Эфесская волчица - Страница 16

– Теперь я буду тренироваться вместе с вами, – сказал Диокл. – Смогу стоять с вами в парах и держать щит.

– Ага. С ней постоишь, – Деянира мотнула головой в сторону Мелусы. Та вошла в раж и яростно давила соперницу, едва успевавшую защищаться. Юноша знал, что она любит ближний бой, особенно же сбивать с ног и забивать на песке. В арсенале гладиаторов присутствовали и приёмы борьбы, хотя немногие умели пользоваться ими так хорошо, как Мелуса. Вот и сейчас она подбила ногу противницы и швырнула её через бедро, прижав щитом.

– Как месит, – вполголоса заметила Токсарис. – Так и искалечить недолго. Ей плевать на травмы сестёр.

– Не удивительно, что её никто тут не любит. Она думает только о себе, – согласилась подруга. – Её предназначение… Как она верила, что непобедима, что мы просто грязь под её ногами. Хорошо, что Леэна её обломала. До сих пор вспоминаю её лицо после поражения, когда толпа даровала ей помилование. Хотела кинуться на меч, тварь… но ничего, пережила.

Они особо не таились, ибо знали, что в шлеме, когда кровь стучит в висках, она их всё равно не услышит. Диокл был согласен с ними – он и сам не раз видел надменное и грубое отношение Мелусы к остальным, особенно же она возненавидела Леэну, которая нанесла ей единственное поражение. Некоторые бойцы, как мужчины, так и женщины, считали себя непобедимыми и тяжело переживали неудачи, иногда им не удавалось вернуться к ремеслу. Их тела ещё были крепки, но их души ломались. Мелусе удалось пережить поражение, став ещё более злобной и презирающей остальных.

– Сплетничаете за спиной у других, – сзади к ним незаметно подошёл Фламма. – Знаю, о чём говорите. Думаете, что она – тварь? Между тем, она одержима Игрой, она сильна и побила многих. Для неё победа важнее семьи, важнее всего… но в Аресе вы это любите. Да, нелюдима и тяжела в общении – это германская кровь. Я слышал, что она из бастарнов.

– Она – злобная сука, – не сдавалась Деянира. – Здесь многие хотят победить, но нельзя всаживать сёстрам нож в спину.

– А сама ты, разве, не говорила гадости за спиной Лики? Я помню ваше соперничество, – сказал Фламма.

– Ну, это другое дело…

Диокл забежал в баню, чтобы почистить себя песком после тренировки. Слева он слышал гул из столовой, где мужчины трапезничали, сидя рядами за длинными столами и грохоча мисками. Еда им полагалась за счёт школы, и многие довольствовались сытными бобами и говяжьей похлёбкой, предпочитая экономить деньги. Арес, напротив, заказывал из города дорогие блюда, редко появляясь на общей трапезе. На тренировочной площадке места для всех не хватало, поэтому занимались по очереди – мужчины начинали с утра, а женщины дольше задерживались вечером. Столовую посещали также по отрядам.

Во дворе перед главными воротами царило оживление – рабы лудуса разгружали телегу с вином и запасом продовольствия, запоздавшую из города, а венаторы продолжали там свою тренировку, дабы не мешать гладиаторам на основной площадке. Диокл присоединился к немногочисленным зрителям, что теснились к стенам. Упражнения игроков с животными могли бы показаться забавными, ибо один изображал зверя, остальные же крутились вокруг него, покачивая копьями и раскручивая лассо, но юноша знал, что всё тут серьёзно, ибо их работа на арене сложна и опасна.

– Наш герой, – услышал он голос позади. Тут его также не оставили в покое – Алкиона окликнула его, а рядом с ней стояла Демо. С ними, впрочем, он был не против поговорить, ибо эти двое были ему почти друзьями.

– И вы хотите узнать про нападение? – вздохнул он.

– Ну, если расскажешь. А, хотя, ничего не говори. Ты должен хранить верность господину, а он, верно, просил тебя держать язык за зубами, – сказала Алкиона. – Мы можем поговорить о чём-нибудь другом.

– Например, о больших играх, что грядут, – Демо держала горшочек с финиками и отщёлкивала косточки, метя то в одну, то в другую жертву. – Мне нужна большая победа, чтобы двигаться дальше. Согласен?

– Ты хороший боец, – уверил её Диокл.

– Уверена, что ты знаешь мои достижения. У меня восемь побед и три поражения. Самое смешное, что какой-нибудь идиот, коих полно на трибунах, может подумать, что это говорит обо мне как о слабом гладиаторе. Они же понятия не имеют, что я проигрывала одним из лучших бойцов провинции. Лишь Леэне, Алкионе и Мелусе удалось меня одолеть, и никому из других городов.

– О, я помню этот бой, – усмехнулась Алкиона.

– Обломала меня, бессердечная тварь, – Демо хлопнула её по бедру.

– Сама виновата. Ты поддалась ярости, как обычно, и бросилась на меня, растянувшись в длинном прыжке. Хотела оттолкнуться от моего щита и заскочить за спину, поразив зрителей красивым движением, но я повернула щит, и ты поскользнулась. Мне оставалось лишь схватить тебя за загривок и приставить меч к шее. Короткий был бой.

– Можешь не напоминать, – поморщилась Демо. – Лучше вспомним, как я победила чемпионку Пергама. Вот это была замечательная схватка.

– И с тех пор пергамцы тебя ненавидят. Тоже достижение, если подумать, – усмехнулась Алкиона.

Мимо них прошли несколько рабов, что несли амфоры с вином. Одна из девушек пошатнулась и едва не упала, ей пришлось поставить сосуд на землю, и стало ясно, что его вес явно превосходит её возможности.

– Корина, не таскай тяжести. Я же тебе говорила, – сказала Демо.

– Мне Феб велел… – громко дышала названная Кориной. Она присела на корточки и опустила руки на колени. Она была довольно высокой, но очень худой, с бледной кожей и впалыми щеками, с тёмными волосами, заплетёнными в косу.

– Плевать на Феба. Тебе нельзя, – настояла фракиянка. – А ему я зубы выбью.

Диокл помнил её историю. Сатир как-то серьёзно заболел, и некоторое время в лудусе заправлял его сын, успевший натворить немало дел. Он купил большую партию рабов по дешёвке, желая впечатлить отца, но многие из них оказались больными и увечными. Среди рабов была и Корина. Торговец продавал её как сильную девушку для любой работы, но когда дома с неё сняли хитон, то увидели, что вся она иссечена кнутом. Виктор тогда сказал, что она стоит не больше ста сестерциев, и удивительно, что она ещё жива.

Тем не менее, она выжила, и Сатир не стал её продавать, прежде всего из-за нежелания позориться перед людьми. Он сделал вид, что доволен приобретением. Корина многих поразила тогда – после жестоких издевательств и избиений у прежних владельцев она осталась удивительно доброй и жизнелюбивой. Из-за этого многие прониклись к ней симпатией, и особенно Демо, помнившая о своей юности. Все знали также и то, кто оставил на теле девушки столь страшные следы, – она была собственностью Корнелии Салонины, жены Гая Эмилия Бассиана, одного из членов обширного и знаменитого рода. Эта женщина прославилась своей жестокостью по всему Эфесу.

– Я слышал, что Салонина продолжает мучить несчастных, – сказал юноша, поглядев на Корину. – Слава богам, что мы не имеем такого жестокого хозяина.

– Откуда ты знаешь? – спросила Демо.

– Несколько дней назад ходил в город и там слышал разговоры рабынь на рынке, – пояснил Диокл. – Они шептались, что видели Салонину в банях. Её сопровождали две служанки, и, когда они разделись, то все ахнули, ибо спины их были исполосованы кнутом.

– Поганая тварь. Знавала я таких, – фракиянка не на шутку разъярилась. – Уверена, что она наказывает их не за серьёзные провинности, а за всякие мелочи. Говорят, что закон это запрещает. Правда?

– Закон гласит, что раб, подвергающийся неоправданной жестокости со стороны хозяина, может обратиться к магистратам, и они вправе даровать ему свободу, – ответила Алкиона.

– Добрый закон, – горько усмехнулась Демо. – Только кто его соблюдает?

– Мало кто, – кивнула её подруга.

– Ещё до того, как заняться нашим ремеслом, я нанялась на работу к одной старухе в Фессалии, – неожиданно начала рассказывать фракиянка. – У неё были поле и сад. Там ковырялись в земле её рабы и наёмные работники, среди которых дети нищих и сироты. Я была едва ли не самой старшей и гордилась своей сильной спиной и мускулистыми руками, способными глубоко вонзать мотыгу в чёрную плоть.