Эхо войны. - Страница 1

Жарко.

Над высокой, пересушенной травой сонно вьется мошкара. В зарослях разлетающейся пухом дикой лицинии дремлет бурая ящерица, изредка нагребая на бока горячий песок.

Полуденный зной плывет над полем, оставляя за собой островки колеблющегося марева. Слепящее солнце выбеливает пейзаж, от мерного стрекота среброкрылок тянет в сон. Некошенный еще с весны бурьян, тянущийся до самого оврага, день за днем жухнет и покрывается пылью.

Если скосить глаза вправо, видна часть задней стены мастерской, за которой разлегся на травке разомлевший рабочий молодняк. С другой стороны показывает округлый бок угловая башня Второго периметра, временами расплываясь в знойном мареве.

Я в последний раз обвела взглядом застывший в сонном оцепенении задний двор и разжала пальцы. Забранное прутьями оконце в три ладони высотой осталось под потолком.

Голые руки обдало прохладой — у пола гуляют сквозняки, и еще какие. От каменных стен веет приятным холодком только в жару, зимой здесь стоит промозглая сырость.

Замковая темница место вообще… неоднозначное.

Я подобрала под себя ноги и пристально посмотрела сквозь решетку в коридор.

Никого. Я подошла к самому дальнему от двери углу камеры и запустила руку в груду сена, вытаскивая старинный деревянный ящичек. Скрипнула крышка, открываясь, и мои сокровища засверкали в скупом свете крошечного окошка.

Вытащив из кармана грязный кулек, я высыпала на крышку сегодняшнюю добычу. Полдесятка камешков запрыгало по полированному дереву, уворачиваясь от пальцев. Я сноровисто набила на них метки и рассовала по ячейкам.

Закрылась крышка, щелкнул замок, неуклюжий деревянный ящик исчез в горе сена.

Сзади зашуршало.

— Это нечестно! — возмущенно завопили за моей спиной.

— Что именно? — поинтересовалась я, оборачиваясь.

— Все!

Сквозь оконную решетку проглядывала насупленная веснушчатая физиономия. Соломенные волосы топорщились во все стороны, слишком небрежно схваченные заколкой, чтобы она могла хоть что–то изменить.

— Неужели мир сошел с оси — исключительно чтобы тебе досадить?

— Нет, — Атка уселась прямо на землю и послала мне мрачный взгляд. — Этот гаденыш меня бросил!

— А отец твой знает?

Моя собеседница сморщила нос.

— Вы чего? Он же его убьет, если что! — она на секунду задумалась. — И меня убьет, если узнает, что я с ним…

— А мне что жалуешься? Хочешь, чтобы твоего кавалера убила я?

— Нет, ну… Вы же умеете… Ну, того, — Атка активно подмигивала, строя заговорщицкую рожицу.

— Приворотных амулетов не строгаю, — хмыкнула я, жуя травинку. — Тем более для несовершеннолетних. С твоего папаши станется и меня прибить вмести с вами обоими.

— Ну вы хоть его найдите, а? Я ведь его люблю…

— Люблю, люблю… Ладно, дитя природы, — я со вздохом поднялась на ноги и потянулась. — Попадется твой обормот — оттаскаю за уши. Может быть. А может быть, за эти уши к твоему отцу приведу.

Атка испуганно пискнула и вжалась в решетку облупленным несмотря на все мази носом:

— Не надо к папке!

— Училась бы лучше вместо того, чтобы с парнями шастать! Атка, ну зачем он тебе сдался? Только тем и хорош, что личико смазливое. А ты за ним бегаешь, как привязанная!

— Люблю я его, — буркнули сверху.

— Вот зашью тебе в воротник отворотный амулет! — вяло пригрозила я, обкусывая последние остатки соломинки.

— Можете, значит. А говорите…

— Меня–то зачем искала? — перебила я заходящую на очередной круг девочку. — Уж не ради амулетов.

— Дядя вас искал, — буркнула Атка и испарилась.

Обиделась. Думает, не понимаю, глупышка.

Я отряхнула форменные штаны, подошла к решетке и толкнула дверь: сквознячок сквознячком, темница темницей, а работа работой.

