Единственная (СИ) - Страница 2

И вот мы здесь, где именно, правда, так и не узнали, но где-то далеко — однозначно. Только обратной дороги не существует.

За год пути в неизвестность было много интересного, необычного, нового, удивительных открытий. Потом командор принял решение вернуться. Ресурсов корабля осталось на обратную дорогу. Но мы не смогли! Может Хойт Кроу, пилот-весельчак, слишком часто посылал всех в черную дыру, а руководитель ботанов, ксенобиолог Черч Номэ, любил частенько порассуждать о так и не изученном феномене появления червоточин, но именно с ней мы и столкнулись.

Точнее, в какой-то момент космическое пространство словно разорвалось — и нас будто в воронку затянуло в пространственно-временную дыру. Попытка выскочить, чтобы спастись, не удалась, только усугубила наше положение. Создание и наращивание мощного энергополя для скачка и влияние полей червоточины чуть не разрушило сам корабль.

После того, как корабль, наконец, выкинуло из воронки «где-то там» и экипаж пришел в себя, выяснилось, что в переделке, в которой мы побывали, уцелели далеко не все. Из двадцати четырех членов экипажа выжили лишь девять. Повезло тем, кто умер сразу! Об этом «везунчики» узнали немного позже.

— Таяна, Хойт, подойдите, пожалуйста, в салон, — прозвучал усталый голос Резникова по громкой связи.

Я еще некоторое время глядела на экран, где мелькали кадры моей прошлой жизни, вытерла слезы и приподнялась на кровати. С каждым днем двигаться хотелось меньше, а заснуть и не просыпаться — больше. Медленно спустила ноги с койки, обулась, одернула, к счастью, немнущуюся и взятую из никому теперь не нужных запасов чистую серую форму ботана — слегка облегающие брюки самого простого фасона с короткой курткой, застегивающейся под горло. Откинула за спину длинный, уже порядком спутанный хвост светлых волос и вышла из каюты, едва не волоча ноги: силы утекали по капле, но беспрестанно.

Коридор, освещаемый тусклым светом, опять напомнил мрачное, гнетущее подземелье — у поврежденного в червоточине реактора со временем, один за другим неизбежно отказывали энергоблоки, приходилось экономить буквально на всем, отключать отсеки для сохранения энергии. Я невольно передернулась и обняла себя за плечи.

Еще больше угнетал вид второго помощника командора Дмитрия Резникова, ожидавшего меня в салоне. Некогда аккуратная, хорошо сидевшая на нем синяя форма теперь в неряшливых пятнах и разводах и свободно болтается. Сейчас он единственный, кто все время проводит, хоть как-то устраняя вал проблем, связанных с неисправностями корабля, сыплющимися как из рога изобилия. А ведь совсем недавно ему помогала неразлучная парочка: навигатор Дарья и инженер Михаил — веселые влюбленные супруги… были. Две недели назад они покончили собой…

Равнодушно, покорно судьбе я спросила:

— Что-то еще случилось?

— Ты починил блок навигации? — чуть более эмоционально поинтересовался пришедший следом за мной Кроу.

Хойт Кроу — пилот корабля — раньше тоже вместе с Резниковым ремонтировал проводку, копался с оборудованием, придумывал как спастись, а теперь походит на полутруп. Умереть — смелости нет, а жить — желания.

— Нет, Даннарт основательно поработал над дисплеем и внутренним блоком — уничтожил все качественно, — констатировал Резников.

— Вот скотина, — равнодушно, скорее по привычке, выругался Хойт. — Сходил бы с ума в одиночку — так нет, решил и нас приобщить. Нет бы, как Верона, тихонько вены в каюте перерезать, никому не мешая, — этот идиот решил сдохнуть феерично, с искрами и жареной корочкой. Придурок.

Мысленно я согласилась с ним. Жан Даннарт — один из офицеров группы сопровождения — во время «перехода» сильно ударился головой и в результате получил повреждение мозга. Выжить выжил, но после натворил немало бед, усугубив и так критическое положение. Да что там, сделал его катастрофическим. Убил своего командира за приказ, отданный не тем тоном, а потом выбрался из карцера, куда его посадили от греха подальше, — и разгромил рубку, тем самым уничтожив системы управления и навигации, еще хоть как-то функционировавшие. Заодно и сам поджарился, и рубка безнадежно провоняла.

