Екатерина и Потемкин. Фаворит Императрицы - Страница 3
Смех она придержала, а страх безжалостно подавила. Как говорят русские? Взялся за гуж – не говори, что не дюж… Это значит, если уж назвалась императрицей, то ни пугаться, ни бездельничать права не имеет, иначе ей править так же недолго, как и мужу.
Трудно, ах, как трудно было противостоять, причем противостоять очень осторожно всем, кто помогал ей стать императрицей! Панин, Дашкова и даже Кирилл Разумовский настоятельно требовали, чтобы она согласилась всего лишь с регентством, каждый рассчитывая на свое влияние при малолетнем императоре Павле. Орловы желали, чтобы она немедля вышла замуж за Григория. Гвардия желала продолжения, только вот какого – не ведала и сама…
И никто не желал лично ее воцарения, называли матушкой-императрицей, кричали «Виват!», но все подразумевали, что лишь на время, только пока будет взрослеть Павел, а значит, регентство.
Но Екатерина не собиралась становиться лишь куклой в руках придворных и их ширмой, она желала править сама, причем править толково и уверенно, она знала как. Это значило, что надо умиротворить всех, принимавших участие в перевороте, и срочно короноваться. Срочно, пока не опомнилась гвардия и ей не внушили, что императором должен стать малолетний Павел, как правнук Петра Великого, а не его мать-немка.
Екатерина щедрой рукой раздавала награды и подарки, следовали повышения по службе, получение новых владений, крестьян, денег…
Голштинские войска и голштинские родственники были спешно отправлены на родину. Сторонники и помощники сверженного императора ненадолго посажены под домашний арест, но как только присягали новой императрице, тут же освобождались: Екатерине ни к чему враги вокруг… Кто упорно не желал служить новой власти, отбыли в свои имения с наказом пересидеть тихо.
Екатерина постаралась вернуть все крупные долги мужа, даже если они сделаны ради покупки бриллиантов для фаворитки… Она награждала и награждала… Но все равно опасалась за прочность своей власти.
Однако бойся не бойся, а жизнь идет своим чередом, время терять нельзя, потому императрица и попросила Сенат собраться в Летнем дворце ради обсуждения положения дел в стране. Понимала, что скажут, готова была ко всему, но дела оказались хуже самых мрачных предчувствий.
Главное представление Сената – крайний недостаток денег. У бюджета 17 миллионов долга, армии, которая большей частью за границей, полгода не плачено содержание, чтобы ее вернуть, нужны немалые деньги…
– Господа Сенат, принадлежа сама государству, считаю свою собственность собственностью России, а потому употреблю все свои деньги на пользу общую…
Уловила усмешку сенаторов, усмехнулась сама:
– Этого не на многое хватит, но, как говорят, лиха беда начало?
Екатерина скромничала, личный бюджет императрицы составлял в те времена тринадцатую часть всего бюджета, хотя размеры самого бюджета никто толком не знал.
Потрясенным сенаторам понадобилось несколько секунд, чтобы осознать поступок императрицы; в это время сама Екатерина смотрела чуть насмешливо… Потом грянуло напряженно ожидаемое ею «Ура!».
Как после такого противиться отмене монополии на некоторые виды промышленности и торговли, даже если при этом страдают те же Шуваловы? Хитрая Екатерина поставила их в такое положение, когда отстаивать собственные интересы значило, по сравнению с государыней, показать свою скаредность и нежелание содействовать благополучию страны. А это опасно – стоит Екатерине слово сказать супротив таких жадных, разнесут в клочья.
Скрепя сердце соглашались.
А она настойчива, день за днем встречалась с сенаторами, что-то решала прямо на ходу после заданного вопроса, что-то откладывала для изучения и обсуждения.
Сенаторы жаловались на дороговизну хлеба в столице и в Москве.
– Как бы бунта не было…
– Временно запретить вывоз хлеба за границу.
– А соль?
– Так же.
К ее величайшему изумлению, в Сенате не знали твердого числа российских городов!
– Не знаете? Нужно посчитать по карте. Долго будет, да что делать…
Но карты не нашлось.
