Его сладкая девочка (СИ) - Страница 78

Интересно, успокоительное на таком сроке можно? Эти пара—тройка дней могут довести жену до нервного срыва. Она за последние десять минут несколько раз покраснела и побледнела. Надо наедине уточнить у дока.

— Отдыхайте. Сейчас Вам поставят капельницу. И, конечно, полный покой, хорошее питание и положительный настрой.

— Спасибо, — пищит моя послушная девочка, задумчиво закусывая губку.

Стоит Тарасу Алексеевичу покинуть палату, Ксюня срывается с места и бросается в мои объятия. Глажу ее по голове, давая возможность выплакаться. Усталость, страх, нервное напряжение… да и вся наша беременность не была легкой. Как и наша история.

— Успокойся, солнышко мое. Все же хорошо. Хорошо?

Она поднимает заплаканное лицо и смотрит с такой надеждой. Надеждой, что я помогу ей, заберу себе ее сомнения. И я рад бы. Но, к сожалению, природа не дала возможности мужчине разрешиться от бремени вместо своей женщины. А я готов был бы забрать ее боль и страхи. Но все, что могу — только поддерживать и приободрять. И отвлекать.

Дожидаюсь, пока медсестра поставит систему, и укладываю любимую на свое плечо. Ох уж эти узкие больничные кровати! Но нелепо думать, что я уйду только потому, что здесь неудобно спать. Не уж: вместе, значит, вместе.

Отбиваю сообщения пацанам, которые взорвали чат своими предположениями. Пишу, что мы в палате, тошноты и головокружения нет.

Тим присылает фотки перемазанных мороженым довольных мосек. Ну кто бы сомневался: все трое дорвались без присмотра—то. Жаль, что дед уехал, он бы приструнил. Но у него очень даже весомая причина: мой непоколебимый дедуля разводится. Эта новость просто разорвала все шаблоны. Столько лет терпеть закидоны ба и в их возрасте устроить подобное…

Но никто не стал отговаривать. Бабушка пустилась во все тяжкие. Она и раньше практиковала поездки с подругами и небольшие загулы. Только раньше она никогда не переходила границы дозволенного. Думаю… нет, уверен!... порознь им будет лучше. Пусть хоть несколько лет, да поживут свободно друг от друга и от обязательств.

Тем более, что—то подсказывает мне, недолго Александру Клементьевичу ходить холостяком. Нежные взгляды деда и домработницы Давида заметили все. Не зря, ох не зря, я отправлял младшеньких погостить к другу на пару дней.

Может, конечно, ничего и не выгорит и в лице Галины он обретет друга. Пусть так. Но он как никто достоит заботы и спокойствия.

— О чем ты думаешь?

— Честно?

— Угу.

— Про деда.

— А что с ним?

— Нет—нет, ничего. Просто думаю, что он заслужил хорошей жизни.

— Очень заслужил. Я так плакала, когда он рассказывал о своей Полине.

Ксюша еще что—то говорит слабым голосом и засыпает. Был период, когда она засыпала в любом положении: сидя за столом, поперек кровати, на диване в детской. Напугала, заснув утром в ванной. Прислонилась спиной к тумбе и спокойно смотрела сны про розовых единорогов, пока я долбился в дверь. Не слышать звуков — тоже стало её особенностью. Видимо, организм так переживал перенесенный стресс. К счастью, это быстро прошло. Потому что оставлять одну с мелкими ее было банально страшно.

Пока капает лекарство, наблюдаю за прозрачной трубочкой и думаю. Родится ребенок. Как себя с ним вести? На курсы молодых родителей мы не ходили. Как—то было не до них. В тот период мы переворачивали город в поисках Севера, вытаскивали Тимура, а потом наблюдали за непонятными отношениями Лихацкого и младшей Северьяновой. Надо, кстати, позвонить другу, узнать, как девчонка. Там со здоровьем тоже не лады. Особенно после того, как невольно узнал некоторые подробности её прошлой жизни.

Мальчик. Не знаю, почему я так жду именно пацаненка. Представляю, что у него будут темные волосы, как у меня, и яркие Ксюшкины глаза. А еще довольная улыбка. Мы будем вечерами играть в футбол. А еще заниматься боксом. Мальчик обязан просто уметь за себя постоять.

Егор.

