Эхо фронтовых радиограмм
(Воспоминания защитника Ленинграда) - Страница 42
Путь на этот раз оказался весьма удачным. В Гомеле без труда закомпостировал билет на Москву, но сел в поезд с большим трудом. В вагоне соседями оказались солдаты-украинцы с отличными голосами. Здесь я впервые от них услышал мелодичную песню «По за гаем зелененьким брала вдова лен дробненький», которую я записал и потом всю жизнь напевал на застольях.
В Москве огромные очереди за билетами, поэтому не стал дожидаться и без компостера сел в тамбур с чемоданом на скорый в Ленинград. При проверке билетов перешел по крыше в другой вагон, где уже побывал контролер. На третий день, 23 августа, прибыл в Ленинград.
С Сашей Копполовым сходили в Мраморный зал Дома культуры имени Кирова на танцы, потом в кино на «Большую жизнь» с Петром Олейниковым, затем снова на танцы. Однако, вдруг меня одолела грусть по Василевичам. Мысли о деревенском житье-бытье не выходили из головы. Я казнил себя за то, что не воспользовался возможностью продлить отпуск с помощью Ивана Прохоровича. Пришел на Московский вокзал получать продукты по своему отпускному документу 27 августа и вдруг узнаю: в 2 часа дня на Москву идет поезд. Мгновенно принимаю решение: вернуться в Василевичи! Быстренько трамваем еду к отцу, сообщаю тете Дусе о своем решении, прихватываю для сестры Ольги ботинки и для матери несколько метров мануфактуры, приготовленных к отправке посылкой, и быстро возвращаюсь на Московский вокзал. Без компостера на билете и без особых приключений преодолел путь от Ленинграда через Москву, и вечером, 29 августа, снова в доме матери. Родителям объяснил свое решение, все обрадовались и еще несколько дней продолжилось веселье.
11 сентября выехал обратно и 13-го был уже в Ленинграде, у отца. Снова «Мраморный», кино «Бемби», «Дни и ночи», «Сестра его дворецкого» и другие фильмы. Застолья у отца, встречи со знакомыми. 16 сентября отбыл в свою часть в Эстонию.
Здесь ничего не изменилось. Но после отпуска одолела страшная тоска — в глазах стояли Ленинград и Василевичи. От брата Ивана пришло письмо, он после освобождения Василевичей был призван в Красную Армию, воевал, дошел до Берлина, после Победы был направлен на учебу в танковое училище, затем отказался учиться и вот теперь пишет из Саратова, что он возвращается в свою часть.
17 октября мы провожали своих однополчан-ленинградцев, уезжавших домой по демобилизации. Верные друзья, товарищи, с которыми долгое время воевали, покидали родную роту связи. Особенно мне было тяжело расставаться с Николаем Николаевичем Муравьевым. Он для меня был наиболее близким по духу другом. Уезжали Комаров, Ткачев, Галя Удалова — «старички» роты. Грустно было расставаться с друзьями.
Мне демобилизация не «светила», но и жизнь в армии стала невыносимой. Я сделал запросы в техникум, в Минвуз в отношении продолжения учебы, но ответов не было. Просил в письме Сашу Копполова разведать обстановку в техникуме, но он в это время женился и, видимо, из-за медового месяца ему было некогда возиться с моей просьбой. Жизнь моя в роте была бесцветной и тяжелой.
В таком подавленном состоянии мне часто вспоминался путь на поезде из Москвы в Ленинград, когда я познакомился в купе с сидящей напротив девушкой. Вот так это описано в моем дневнике.
«Она была, на вид, самая обыкновенная. По бледному лицу можно узнать в ней студентку. Как-то незаметно мы втянулись в разговор и не заметили, как быстро бежит время. Оказалось, что она студентка четвертого курса Московского университета биохимического факультета. Едет в Ленинград к подруге, с которой хочет поехать в Таллин, Ригу, осмотреть эти города. Видно было, что она из хорошей семьи, отец работает „большим“ начальником.
Наш разговор касался различных тем и везде мы находили общий интерес. Здесь, в поезде, впервые встретился с девушкой, с которой я говорил свободно и уверенно на разные темы. Время бежало незаметно, и опомнились мы только к утру, когда в вагоне уже все спали.
