Эффект разорвавшейся бомбы (ЛП) - Страница 1

Переводчик: Кристина К.

Редактор: Наташа К.

Вычитка и оформление: Анна Б.

Обложка: Алёна К.

Люк

— Не могу поверить, что ты, как мудак, пропустил похороны владельца команды.

Вздох, вырвавшийся из моей груди, был глубоким и медленным — техника, которой я овладел в начале своей карьеры, когда пытался удержать язык за зубами. Мой агент Рэндалл хорошо справлялся со своей работой. Реально хорошо. За двенадцать лет, что я был квотербеком «Вашингтонских Волков», он заключил со мной столько контрактов, что мне была не нужна зарплата. В чем Рэндалл был не силен, так это в понимании того, в чем, по его мнению, я облажался.

Даже несмотря на то, что я ни разу не сделал этого.

— Фейт сломала руку, Рэндалл. — Я потер лоб, потому что, конечно, чувствовал себя полным дерьмом из-за того, что пропустил похороны своего босса. Мне не нужно было напоминания о серьезности того, что Роберта Саттона Третьего похоронили в мое отсутствие.

Рэндалл коротко выдохнул, его раздражение было очевидным.

— Кто-нибудь другой мог отвезти ее в отделение неотложной помощи.

Еще одна вещь, в которой Рэндалл был не силен, — это понимание того, каково быть отцом. Причем отцом-одиночкой. Его отцовский инстинкт проявлялся в том, что он выливал чуть теплую воду на засохший кактус, который стоял на подоконнике в его кабинете.

Я кивнул, хотя он не мог меня видеть.

— Это мог сделать кто-то другой.

Но я перебил его:

— За исключением того, что я так не поступаю. Фейт первый раз сломала кость, а моей мамы нет в городе. Не дави на меня. Все закончено, СМИ было все равно, и мои рекламные контракты не пострадают.

Молчание после того, как я заговорил, сказало мне две вещи.

Первое: я был раздражен больше, чем необходимо, от того что Рэндалл поставил под сомнение мое решение.

Второе: я был раздражен больше, чем необходимо, потому что был измотан.

Эти две вещи имели гораздо больший вес, чем следовало бы, на моих и без того отягощенных плечах. Справа от меня Фейт сидела на длинном сером диване и тихо играла на своем Kindle. Одна рука в ярко-розовом гипсе с моей подписью сверху, другая ловко водила по экрану, выбирая игру или книгу для чтения. Солнечные лучи, падающие на дочку через большие раздвижные стеклянные двери с видом на озеро Вашингтон, делали ее намного старше своих шести лет.

Я потер место у себя на груди, там, где ее имя было навсегда набито чернилами, потому что иногда одной мысли о том, что она превращается в молодую леди, было достаточно, чтобы вызвать у меня сердечный приступ.

Наконец Рэндалл, поняв по моему тону, что я не в лучшем настроении, сказал:

— Сейчас межсезонье, Люк. СМИ сделают историю из всего, что, по их мнению, станет хитом. Включая то, что ты пропустил похороны Роберта.

— Я не делаю заявлений по этому поводу, — огрызнулся я. — Ребята знают, что я чертовски уважал Роберта. В офисе это знают. Нет причин, по которым я должен объяснять это дерьмо кому-либо еще. Я не должен этого делать.

— Согласен. — Его тон был умиротворяющим, что разозлило меня еще больше. — Ты не должен этого делать. Но тебе за тридцать, и тебя нет личной странницы ни в одной популярной социальной сети, твое присутствие в других хуже, чем у моей восьмидесятилетней бабушки, а это значит, что у твоих поклонников нет возможности ознакомиться со всеми твоими мыслями.

На это была причина. Когда я возвращался домой после долгого дня тренировок, я хотел сосредоточиться на Фейт. Не хотел фотографировать и придумывать хэштеги или пытаться уместить умную мысль в сто сорок символов. Или, что еще хуже, отфильтровывать дерьмо, которое раньше приходило в мои сообщения в директ. В тот день, когда Фейт схватила мой телефон и прикоснулась большим пальцем не к тому месту, открыв сообщение с фотографией обнаженной женщины, спрашивающей, не хочу ли я встретиться, я удалил все свои аккаунты.

