Екатерина Великая (Том 2) - Страница 155

Трощинский положил на стол бумагу. Екатерина просмотрела её… Лицо её тотчас стало сурово, но она резким движением взяла перо и подписала.

Указ повелевал заключение в крепости сенатского чиновника Поздняка за преступление по службе, но без объяснения, в чём именно оно состоит.

Трощинский просиял и стал горячо благодарить. Государыня ни слова не вымолвила и отпустила его, кивнув головой.

Вслед за Трощинским тотчас вошёл личный секретарь государыни Храповицкий.

– Задержи-ка мне, Александр Васильевич, Трощинского в приёмной разговорами… – быстро вымолвила она.

Храповицкий поспешил исполнить поручение, а через четверть часа Екатерина поднялась и явилась в соседней горнице, где было много чиновников, дожидавших приёма. Императрица ответила на поклоны и прямо направилась к Трощинскому, которому что-то рассказывал, конечно умышленно, Храповицкий.

– Дмитрий Прокофьевич, я к вам с просьбой… Сейчас мне на ум пришло…

– Что повелеть изволите, ваше императорское величество? – ответил этот, склоняясь.

– Просьба всенижайшая, сердечная. Обещайте мне, дайте слово исполнить, в чём бы дело ни заключалось…

– На смерть пойду, государыня, если указать изволите, – восторженно произнёс Трощинский, польщённый такою милостивою беседой при посторонних лицах.

– Нет, дело простое, ничего дли вас не стоящее. Достаньте-ка тот указ, который сейчас подписала я по вашему желанию.

Трощинский быстро достал бумагу из портфеля, который лежал на окне, и подал её.

– Ну вот… Этот самый… Дайте слово исполнить мою просьбу без гнева и без ропота…

– Всё, что изволите… – заговорил Трощинский другим голосом, предчувствуя, в чём дело.

– Разорвите этот указ.

Трощинский склонился молча и, немного меняясь в лице, разорвал лист пополам.

– Благодарю вас! – выговорила Екатерина. – Это доброе дело сделано вами. Ведь вся ошибка была в чернилах. Чернила очернили чистого человека в ваших глазах.

Трощинский вернулся в Петербург вне себя и, несмотря на позднее время, проехал в Сенат, где все его подчинённые, по обыкновению, были ещё налицо, не смея разойтись до возвращения его из Царского Села.

– Доставить сюда сейчас Поздняка! – приказал он экзекутору.

Через полчаса сенатский секретарь, взволнованный, предстал на глаза его.

– Я докладывал её величеству о твоём неслыханном преступлении! – строго сказал Трощинский. – Государыня желает знать, как всё это произошло. Поэтому сознавайся и расскажи мне, когда, зачем и почему решился ты на подлог.

Поздняк пристально присмотрелся к лицу сановника, и, вздохнув, вымолвил:

– Я ничего, ваше превосходительство, сказать не могу. Ни единого слова не могу прибавить.

– Сознайся, и наказание тебе будет легче… Ну, простое исключение из службы. Не сознаешься, на поселение в Сибирь пойдёшь, в крепости сгниёшь. Даже хуже, много хуже будет.

– Как Богу и царице угодно.

– Так ты ничего не скажешь?! – крикнул Трощинский.

– Не могу. Помилосердуйте…

Наступило молчание.

– Ладно. Ладно… – заговорил Трощинский без конца. – Ладно, негодяй… Ладно… Так применим к тебе высшую меру.

И, кликнув солдат, сановник приказал:

– Отвести его в крепость и сдать от моего имени дежурному по караулу. Скажи, что долго у них не насидит. Его указано завтра судить по-военному и расстрелять… Ну, ступай…

Побледневший как смерть Поздняк двинулся через силу; но, когда он был в дверях, Трощинский остановил его:

– Слушай. Ну, ради моих милостей к тебе… Ведь я же тебя из ничтожества взял и… Ну, из благодарности ко мне. Признайся, как дело было… Расскажи всё – и пойдёшь вот, сядешь сейчас за свой стол… Всё забудем. Как если б всё это нам обоим одним злым сновидением было… Ну, голубчик Иван Петрович, сознайся.