В Ленинграде ее должны были встречать, но она волновалась, придут ли на вокзал? Однако встречающих не оказалось, и здесь я проявил весь свой талант мужчины: нес ее чемодан, посадил на трамвай и даже несколько остановок провожал ее.
Это случайное знакомство сильно повлияло на мою психику — я понял, что можно встретить девушку, духовно близкую тебе. Было важно, что после крушения моей, по сути дела, первой любви с Валей, у меня появилась уверенность, что не все девушки плохие: можно найти друга по душе!!».
Итак, вопрос о демобилизации не давал мне покоя. Ожидания вызова из техникума или наркомата — не сбывались. Я продолжал нервничать и волноваться. «Спасительная палочка» пришла из Василевичей. Дедушка Роман и мать прислали заказным письмом вызов властей Белоруссии для работы по восстановлению хозяйства Республики. Получив письмо, я подумал: «Может быть это и к лучшему. В Ленинграде с питанием трудно, а в Белоруссии родные помогут стать на ноги».
Вызов передал командиру роты и с этого времени завертелась бюрократическая карусель. Командование роты не было заинтересовано в утечке молодых воинов, иначе и часть могут расформировать и кое-кто из офицеров останется без должности. Поэтому оформление моей демобилизации проходило весьма трудно и драматично.
Документ-вызов был из роты передан в штаб укрепрайона и дело завертелось, Вот как об этом записано у меня в дневнике 1 ноября 1945 года:
«Эти дни судьба бросает меня из стороны в сторону, то поднимаюсь на волне ввысь, то она бросает меня вниз. Уже Горбачев сказал: „Поедешь, Головко, домой“, а через день он же сообщает мне, что нужны еще какие-то справки, диплом и тому подобное. Последняя надежда на Борисова и Булкина».
Борисов, наш бывший командир взвода, работал в 14 УРе начальником отдела связи и хорошо ко мне относился. Майор Булкин — начальник отдела кадров укрепрайона, документы мои переслал в отдел укомплектовании Армии, там должна решиться моя судьба.
Мое нетерпение подогревало то, что были примеры демобилизации бойцов, не закончивших из-за войны техникум и теперь возвращавшихся завершить учебу.
Из дневника: «Переживаю мучительные дни неизвестности. Из головы не покидают думы о доме. Сегодня днем после дежурства задремал и мне приснился сон: дома за столом сидим с Кузьмой Антоновичем Брель, его братом Иваном и моим братишкой Аркадием, я разливаю вино, но не пили — в этот момент проснулся».
16 ноября узнаю радостную новость. Из отдела укомплектования пришла телеграмма: «Военнослужащий Головко В. А. по приказу номер такой-то подлежит демобилизации». Однако нервотрепка на этом не закончилась. Комроты делал все возможное, дабы не спешить с демобилизацией, ссылаясь то на отсутствие приказа, то на отсутствие денег. Наконец, я получил все необходимые документы, оставалось получить выходное пособие три тысячи рублей (при цене фунта масла 400 рублей). Горбачев тянул с выдачей денег, к я пошел на хитрость — прикинулся пьяным и в комнате рядом с начфином громко произнес фразу в том смысле, что «все пропью». Начфин Тоня тут же передала это Горбачеву, и назавтра я уже готов был к отъезду домой.
В конце ноября 1945 года я распрощался с друзьями, сделали «отвальную», под хмельком задушевно побеседовали, а затем — на поезд в Таллин, из Таллина в Ленинград. Здесь встретил Ивана Васильевича Белого, капитана, моего земляка, тоже возвращавшегося в Василевичи. Договорились ехать вместе. Наш путь уже теперь лежал через Витебск и Оршу.
Поездка наша домой — целая эпопея. Желающих ехать было больше, чем могли вместить поезда. Мы еле втиснулись в пассажирский вагон, долго ехали стоя, затем примостились на сиденье. По пути были разрушены железнодорожные мосты через реки и нам приходилось пересаживаться с поезда на поезд в Витебске и Могилеве. Наконец, добрались до Василевичей.
Итак, мечта сбылась, я на гражданке, предстояла новая жизнь в новых условиях. По своему проходному свидетельству в местном Райпо мне выдали 10 метров мануфактуры (за деньги). Шинель и гимнастерка, брюки и кирзовые сапоги, да еще 3 тысячи рублей — вот все мое «богатство», с которым я радостно вступил в новую послевоенную жизнь!