Екатерина II, её происхождение, интимная жизнь и политика - Страница 3

Окруженной полицейскими шпионами молодой карьеристке ничего не оставалось, как углубиться в чтение и почерпать из книг те поверхностные научные знания, которые впоследствии заслоняли от взоров жестокое сердце этой распутницы, и воспевая и восхваляя эти знания, Дидро и Вольтер стяжали себе всемирную славу.

Но молодая и жизненная натура Екатерины недолго могла находить утешение в книгах, и скоро она нашла себе более реальное и действительное времяпровождение. Еще будучи невестой, она уже успела присмотреть красивого молодого пажа своего жениха, Андрея Чернышева, который после свадьбы стоял уже в самых интимных отношениях с новобрачною. Но шпионы Елизаветы скоро заметили отношения Чернышева к молодой наследнице, последний немедленно был переведен из Петербурга в один провинциальный полк, а Екатерина получила, как бы в надзирательницы, камер-даму Щоглокову, которая славилась своими супружескими добродетелями и которая должна была наставлять молодую Екатерину. Но и этот феноменальный пример супружеской верности при всёобщей развращенности и распущенности не мог быть продолжительным и, как повествует история, г-жа Щоглокова в один прекрасный день, или лучше сказать вечер, стала жертвой того же демона, который царил в то время в стенах дворца. Не удивительно поэтому, что и горячая кровь Екатерины скоро вновь заволновалась, и скоро нашёлся смелый рыцарь, который без большего труда взял плохо защищенную крепость! Этот храбрый рыцарь был никто иной, как Сергей Салтыков, камергер Петра, к которому сердце Екатерины разгорелось пылкою и продолжительною любовью.

Брак Екатерины с Петром в течении первых лет оставался бездетным. И скоро выяснилось, что Петр, в силу физического недостатка, лишен возможности иметь потомство. Принимались для устранения недуга невозможные средства, но ни одно из них не имело успеха; пока, наконец, не было решено подвергнуть царевича хирургической операции наподобие той, какую умеет исполнить любой раввин, лишь с той разницею, что вместо раввина исполнителем её был сам Сергей Салтыков, который особенно заботился о потомстве Петра; но и этот хирургический акт остался безрезультатным. Екатерина же и Салтыков к этому времени дошли до той степени интимности, что первая без опасений могла поведать своему любовнику свои тайные замыслы, которые честолюбивый Салтыков вполне разделял. Оставалось лишь разуверить полоумного Петра в его бесплодности, дабы всё, что должно было потом явиться на свет от его супруги, не было им принято не на его счет. Одним словом, требовалось подготовить Петра с честью носить те рога, которые сбирались наставить ему Екатерина и Салтыков.

Когда Екатерина была недалека от разрешения от бремени, она и Салтыков сумели канцлера Бестужева склонить на свою сторону, который должен был подготовить Елизавету к рождению нового царского отпрыска, причем, как выразился Бестужев на докладе у Елизаветы, «и государственная мудрость, и опытность заставляют признать законность того ребенка, которого великая княгиня Екатерина на днях должна родить; последняя и «заместитель Петра» скорее заслуживают благодарность, нежели кару, так как они обеспечивают монархии в грядущем строгий порядок в престолонаследии, а это повлечет к внутреннему миру». Елизавета, погрязшая в грубых чувственных развлечениях, не вдавалась в разбор этой удивительной морали канцлерских взглядов и 1 октября 1754 г. с большим торжеством праздновала рождение великого князя Павла, основателя в России Салтыковской династии, продолжающейся по сей день.

Известные мемуары Екатерины II, которые тридцать лет тому назад были опубликованы Александром Герценом и неподдельность которых до сих пор ни кем еще не была оспариваема, весьма красноречиво и неопровержимо свидетельствуют об отношении Екатерины к камергеру её супруга. Эти же самые мемуары уничтожают последние следы сомнения в том, что Император Павел I есть прямой сын Салтыкова; сама Екатерина не старается признать Павла сыном своего супруга, Петра, которого сумели, наконец, уверить в том, но она сама приписывает его Салтыкову. Еще до рождения Павла, Екатерина два раза зачала от Салтыкова, но оба раза беременность не выдерживалась до конца. Салтыков был женат, и впоследствии, как видно, не особенно был привязан к Екатерине; по крайней мере Екатерина неоднократно жалуется на его холодность к ней.