– Ваше превосходительство! – воскликнул тронутый до глубины сердца Поздняк. – Не могу я… Бывают такие дела на свете… что ум за разум заходит. Всей бы душой желал сознаться вам во всём, за все ваши благодеяния… И не могу. Хоть голову рубите – ни слова не скажу…

Трощинский изменился в лице от гнева, молча махнул рукой и отвернулся. Поздняк вышел и двинулся за солдатом, схватив себя за голову руками.

Через несколько минут экзекутор, тотчас же вызванный начальником, приказал Поздняку идти домой.

– Как?! – выговорил этот, не веря ушам.

– Идите домой! Дмитрий Прокофьевич приказал. Завтра узнаете резолюцию о себе.

– Ничего не понимаю… – произнёс Поздняк, дрожа от радости. – Он приказал сейчас в крепость… Я ничего не понимаю.

– Ну, сударь мой… – озлобленно крикнул экзекутор. – Вы-то ещё в этом деле можете кой-что понимать! А вот Дмитрий Прокофьевич и мы все – так действительно никакого дьявола понять не можем!

Поздняк, не помня себя от радости, побежал на свою квартиру… После крепости, Сибири, каторги, военного суда и расстреляния, которые промелькали в его голове, ударяя по сердцу, он был почти счастлив при мысли, что цел и невредим и на свободе. Он догадывался невольно, что Трощинский его просто пугал… Доклад царице имел, очевидно, иные последствия. Однако, вернувшись к себе, Поздняк, несмотря на страстное желание повидаться с Парашиными, не решился отлучиться из дому и просидел сутки безвыходно в ожидании своей участи.

Наутро он получил бумагу из Сената – формальную отставку.

– Нищий! Лишён всего… – вымолвил Поздняк. – Лишён даже девушки, которую люблю…

Но едва только молодой человек выговорил эти слова, как в дверях его квартиры показалась Настенька, счастливая, сияющая радостью и румянцем на щеках.

Она бросилась на шею жениха.

– Ничего не будет! Всё слава Богу! – воскликнула она.

– Я отставлен… Настенька. А нищий тебе не пара. А мне жизнь без тебя – та же Сибирь.

– Ничего не будет… Иван Петрович. Слушайте. Слушайте!.. «Моя милая, успокойтесь, не плачьте. Ваш жених получит другую должность и женится на вас». Кто это мне сказал, Иван Петрович? Кто это так сказал?.. – восторженно воскликнула девушка, представив кого-то другого перед изумлённым Поздняком.

– Дмитрий Прокофьевич?.. – спросил он.

– Царица! – вскрикнула Настя.

– Царица?

– Да. Да… Я была в Царском…

И Настя рассказала жениху, как она решилась на тот же поступок, что и он. Она была в Царскосельском парке, на той же дорожке и у той же скамеечки, что и первый раз. Она рассказала всё царице про арест его из-за напраслины. И царица сказала ей, чтобы она успокоилась, что никакой беды не будет. И Настя повторила снова те же слова государыни.

Поздняк перекрестился несколько раз и горячо расцеловал девушку.

Затем он стал снова переспрашивать её о малейших подробностях её свидания с государыней.

– Очень удивилась она… – объяснила между прочим Настя, – когда я ей сказала, что не вы подписались под её руку. Что виновен другой человек. И его надо судить. А не вас!

– Как? Что ты?..

– Да. Очень удивилась. Спросила меня, знаю ли я всё дело… как это было… от вас. Я ответила, что вы ничего мне не захотели сказать. Тогда царица ещё больше удивилась и сказала так: «Даже вам ничего не сказал?» Я говорю: ни слова не хотел сказать, но я-то знаю, говорю, и верно знаю, что не Иван Петрович, а другой какой негодный человек подлог этот сделал…

– Ах, Настенька, Настенька!.. – весело воскликнул Поздняк. – Что же государыня на это сказала?

– Рассмеялась и сказала: «Молодец, держит своё слово!» А потом сказала мне, что всё обойдётся, слава Богу, что вы должность другую получите и мы обвенчаемся…

Поздняк снова расцеловал невесту, а затем вдруг выговорил:

– Настенька! Пойдём Богу молиться. Вместе.

– Идёмте. Сначала за царицу помолимся, а потом за себя! – радостно согласилась девушка.

Прошла неделя, другая, третья… Прошёл месяц.

Исключённый из службы сенатский секретарь ничего не дождался. Всё, что сказала ему его невеста, на что они надеялись, всё оказалось мечтой.