Всего один шаг во двор — а воздух уже можно резать ножом. О боги, ну когда же осень, сил никаких нет… У меня возникло сильное искушение вернуться обратно в подземелье, зарыться в кучу сена, чтобы меня никто не нашел, и сидеть там до самых холодов.

— Орие!…

Отец неудавшейся роковой обольстительницы, такой же светловолосый и растрепанный, призывно машет мне рукой с балкончика угловой башни. Я задираю голову:

— Что?

— Тайл тебя искал. Зайди в мастерскую.

— Знаю. Атка уже меня нашла, — на секунду задумываюсь, не просветить ли родителя о похождениях великовозрастного «дитятка», но в итоге отказываюсь от этой мысли. Ремо все еще пребывает в блаженном неведении, что его дочь вовсю интересуется противоположным полом, и не мне лишать его иллюзий. По крайней мере, не стоит перекрикиваться об этом через весь двор.

Мастерская далеко, ровно посередине между северной и восточной башнями, под стеной Второго периметра. Входов в нее — с полдесятка, и тот, что выходит наружу, находится, как назло, в строго противоположном от меня углу двора.

Солнце — это зло.

— Я уже думал, Атка тебя не найдет, — гулко раздалось в огромном полупустом ангаре, едва мои ботинки застучали по лестнице.

На верстаке у стены знакомо белел нетронутый сверток с завтраком, который я сама принесла утром. Снова та же история.

— Тайл, скоро первая вечерняя вахта. Ты собираешься питаться воздухом?

— А что, неплохая мысль, — из–под верстака показалась встрепанная белокурая голова. — Орие, не хочу я есть. Честно.

— Бездна, Тайл, это уже не лезет ни в какие рамки! — возмутилась я, подходя к нему. — Хватит заниматься ерундой! Можно подумать, ты единственный мастер за всю историю Развалин, у которого та рухлядь, что числится у нас на обеспечении, развалилась на ходу.

— Ты не понимаешь, — угрюмо обронил он, вылезая наружу. Стряхнул пыль с волос, проведя по ним растопыренной пятерней. Пожал плечами и поднял на меня глаза: — Рухлядь или нет, но это не лезет ни в какие рамки. Для квалификации старшего мастера, по крайней мере. И вот думаю, а не пойти ли мне…

— Как только что–то случается, ты начинаешь говорить, как Ремо. Причем в худшие его годы.

— Мы с ним вообще похожи, знаешь ли! — огрызнулся Тайл и уперся ладонями в стол, опустив голову. Глубоко вздохнул: — Извини. Ты не права, но, все равно — спасибо.

— Я — права по определению, — криво улыбнувшись, я принялась потрошить сверток с едой. — Так что ешь давай, я отпустила тебе все грехи.

Я сунула ему в руку бутерброд, сама взяла такой же и надкусила хрустящий хлеб. Он хмыкнул, но последовал моему примеру, ухмыляясь так же криво. Да, теперь это точно Тайл.

И слава богам.

Я вообще не понимаю, как многие могут до сих пор их путать — Ремо и Тайла. Да, они близнецы. Но они не похожи. Так бывает, когда с лиц — зеркальных отражений друга — по–разному смотрят одинаковые глаза. Так, как сейчас.

— А ты знаешь, что говорят?

— Всегда что–то говорят, — я посмотрела на потолок, по которому плясали солнечные зайчики, и сощурилась. — Что говорят теперь?

— Что дело спустили на тормозах только потому, что я и ты якобы…

— Тот, кто это говорит, может сам оказаться не в том положении, — безразлично проговорила я. — Наплюй. И если один из нас будет жаловаться на то, что о нем говорят, пусть это буду я. Мне положено.

— Я думал, тебе до этого нет дела.

— Иногда есть, — я посмотрела на него и улыбнулась: — Ну хочешь, я схвачу тебя за шиворот, затащу в темницу, запру дверь на огромный замок, и мы вместе будем сидеть на холодном полу и ловить мышовок в соломе.

— Хочу. В темнице сейчас хорошо, — он мечтательно сощурился и повернулся ко мне: — Так ты оттуда?

— Да. Из–за этого якобы ремонта наверху находиться невозможно.

— Я заметил. Вообще не понимаю, как Ремо еще живой в своей башне — там же сдохнуть можно от жары, — техник сморщил нос. Ремены с трудом переносили перегрев, и Тайлу было худо не только морально, но и физически.