Я не хотел этого видеть, и, конечно, не хотел, чтобы это видела Фейт. Это не имело никакого отношения к футболу. Ни одна из этих вещей не была необходима мне, чтобы выигрывать матчи.

«Сиськи!» — воскликнула двухлетняя Фейт. Этого было достаточно, чтобы заставить непьющего мужчину напиться.

Рэндалл прочистил горло, и я заставил себя вернуться к разговору.

— Рэндалл, — вздохнул я, — Мне не нужны эти штуки, чтобы играть в футбол. Пейтон Мэннинг никогда не занимался социальными сетями, и его карьера из-за этого не пострадала.

— Ты сравниваешь себя с Пейтоном Мэннингом? — невинно спросил Рэндалл и мне захотелось ударить его по мошонке.

Фейт вздрогнула, заерзав на диване, поэтому я отодвинул телефон от уха.

— Ты в порядке, турбо?

Услышав прозвище, которое я дал дочери, когда ей едва исполнилось два года, она одарила меня быстрой улыбкой.

— В порядке, папочка. Просто мне больно, когда я слишком резко опускаю руку.

Я кивнул на ее ответ и глубоко вздохнул. Затем повернуться обратно к кухонной стойке, упершись кулаками в сверкающую белую поверхность и зажал телефон между лицом и плечом.

— Послушай, — сказал я Рэндаллу, — если репортер не появится на моем пороге и не спросит, почему меня там не было, я не буду делать заявления.

— Почему нет?

Звук, сорвавшийся с моих губ, был чистым скептическим весельем. Ему нужен был список?

О, СМИ, как же я вас ненавижу? Позвольте мне назвать все причины.

— Потому что не имеет значения, что я говорю, Рэндалл. Они придумают собственную версию правды, исказят мои слова и аккуратно подгонят ее под свою историю.

— Боже, какой же ты циник

— Ты можешь меня в этом винить? — спросил я

Он молчал.

— Полагаю, нет. — Он прочистил горло. — Ну брось. Одно заявление.

— Нет.

Последний разговор, который был у меня с Робертом перед его внезапным сердечным приступом, был хорошим. Существенный. Он сказал, что гордится всем, чего мы достигли, но у нас впереди долгое будущее, чтобы продолжать добиваться большего. Я сказал ему, что он отличный владелец, хороший человек, и он хлопнул меня по спине.

Мне не нужно было ни с кем делиться этой историей. Это была моя история, предназначенная не для того, чтобы ее использовали в качестве фонового шума или пищи для общественного пользования.

В динамике послышалось легкое раздражение.

— Ты такой упрямый осел, Пирсон. Ты что, никогда не слышал о том, чтобы быть активным?

Я чуть не рассмеялся. Почти. Уголки губ слегка изогнулись, потому что в голове промелькнули утренние тренировки, работа мышц для борьбы с обычным ухудшением состояния, с которым профессиональные футболисты боролись сразу после начала сезона, и многочасовой просмотр фильма из кабинета, расположенного в северо-западном углу нижнего этажа моего дома.

— Неа.

— Вау, — выдохнула Фейт. Я обернулся и увидел, что она встала с дивана, прижавшись носом к раздвижной стеклянной двери. — Она похожа на Барби.

— Кто похож? — спросил я.

— Кто похож на кого? — повторил Рэндалл мне на ухо.

— Я не с тобой разговаривал.

— Этот человек подписывал твои платежные чеки, Пирс, — сказал Рэндалл, используя прозвище, распространенное среди моих товарищей по команде. — Тебе нужно что-то сказать о том факте, что он уткнулся лбом в обеденный стол. Ты знал об этом? Прямо в свою тарелку.

— Срань господня, Рэндалл, — пробормотал я, ущипнув себя за переносицу. Фейт не заметила моей оплошности, иначе мне пришлось бы положить доллар в банку с ругательствами. — Прояви немного уважения. У него был сердечный приступ.

— По крайней мере, у него хватило такта сделать это до начала сезона. Может быть, это не слишком нарушит баланс сил. Знаешь, кто его заменит?

— Прошло двенадцать лет, а я до сих пор не уверен, что у тебя есть душа.

— Конечно она у меня есть.