Заставим Екатерину саму говорить об столь интересных и важных для истории могущественной европейской династии фактах. Екатерина весьма ясно и определенно рассказывает в своих мемуарах, как Салтыков обманывал бдительность Щоглоковых, приставленных Елизаветою следить за новобрачной парой, после чего он беспрепятственно имел доступ к Екатерине. Он устраивал в доме Щоглоковых концерты; и на них ухаживал за Екатериной; «на одном из таких вечеров, — рассказывает Екатерина, — он объяснил мне, почему он так ухаживает за мной, и когда я его спросила, что он себе обещает от знакомства со мной, он нарисовал передо мной столь же великую, сколько и сладострастную картину величайшего счастья… Он был красив, как день, и никто при дворе не мог сравниться с ним в красоте… Я сопротивлялась его искушениям в течении всей весны и части лета 1752 г. О моем муже при всех подобных встречах не было речи. В один из парадных дней Императрица сказала г-же Щоглоковой, что я оттого не имею детей, что езжу верхом на мужской манер, Щоглокова на это ответила: «детей у неё нет совсем по другой причине. Дети не могут явиться без причины на то; и несмотря на то, что наследница живет в браке с 1745 г., причины к тому до сих пор не было…» — Мне тогда (зимой 1752–53 г.) показалось, что Сергей Салтыков стал менее заниматься мною, что он рассеян и несдержан. Это огорчало меня, и я заметила об этом ему. Он привел с самозащиту плохие основания и уверял, что я не умею оценивать его уважение ко мне… Я оставила Петербург в декабре 1752 г. с различными признаками беременности… Мы ехали очень быстро, день и ночь… По приезде в Москву я имела преждевременные роды (выкидыш), наконец прибыл в Москву и Салтыков… Мы решили, чтобы уменьшить число его врагов, уверить канцлера Елизаветы, Бестужева, что я теперь более расположена к нему, чем это было прежде… Мы немедленно решили, что Сергей Салтыков поедет к канцлеру… Старик принял его очень любезно, доверчиво беседовал с ним по внутренним придворным вопросам… весьма участливо отнесся к моему положению и в заключение прибавил: «в ответ на благосклонное внимание, которым почтила меня великая княгиня, я постараюсь оказать ей некоторую услугу, которая, как я полагаю, будет ей приятна. Я постараюсь возвратить ей её прежнюю камер-фрейлину Владиславову[2], при которой она может делать всё, что ей только угодно». — Одним словом, Сергей Салтыков вернулся из Петербурга крайне удовлетворенным. Ему самому Бестужев надавал также много полезных советов. Всё это послужило к тому, что мы вполне стали понимать друг друга… В это время Щоглокова, которая постоянно лелеяла проект о престолонаследии, сказала как-то мне: «Послушайте, я хочу серьезно поговорить с нами. Вы увидите, как велика моя любовь к отечеству и как серьезно смотрю я на вещи. Я не сомневаюсь, что Вы на кого нибудь смотрите с большим предпочтением. Я предоставляю Вам выбор между Сергеем Салтыковым и Леонтием Нарышкиным (интимный друг и поверенный в любовных делах Салтыкова и Екатерины); если я не ошибаюсь, то это последний». — «На это, — продолжает Екатерина, — я воскликнула: о нет, нет, наверное нет!» — «В таком случае, — прибавила Щоглокова, — несомненно другой». — «Я разыгрывала пред ней такую простодушную, что она меня бранила неоднократно, как в городе, так и на даче, куда мы переехали после Пасхи. В течении мая (1753 г.) у меня опять появились признаки беременности… В день Петра и Павла опять состоялись преждевременные роды на втором или третьем месяце… В феврале (1754 г.) явились в третий раз признаки беременности… Нам предстояло переселиться из Москвы в Петербург. Я особенно боялась, чтобы не оставили в Москве Сергея Салтыкова и Леонтия Нарышкина; но, не знаю почему, смилостивились, и они попали в список нашей свиты… Моя меланхолия (летом 1754 г.) достигла той высокой степени, что при всяком малейшем поводе я плакала. Тысячи опасений наполняли мое сердце, и я не могла освободиться от мысли, что всё было направлено исключительно к тому, чтобы разлучить меня с Салтыковым… Эти заботы преследовали меня всюду… Я с большим огорчением узнала, что для меня приготовлялись комнаты, находящиеся непосредственно за покоями императрицы… Наконец, 20 сентября (1 октября по нов. стилю) я разрешилась сыном. Великий князь пьянствовал со своими приятелями, Императрица занималась ребенком. Обо мне не заботились вовсе, я всё время плакала и стонала. В городе и во всём государстве ликовали по поводу счастливого события…