Стараюсь отложить все свои дела и остаться в клинике со своей девочкой. Настроение у нее скачет, конечно, то вверх, то вниз со сказочной скоростью. Она спрашивает про Сашку, но ту Давид увез в деревню, и, сдается мне, не собирается выпускать. Дорвался.

Черт. Я счастлив за друга, но все равно переживаю, чтобы он не натворил дел. Дейв, конечно, старше и мудрее, но характер у него ого—го. И странно представить его под каблуком у кого—то. Пусть выражение и образное, да только на уступки друг идти не умеет. Поэтому и бизнесмен успешный. А с отношениями.

Да уж, сижу тут и размышляю, весь из себя белый и пушистый. А сам—то, блять, давно ли скакал из койки в койку, не запоминая имен? Чувство, что не я был и вообще в прошлой жизни. Кто бы мог представить, что обычная поездка искупаться перевернет всю жизнь. Сколько раз я уже возвращался к этой мысли? Да не сосчитать. И каждый раз произношу благодарность Вселенной, которая столкнула наши орбиты.

В исламе есть такое понятие, как «кадар». Я даже погуглил, чтобы не ошибиться. Термин, обозначающий предопределение как непреодолимую волю Бога. Мы говорим «судьба свела», вкладывая в это понятие много всего: от случайной встречи до вмешательства высших сил. Пусть я не тот человек, который силен в тонкостях, но вот это предопределение мне подходит, чтобы описать появление в моей жизни сладкой ягодки. Девочки, которой суждено было стать моей. И мне — стать её.

Ксюшка своей нежностью, непосредственностью, переживаниями за близких, научила меня иначе смотреть на окружающий мир. Я начал замечать те мелочи, о которых раньше не задумывался. Ну кто утром улыбается полощась в тёплой воде? Дети и… Ксюша. Она реально радуется, то из крана течет кипяток. Она радуется, что можно дома ходить босиком и не бояться заболеть. Она улыбается, когда во дворе загораются гирлянды. Новый год давно прошел, но мы оставили разноцветные фонарики и лампочки, потому что моя девочка верит в сказку и любит перед сном посмотреть в окно.

Я знаю, что и я тоже научил свою малышку смелости, уверенности в себе. Знаю, что научил её верить и доверять людям. Не всем. Близким. И она раскрылась. Она позволила себе отпустить ношу, когда можно рассчитывать только на себя. Слишком долго она такой была — не по годам взрослой. Теперь моя очередь заботиться о ней и ее баловать.

Приближается время обеда, и я бужу свою соню, чтобы она хорошо поела. Ей силы нужны, а она все отказывается. Надо будет — с ложечки кормить стану. Малышка садится и трет глаза. Сонная, растрепанная и такая родная. Такая домашняя, уютная. Потягивается и улыбается. Тянусь к жене с поцелуем, но не успеваю коснуться розовых губ.

В тишине слышится едва уловимый хлопок, и Ксюшка поднимает на меня непонимающие глаза.

— Ой.

— Что?

Я не понимаю еще, что что—то происходит, но по спине бежит холодок.

А нет… кажется, начинаю понимать. Мы сидим на кровати рядом, и под нами стремительно наливается лужица.

— Егор, — хнычет моя жена и впивается в руку. — Это же… это воды, да?

Твою мать. Я так—то сам не знаю. Но, похоже, они. А что еще может быть? Лихорадочно вспоминаю все прочитанное по этому вопросу. Легкий хлопок… ну да.

Нажимаю кнопку вызова персонала. Ксюша сжимает руку все сильнее и негромко вскрикивает. Пытаюсь ее поднять, чтобы не сидела на мокром, но она цепляется за кровать.

— Тихо—тихо. Сейчас нет места панике. Давай считать интервалы меду схватками, пока не пришел врач. У тебя же начались?

— Я не понимаю, — шепчет.

— Болит?

— Кажется, нет. Немного.

— Значит, пока только начало. Не бойся. Я с тобой и все время буду рядом.

— Я в туалет хочу.

Блять. А можно? Вот как—то я этот вопрос ни фига не уточнил.

— Потерпи, малыш. Сейчас придет врач и все скажет.

Все—таки стягиваю свою упрямицу с койки и пытаюсь снять с нее пижамные брючки, в которых она здесь спит. За этим занятием нас и застает Тарасик.

— Что у нас здесь?

Показываю на постель и напуганную ягодку.