Эдгар По. Сгоревшая жизнь. Биография - Страница 7

К тому времени, как По стал старшим сержантом, у него уже появился основательный опыт военной жизни. Не пожелав находиться на воинской службе еще три с половиной года, как полагалось по контракту, По подал прошение своему командиру, лейтенанту Говарду, прося подписать его отставку. Наверное, он признался в подмене своей фамилии, так как Говард согласился на то, чтобы По – не Перри – вернулся к Джону Аллану. Итак, Говард написал Джону Аллану письмо, и тот ответил, мол, пусть По “лучше остается там, где он есть, до истечения контракта”. Служба Эдгара в армии, вероятно, стала для Аллана неприятным сюрпризом. При этом он не выказал раскаяния в том, что практически выгнал мальчика из дома. Итак,

1 декабря 1828 года Эдгар По написал Аллану письмо, начав его так: “Видимо, вы считаете, что я опозорил и обесчестил себя службой в армии”; далее он заверял, что никогда в своей жизни не чувствовал большего удовлетворения: “и никогда в моем сердце не было столько заслуженной гордости”. Помимо всего прочего, По был горд тем, что сумел обуздать себя. Однако он не хотел понапрасну тратить “лучшее время своей жизни” на дальнейшую службу. Его жизнь только начиналась. “Я ощущаю в себе силы, которые помогут мне достичь самых высоких целей, отвечающих всем вашим желаниям, – добавлял По. – Я либо выиграю, либо умру – либо добьюсь своего, либо закончу жизнь опозоренный”. В заключительных строках он просил передать свою любовь “маме” и выражал надежду, что его “своеволие” не принесет ей разочарования.

Ответа он от Аллана не получил, и три недели спустя написал ему еще одно письмо в более требовательном тоне. “Мой отец не может отринуть меня как отребье… Если вы собираетесь забыть обо мне – тогда прощайте – Пренебрежение лишь подхлестнет мои амбиции”. Некоторая театральная напыщенность тона свойственна и более поздней корреспонденции По. Прошел месяц. В начале февраля По сделал еще одну попытку. Он попросил Аллана, чтобы тот помог ему с устройством в Вест-Пойнт, академию, готовящую офицеров для американской армии, чтобы в дальнейшем он мог “честно и с пользой служить своей стране”. Вне всяких сомнений, настроен он был серьезно и писал это искренне. Закончив академию, он мог бы стать офицером и быть финансово независимым человеком с довольно высоким статусом. В то время как завербовавшись в солдаты, он не мог не чувствовать “позора и бесчестья”.

Письмо пришло в Ричмонд в недобрый час. Фрэнсис Аллан умирала и, находясь, как писала местная газета, на последней стадии продолжительной и мучительной болезни, просила призвать юного По домой, чтобы она могла в последний раз обнять и поцеловать его, однако если он опоздает, то пусть ему дадут возможность посмотреть на нее, прежде чем ее тело предадут земле.

В день смерти Фрэнсис в конце февраля По все еще числился в списках полка. Джон Аллан до последней минуты бездействовал.

О смерти Фрэнсис Аллан По узнал лишь 1 марта и в тот же день выехал в Ричмонд. Приехал он туда на следующий день после похорон. Приемный отец купил ему траурный костюм. В нем он посетил свежую могилу на кладбище Шоко. Там он упал ниц, и рабы отнесли его в экипаж. “Вашей любви я никогда не искал, – писал он Джону Аллану позднее, уже потеряв всякую надежду на примирение. – Но ваша жена, как мне кажется, любила меня как своего сына”. Судьба лишила его и второй матери, и двойное сиротство удвоило груз его печали. Отметим, кстати, что кладбище Шоко было местом упокоения и Джейн Стэнард, молодой матери его соученика, которую он любил.

Отношения По и Джона Аллана вступили в новую стадию. Казалось, что смерть Фанни смягчила сердце опекуна и присутствие По не вызывает больше в нем протеста. По рассказал ему о своем желании учиться в Вест-Пойнте и получил согласие. Итак, перед ним открылась дорога к достойной жизни. Неделю спустя он покинул Ричмонд и, вернувшись в крепость Монро, написал письмо Аллану, которое начал словами “Дорогой Па” вместо обычного “Дорогой Сэр”.