– Да вы атлас-то имеете?!
Смущенно признались, что нет. У Екатерины внутри колыхнулось законное чувство гордости, усмехнулась, повелев принести свой, купленный в Академии за пять рублей «Атлас Российской империи» Кириллова:
– Ну вот, и моя покупка к пользе пришлась.
Она быстро поняла, что в Сенате вообще не слишком хорошо знают не только реальное положение дел в империи, но и число ее жителей, а уж реальных доходов и расходов не представляют вовсе. Доход с огромной страны назвали такой, что ахнула: шестнадцать либо семнадцать миллионов рублей в год.
Некоторое время Екатерина смотрела на сенаторов молча, потом поманила курьера, что за ним ходил:
– Открой «Атлас». И листай медленно, чтобы все господа сенаторы размеры России видели, коли не удосужились до сих пор разглядеть.
Сенаторы старательно тянули шеи, глядели, не понимая, чего она хочет.
– Велика Россия?
– Велика, матушка…
Хор голосов недружный; кто уже понял, что сейчас последует, и вовсе притихли, остальные тянули еле слышно.
– Велика, я спрашиваю?
Уже громче:
– Велика… зело велика…
– И с такой страны доход, как с большого имения?! С чего цифру взяли?!
Решился возразить только Шувалов:
– Так ведь и расходы немалые: флот содержим, армию, двор…
– Флоту давно не плачено, на двор не сваливай, без тебя знаю. Но в шестнадцать миллионов не верю. Отвечайте, откуда цифру взяли?!
– Камер-коллегия назвала…
– А они с чего взяли?
Глебов хмыкнул:
– Полагаю, по прошлым годам прикинули.
– По прошлым?! А отчего не двадцать или напротив двенадцать? А статс-коллегия?
– Расходы считает…
– Сколько людишек в России?
Тут сенаторы и вовсе плечами жали:
– Кто ж их знает…
– А счесть нельзя?
– Нет, матушка, как начнут считать, так волнения начинаются, потому как боятся быть посчитанными.
– А подати тогда с чего учитываются?
– По прошлым годам…
– Да ведь это прямой путь к злоупотреблениям сверху донизу! Коли подсчета и пригляда нет, воруй, кто как сможет!
Сенаторы только переглянулись, она что, не догадывается, что казнокрадство – один из доходных источников существования чиновников всех уровней?
Знала, все знала… Потому и торопилась не просто объявить себя императрицей, но и венчаться на царство.
Екатерина объявила, что короноваться будет в сентябре, дав на подготовку пышнейшего действия минимальный срок – пока не опомнились ни за границей, ни дома. Поручила, а сама занялась делами…
Орлов откровенно маялся:
– Катя, ну кто так царствует? Все сама да сама, на что те сенаторы нужны?
Она подняла глаза от бумаг:
– Кто? Я. Только я не царствую, а пытаюсь править. Сенаторам поручить все можно будет, когда дело наладится, а до того самой разбираться следует.
Григорий тоскливо поморщился:
– Так ведь пока наладится, и жизнь пройдет. В России отродясь порядка не было и бог весть будет ли.
Григорий и впрямь не понимал, зачем Екатерине нужно разбираться во всем, секретари бы разобрались и доложили, так, мол, и так… Дело императрицы только благоволить или отказывать. Конечно, любопытства ради можно и атлас разглядывать, чтобы понимать, насколько широко простирается твоя власть. Орлов сам был поражен, когда попытался осознать просторы империи, но уж свои деньги отдавать на государственные нужды – это и вовсе лишнее.
Когда пытался жаловаться Алексею Орлову, который большее влияние на Екатерину имел, чем он сам, тот хмыкнул:
– Верно Катя делает. Она сейчас свою власть укрепляет, вот когда коронуется да станет настоящей императрицей, тогда можно будет и передохнуть. А сенаторы к тому времени поверят, что за ними императрицын глаз есть, бояться будут. И что деньги свои в казну отдала – тоже молодец, ей вернутся сторицей, а славы много будет.