 года в судебном заседании под председательством судьи С.А. Чарки-на, состоит из 99 абзацев. Причем 56 абзацев полностью совпадают с текстом одного из предыдущих приговоров, вынесенного в судебном заседании под председательством судьи Ю.М.Конова-ленко 19 июня 1997 года, который был также обжалован потерпевшей в Верховном суде.
В определении Судебной коллегии по уголовным делам ВС РФ делается указание на то, что «потерпевшая Чернова давала подробные и последовательные показания об обстоятельствах дела, как на предварительном следствии, так и в судебном заседании, и суд в приговоре не привел никаких мотивов, по которым он не доверяет ее показаниям».
В ответ на это определение, в «оригинальной» части нового приговора, не переписанной дословно из приговора судьи Ю.М. Коноваленко, судья С.А. Чаркин отмечает: «К показаниям Черновой суд относится критически, поскольку, поставив вопрос о возбуждении уголовного дела в отношении руководства УВД, Чернова ошибочно полагала, что Никищенко располагал какими-либо сведениями о характере осуществляемых в отношении нее оперативно-розыскных мероприятий.
В судебном заседании исследованы должностные обязанности Никищенко на период 1995 г. и установлено, что Никищенко в силу своих обязанностей не имеет какого-либо отношения и доступа к оперативной работе УВД. В деле нет доказательств о наличии у Никищенко компрометирующих Чернову материалов. Данное обстоятельство согласуется как с показаниями Черновой, так и Никищенко».
Вопрос о том, какое отношение это обстоятельство имеет к показаниям Черновой, чтобы ставить их под сомнение, так и остается для нас открытым. Ведь сущность предъявленного полковнику Никищенко обвинения состоит не в том, что он разгласил «государственную тайну», сообщив Черновой, что за ней следят, а в том, что он воспрепятствовал ее журналистской деятельности. Для квалификации этого преступления не имеет значения, ошибочными или неошибочными были представления потерпевшей о том, что входило в его должностные обязанности, а что не входило. Речь как раз и идет о том, что Никищенко злоупотреблял своими полномочиями, использовал свои служебные связи и занимался тем, что априори не могло входить в его служебные обязанности – угрозами и шантажом, принуждением журналиста к отказу от распространения информации. Доводы суда, что «…в деле нет доказательств о наличии у Никищенко компрометирующих Чернову материалов» не могут служить основанием для вынесения оправдательного приговора. Для признания Никищен-ко виновным существенным является само деяние, выразившееся в угрозе распространения компрометирующих сведений, а не факт наличия или отсутствия у обвиняемого этих сведений, равно как и возможности ими распорядиться. Что касается возникшей для Черновой реальной угрозы разглашения нежелательных для нее сведений, то наличие данного обстоятельства подтверждается не только аудиозаписями бесед, состоявшихся между Черновой и Никищенко, но и показаниями самого обвиняемого, данных им в ходе предварительного следствия. Так, будучи допрошенным 17.10.95 г., Никищенко, в частности, показал: «На ее вопрос, как мы можем с ней разобраться, я стал говорить, что если на нее есть какие-либо материалы, то УВД может с ней разобраться, что, видно, есть какие-нибудь фотоматериалы, которые можно расклеить, отослать по почте на работу или домой. Я также говорил, что поскольку ее друг является сотрудником ФСБ, то мы можем выставить ее как агента ФСБ».
Факты незаконного проведения в отношении Черновой оперативно-розыскных мероприятий подтверждаются материалами дела и отражены в решении Конституционного суда. Конституционный суд пришел к выводу, что нарушения прав Черновой, хотя и имели место, но были вызваны не самим законом об оперативно-розыскной деятельности как таковым, а его неправильным применением.
Содержание подробностей из частной жизни Черновой, выявленных в ходе осуществляемых в отношении нее розыскных мероприятий, соответствуют тому, о чем заявлял Никищенко в беседах с Черновой, а в дальнейшем – и в своих показаниях во время предварительного следствия, что, бесспорно, свидетельствует о том, что данной информацией он все-таки располагал. Но, даже несмотря на это, суд приходит к выводу, что «бесспорных доказательств вины Никищенко Н.И в воспрепятствовании законной профессиональной деятельности журналистки Черновой И.Г. и злоупотреблении властью и служебным положением не добыто», и выносит очередной оправдательный приговор.
Таким образом, то, что мы считали положительным в конструкции объективной стороны, а именно – формальный состав преступления, который содержит законодательную характеристику деяния не только причинившего, но и способного причинить вред общественным отношениям, – на практике вновь оказывается оборотной стороной медали. Поскольку сами последствия не включены в диспозицию данной нормы и не являются признаками состава, суды не учитывают этого обстоятельства при квалификации данного преступления. В результате преступные посягательства на профессиональную деятельность журналистов со стороны высоких должностных лиц, препятствующих распространению информации с помощью угроз причинением вреда журналисту, но не причинивших его в реальной действительности (не считая морального вреда и судебных издержек), остаются безнаказанными, как в приведенном выше примере.
Так мы приблизились к исследованию еще одного признака объективной стороны – способу совершения данного преступления.
В ч. 1 ст. 144 УК РФ указан лишь один способ воспрепятствования профессиональной деятельности журналистов – принуждение. Но сам способ принуждения не конкретизирован. Как и в случае с объектом преступления, который мы рассматривали в предыдущем параграфе, в этом вопросе не существует единого мнения о том, в каких именно формах может быть выражено принуждение и что под этим следует понимать. Авторы различных учебников по уголовному праву и комментариев к УК РФ приводят в своих суждениях не просто противоречивые высказывания, но и взаимоисключающие толкования на этот счет. Причем некоторые из них противоречат даже сами себе. Например, в комментарии к Уголовному кодексу РФ под общей редакцией председателя Верховного суда В.М. Лебедева и занимавшего в то время пост генерального прокурора РФ, профессора Ю.И. Скуратова, опубликованном в Москве в 1999 году издательской группой «НОРМА – ИНФРА», говорится:
«Под принуждением журналистов к распространению информации либо к отказу от ее распространения следует понимать самые различные способы воздействия, за исключением какого-либо насилия, повреждения имущества или его уничтожения, а также угроз насилием.
Способами воздействия на журналистов могут быть: шантаж, обещание продвинуть по службе либо, напротив, понизить и т. п.».
В постатейном комментарии к УК РФ под редакцией того же В.М. Лебедева, но опубликованном в электронных изданиях справочно-правовой системы «Гарант» и «Консультант плюс», приводится прямо противоположное высказывание: