Эфесская волчица - Страница 15

*****

Следующим утром господин вызвал его к себе рано, и Диокл быстро взбежал по ступеням на второй этаж хозяйского дома, на ходу перепоясывая хитон. Жена ланисты встретила его в дверях, сказав строго:

– Он ещё слаб. Я не могу заставить его не работать, но ты помни об этом и не сильно надоедай ему. Слишком много вас тут околачивается.

Вибия Сабина казалась юноше доброй женщиной. Он никогда не видел от неё зла, скорее она его просто не замечала, как и многих других тут. Даже в молодости она не отличалась особой красотой, а сейчас стала болезненной и сухой как живая статуя какого-то восточного бога. Её пепельные волосы были скрыты под накидкой, а в многослойных одеждах оставались открытыми только худое лицо и руки. Он, конечно, знал об истории с Ликой, новой возлюбленной господина, но никогда не задумывался об этом слишком сильно.

– Как ты себя чувствуешь, мой храбрый боец? – весело приветствовал его Сатир. Он полусидел на кровати, туго перевязанный белой повязкой, и выглядел уже гораздо лучше. Юноша сразу заметил, что ланиста переполнен желанием действовать, и у него уже есть какие-то замыслы. Виктор сидел рядом за маленьким столиком, перед ним были разложены бумаги, но краем глаза он внимательно поглядывал на пришедших.

– Здоров и хочу служить вам ещё лучше, – ответил Диокл. Он решил даже не упоминать о ране на голове, что промыл и смазал пахучей мазью местный врач.

– Ты бился за меня вчера как настоящий воин… когда некоторые поступили как шлюхи. Я обещал тебе награду и выполню обещание. Получишь три тысячи сестерциев, а также я велю начать твоё обучение нашему ремеслу. Тебе уже двенадцать, и ты готов встать на этот путь… если, конечно, хочешь.

– Ещё как хочу. Да, господин, – юноша опустился на колени перед ланистой и коснулся его рукой.

– Что думаешь, Виктор? – усмехнулся Сатир.

– Он слабоват, но дух у него крепок, – ответил гладиатор.

– Тогда начнём готовить его к кровавому, но и славному уделу.

В этот момент в дверях появилась Леэна, её подбитые железом сандалии хрустели на каменном полу. Она сказала:

– Вы звали меня, господин.

Диокл вышел из комнаты, но любопытство взяло над ним верх, и он воспользовался тем, что перед дверями никого не было, притаившись у стены, чтобы послушать. Он видел, осторожно заглядывая через приоткрытую щель, что львица стоит прямо, словно высеченная из жёсткого камня, как принято у истинных гладиаторов.

– Ты уже знаешь, что случилось? Должна знать, – сказал Сатир.

– Какие-то крысы объявили нам войну, – ответила она.

– Да, правильно. Они напали не на меня, они напали на всех нас, – кивнул ланиста. – Прежде ты уже помогала нашей семье усмирять крыс. Нужно сделать это ещё раз.

– Приказывайте.

– Отправишься в каменоломни Руфа. Кербер расскажет подробности, возьмёшь его с собой. Вы должны вытянуть эту ниточку до конца. Узнайте, кто это сделал, – голос хозяина стал жёстким. – Пустите в ход мечи, если понадобится. Коли их будет много, то не рискуйте, но позовите больше наших людей.

– Мы найдём их, – сказала львица.

– Идите сейчас. Нечего ждать.

Леэна вышла быстро, и Диокл едва успел отпрянуть к стене, чтобы сделать вид, будто ничего подозрительного не делает. Она, тем не менее, сразу поняла, чем он занимался, поэтому тихо прошептала:

– Не веди себя как шпион в этом доме. Вечно ты хочешь всё знать.

Несмотря на пинок, которым она подкрепила свои слова, он всё же решил ещё задержаться у дверей. Ему хотелось узнать, кто же напал на господина, но он понимал, что так просто ему никто этого не расскажет – все считают его слишком маленьким. Ланиста, тем временем, продолжал разговор с бывшим гладиатором, и юноша вновь прильнул к узкой щели.

– Она должна справиться. Согласен? – Сатир покрутил в пальцах зелёный стеклянный кубок с подогретым вином. – Я доверяю ей не без причины.

– Её знают в городе. Знают, что она работает на вас.

– Да пусть знают – плевать. Выбора-то особого нет, – поморщился хозяин. – Кого ты мне предлагаешь отправить? Арес и Фламма заняты только своими боями на арене, Буцефал слишком туп… Мелантий сам продаст нас как шлюха. Леэна один раз уже помогла нам.

– Да, тот бунт, – кивнул Виктор.

– Но ты прав, что в этой войне нам может понадобиться больше людей, способных пустить в ход сталь за пределами арены… и держать при этом язык за зубами. Кто это может быть на этот раз? Какая тварь жалит меня в спину? Милетцы? Бассианы? – рассуждал Сатир. – Что ты думаешь об Алкионе? Может она послужить нам в городе? Чем там она занималась до того, как увлеклась нашим ремеслом?

– Она рассказывала как-то, что в Мёзии её преследовали за самоуправство, – ответил гладиатор. – С друзьями они хватали разбойников, когда местные власти не выполняли своих обязанностей, и вешали их без всякого суда. За это её обвинили в убийстве, и ей пришлось покинуть дом.

– Да, что можно сделать в этом государстве, если не брать суд в свои руки? – фыркнул ланиста. – Она поступала правильно. Нужно будет пригласить её и поговорить. Мы тоже предпочитаем вершить правосудие сами.

Большую часть дня Диокл провёл в хорошем настроении. Он чувствовал себя почти героем из-за того, что участвовал в спасении господина и получил право обучаться с настоящим оружием. Боясь, что будет выглядеть неумело, он долго работал у столба, врезаясь в него щитом и охаживая деревянным мечом. За этим занятием он не заметил, как опустился вечер, когда мужчины ушли ужинать, а на площадке остались только бойцы из женского крыла.

– Удалось что-нибудь подслушать, малыш? – спросила его Никс, когда он присел на краю тренировочной площадки, чтобы выпить воды.

– О чём ты? – удивился юноша.

– Все знают, что ты любишь вынюхивать по всему лудусу. Таишься за углами словно шпион. Вот и сегодня Айя сказала, что ты околачивался у комнаты господина. Так удалось что-нибудь узнать? – её тон был немного насмешлив.

Другие гладиаторы шутили, что Никс похожа на паука, ибо она была довольно высокой, но очень худой, с длинными руками и ногами. Она могла бы казаться привлекательной, если бы не сломанный на тренировке нос, что сросся неправильно, хотя это немного скрашивали светлые глаза и золотистые волосы. Диокл знал, что она выступает как ретиарий, легко порхая вокруг противников, но эта роль – путь к смерти, и уже не раз она была в одном ударе от конца. Сейчас она готовилась к новому бою после долгого перерыва – она была беременна и недавно успешно родила. Плач её ребёнка иногда можно было слышать на втором этаже лудуса.

– Я вовсе не таюсь, – насупился парень.

– Но тебе удалось узнать, кто напал на господина? Об этом все сегодня говорят.

– Этого пока никто не знает… разве что Леэне удастся выяснить.

– Так её послали на поиски?

– Я тебе этого не говорил, – спохватился юноша, поспешив закончить свой перерыв и потихоньку улизнуть от неприятного разговора.

На другом конце тренировочной площадки Мелуса состязалась с Ипполитой, и грохот от их щитов стоял такой, будто они схватились в настоящем бою. Диокл обходил песок по краю, чтобы сложить своё снаряжение в ящик, но и тут ему не удалось избежать внимания – Деянира, что с Токсарис наблюдала за тренировкой, ухватила его за плечо.

– Люди говорят, что тебя наградили, – сказала она. – Стал почти взрослым… Я помню, как ещё девочкой ходила на бои твоей матери.

– Ты храбрый. Скифы говорят, что храбрые люди рождаются под счастливой звездой, – с лёгким акцентом добавила Токсарис.

Деяниру многие любили в лудусе за весёлый нрав, хотя она и не брезговала женскими кознями и соперничеством с подругами. Её галльская внешность была неотразима для мужчин – длинные каштановые волосы и белая кожа, мускулистое тело и пышная грудь, карие глаза. Она славилась своей любвеобильностью и делила постель со многими мужчинами из школы, сейчас же имела постоянного любовника среди гладиаторов, называя его мужем. Токсарис говорила, что является дочерью скифского царя из далёкой Тавриды, впрочем, Леэна уверяла, что она просто рабыня откуда-то из Персии, не знающая ни имён, ни племени своих родителей. У неё была желтоватая кожа и чёрные прямые волосы до плеч, глаза же имели необычный разрез, придавая ей экзотический вид. Она выступала как лучник и не могла соперничать с другими бойцами размерами и физической мощью, поэтому предпочитала подчиняться старшим.