Теперь наш межзвездник — консервная банка, которая неизвестно куда движется. А мы, как просроченная рыба в собственном соку, мучаемся и тухнем.

— О мертвых либо хорошо, либо никак, — с досадой оборвал Хойта Резников.

Мы все уважали первого помощника командора — человека сильного, надежного, умного, достойно ведущего себя даже перед лицом смерти. Ему всего сорок два, молодой, с учетом того, что люди живут до ста двадцати. Представительный, статный, симпатичный, тоже блондинистый мужчина. Мне двадцать три, но при этом ко мне он относился как к дочери. Ласково, по-отечески трепал по макушке. Сначала все решили, что он увлекся мной, даже я тогда почувствовала себя неловко, но довольно скоро разобрались, что совсем не страсть или любовь были причиной его заботы.

Случайно кто-то из экипажа увидел в каюте Резникова голограмму его семьи, где он обнимал женщину и девочку, походившую на меня. Потом мы узнали, что Резников разведен, дочь давно не видел, жена не позволяет.

За год в экспедиции мы хорошо узнали друг друга. Казалось, все двадцать четыре члена экипажа стали роднее родных. А после встречи с червоточиной оставшиеся в живых девять человек еще и досконально познакомились с недостатками друг друга, в полной мере проявившиеся за полгода космического дрейфа, изнурительной борьбы за выживание. Кто-то, как Резник, остался человеком чести до последнего, бойцом! Или как бывший весельчак Хойт Кроу, а ныне нытик и ворчун, психологически сдался, однако смерть его еще пугает. Или как я — со временем превратилась в созерцателя. Жить хочется до дрожи, но сил на борьбу просто нет и как спастись не представляла.

— Ну, и зачем нас позвали? — вяло возмутился Хойт. — А где Анна? Опять поминает Монтенеску? Скоро белочек ловить начнет. Столько пить, да еще на голодный желудок!

— Анна ушла за Монтенеску, — поморщился Резников.

— Куда ушла? — одновременно переспросили мы с Хойтом.

Впервые за все время помощник командора сорвался на крик:

— Куда-куда, в открытый космос! Напилась до невменяемого состояния, видимо, и пошла своего любимого Ивара искать. Я нечаянно заметил, когда экранами наружными занимался. Она как раз мимо… «проходила».

Я осела на пол и, обняв себя руками, всхлипнула:

— Это какое-то безумие! Когда уже все закончится?

Резников отвернулся, нервно потер голову обеими ладонями, явно усмиряя секундный порыв выдрать волосы. Затем устало, сражено опустился на ближайший стул.

Хойт привалился плечом к двери, словно не осталось сил сделать шаг в некогда замечательный, уютный салон исследовательского судна. Это так называемое место психологической разгрузки специально сделали удобным, в приятных глазу тонах, с мягкими диванами, позволяющими телу расслабиться, столами, над которыми плавали трехмерные изображения любых объектов, — все возможное, чтобы участники длительной экспедиции могли отдохнуть, пообщаться и обсудить животрепещущие вопросы.

      Наконец Резников глухо произнес:

— Я вынужден признать: восстановить навигационную систему корабля не в силах. Мы слепы как кроты. Что не уничтожила червоточина, доломал Даннарт. Вернуться домой мы не можем…

— Еще бы знать, в какой точке мы и в какой вселенной наш дом, да? — ядовито процедил Хойт.

Помощник командора посмотрел на пилота, хотел ответить жестко, но, устало опустив плечи, продолжил так же глухо:

— Воды хватит на неделю максимум. Если экономить еще больше.

— Больше некуда, пить хочется постоянно, вода хоть как-то глушит голод, — пожаловалась я.

— А еды… — Резников тяжело вздохнул и признался. — Я разобрал полностью установку, чтобы выгрести остатки. Есть больше нечего.

— Значит, скоро съедим Тайку, — усмехнулся Хойт.

Я испуганно посмотрела на него — поверила безоговорочно. История человечества знает немало примеров, когда ради выживания и в голод люди поедали себе подобных.