В конце марта занялись процедурой увольнения По со службы. От него требовалось найти себе замену, и он информировал полковника, что принадлежит “к семейству сирот, чьи несчастные родители стали жертвами пожара в Ричмондском театре”. Пожар он придумал, чтобы прикрыть свое сомнительное, как он считал, происхождение. Объяснение было принято, и в следующем месяце По вернулся в Ричмонд.

Дорога в Вест-Пойнт оказалась, однако, не простой. В первые недели по возвращении По решил набрать очков, заручившись поддержкой политиков, дабы укрепить свое ходатайство, и обратился в том числе к мэру и конгрессмену своего округа. Вероятно, Аллан материально поддержал пасынка, собственное его поручительство поражает холодностью и безличностью тона. “Если быть откровенным, – писал он, обращаясь к военному министру, – то мы не родственники… тем не менее прошу вас поддержать этого юношу ради его будущего”. В обучении Эдгара в Вест-Пойнте Аллан был заинтересован и лично: во-первых, он уедет из дома, во-вторых, что гораздо важнее, перестанет быть финансовой обузой.

По написал заявление и в мае, получив от Аллана пятьдесят долларов в подарок, отправился в Вашингтон, чтобы лично представить рекомендательные письма военному министру. Ему стало известно, что на место претендует сорок семь человек, но все же есть вероятность, что в сентябре он будет зачислен в академию. Сделав крюк миль в тридцать, По заехал в Балтимор. Ему хотелось повидать старшего брата Генри, который с детства жил с “генералом” По и его семьей; этот визит позволял По познакомиться с родственниками со стороны отца. Теперь, когда принявшая его семья потеряла Фанни Аллан, он был счастлив оказаться в объятиях кровной родни. Не исключалась и возможность помощи при зачислении в Вест-Пойнт со стороны кого-нибудь из бывших сослуживцев “генерала”.

Балтимор являлся третьим по величине городом Соединенных Штатов, однако будущий его расцвет был еще впереди. Незадолго перед тем завершилось строительство железной дороги “Балтимор и Огайо”. По берегам реки Патапско цепочкой протянулись пакгаузы и склады. Балтимор становился центром промышленного производства, а также транспортным узлом, то есть городом крупным и бойким, с широкими улицами, силуэт которого определяли высокие дома и шпили церквей. Двумя годами раньше Джон Квинси Адамс[9] назвал Балтимор “величественным городом”. Самые ранние из дошедших до нас фотографий изображают оживленный район порта, за которым на некотором расстоянии виднеются базилика Успения Богородицы, колокольня Епископальной церкви Святого Павла и немецкая реформистская церковь, а также памятник Вашингтону. К тому же Балтимор был первым рабовладельческим городом по пути на Юг. По крайней мере, в этом отношении южанин По почувствовал себя там как дома.

Для остановки в Балтиморе у По была важная причина. Ему не терпелось напечатать вторую книгу стихов. Он не отказался от мечты о литературном успехе, к тому же его снедала чуть ли не биологическая потребность явить себя миру. Юный По жаждал славы. Вскоре после приезда он отправляется на пароходе в Филадельфию и там представляет рукопись своих стихотворений в показавшееся ему подходящим издательство “Кэри, Ли и Кэри”. Похоже, мистера Ли заинтересовал этот приезжий – талантливый и такой плодовитый юный поэт, и он пообещал тщательно изучить манускрипт на предмет публикации. Ободренный По вернулся в Балтимор. Несколько недель спустя Ли прислал стандартный и обескураживающий ответ. Стихи могут быть напечатаны, если автор сможет предоставить издателям гарантию, заранее возместив возможные убытки.

Собственных денег у По почти не было. Итак, он написал Аллану и попросил у того финансовую помощь для издания книги. Вероятно, этот поступок огорошил Аллана своей глупостью. Вряд ли что-нибудь другое могло пробудить в нем подобную ярость. Он-то думал, что По начинает почетную военную карьеру – а этот молодой человек ступил на ненадежную и даже предосудительную дорожку. В начале XIX столетия поэзия не считалась в Америке достойным занятием. В конце письма к По Аллан приписал, что “весьма осуждает его поведение и отказывает ему в его просьбе”.