Александр Бараш
Экология Иерусалима. Избранные переводы современной израильской поэзии
Дан Пагис
Конец анкеты
Жилищные условия: номер галактики, номер звезды,
номер могилы.
Вы один (одна) или нет.
Какой вид травы растет наверху
и откуда (пример: из груди, из глаза, изо рта и т. д.)
Имеете право на аппеляцию.
В пустом месте внизу – укажите,
как давно Вы проснулись, а также причины Вашего удивления.
Свидетельские показания
Нет, нет: они совершенно точно
были людьми: форма, сапоги.
Как объяснить. Они были – по образу и подобию.
Я – был тенью.
У меня другой Создатель.
И он в своей милости не оставил во мне ничего, что умрет.
И я бежал к нему, летел – невесомый, голубой,
примиренный, я бы даже сказал: извиняющийся:
дым к всесильному дыму
без тела и образа.
Написано карандашом в запечатанном вагоне
Здесь в этом эшелоне
я Ева
с сыном Авелем
Если увидите моего старшего сына
Каина сына Адама
скажите ему что я
Из цикла «Мозг»
1.
В темной ночи черепа
он вдруг обнаружил,
что – родился.
Тяжелый момент.
С тех пор он очень занят. Он думает,
что он думает, что —
и все время крутится:
где же выход?
Если б были какие-то вещи, в каком-то
мире – он бы, конечно, их очень любил.
Он бы дал им всем имена.
Например: мозг.
Это я: мозг: я – это он.
С того момента, как оказался в изгнании, ему кажется:
можно было найти точку покоя.
2.
Подозрение:
в мире черепа
кроме него самого – нет никого.
И тут же – еще одно подозрение:
толпа других сознаний закрыта в нем, как в тюрьме,
камеры переполнены.
Они откалываются от него, предают его изнутри,
окружают.
И он не знает, какое из зол
меньшее.
Ein leben
За несколько недель до смерти она стоит в рамке окна,
молодая женщина с элегантной перманентной завивкой,
о чем-то думает, смотрит на улицу,
на коричневой фотографии.
Снаружи смотрит на нее облако из середины дня
тридцать четвертого года, нечеткое, не сфокусированное,
но с ней навсегда. Изнутри
смотрю на нее я, мне четыре года, почти,
останавливаю свой мячик,
медленно выхожу из снимка и старею,
старею осторожно, тихо,
чтобы не испугать ее.
Итог
Наконец закончим морочить друг другу голову.
Поговорим прямо, по-человечески, глаза в глаза:
Родные и близкие, господа волки,
Что между нами, кроме кровной связи, а?
Встреча
Я левая рука.
Да что ты говоришь, а я правая,
кажется, мы уже встречались,
мы так похожи, ты в точности
моя противоположность.
Как, ты меня не помнишь?
Мы же вместе росли и любили
играть в войну, как в древности:
пять рыцарей справа, пять слева,
у всех шлемы из ногтей,
и битва (сейчас ты вспомнила?) всегда кончалась ничьей.
Потом мы выросли, сделали карьеру,
у каждой свои ногти,
царапины, уловки —
и вот в конце концов мы обе здесь,
сплетены красиво, как надо,
на животе нашего трупа. Какая встреча.
С этого момента будем жить вместе,
и даже создадим совместную фирму по выращиванию ногтей
по меньшей мере на две-три недели.
Диббук1
Уйди, выйди из меня, чего тебе надо?
Я вырвал тебя из горла,
вырезал из руки.
Это я, ты слышала, я.
Какого тебе в этой темноте? Уйди ты.
Я стер твою тень из своей тени.
Во всем мире нет места нам двоим.
Мне и мне.
Смешной вопрос
Как рассеянный профессор, который позвонил себе домой и спросил: «Я здесь, где я должен быть?», так же позвонил я и спросил: «Я Дан, кто я должен быть?», и по рассеянности не почувствовал, что линия занята.
Поиск
Звонок в дверь. Меня уже нет дома.
Я вернусь завтра.
Звонок. Меня уже нет в городе.
Я вернусь послезавтра.
Меня уже нет,
вернусь после конца света.
Теперь они ломают дверь.
Глупо. Ведь я не собираюсь
рождаться вообще.
Домой
Ночь, и часы на руке отстают. Рука виновата. Я сижу на краю крыши и спрашиваю (кого?), как добраться. Это зависит от выбора: ползти или прыгать? Когда-то здесь были ступеньки, снаружи по стене, они шли со двора на крышу. От них еще осталась память, зигзаг штукатурки, только память. И значит, нет выхода: я должен спрыгнуть. Я повисаю поближе к стене, стараюсь втереться плечами в штукатурку, чтобы не упасть, и падаю.