Эдем. Трилогия - Страница 236

Армун поговаривает о том, чтобы снова сплавать с парамутанами за океан, и я отвечаю — почему бы и нет? У нашей дочери Исель теперь свой охотник, они с ним ушли на север. Арнхвит пока с нами. Он вырос и стал сильным и искусным охотником; у него теперь свой саммад. Как многие из детей, рожденных на острове, он не ощущает потребности скитаться весь год, повинуясь охотничьему зову. Я знаю, женщинам такая жизнь нравится. Они не хотят покидать свои засеянные харадисом поля, свои печи и ткацкие станки. Когда здесь становится очень жарко, они начинают твердить: как бы нам хотелось сейчас к снегам и морозам… женская болтовня. Из прежде живших здесь саммадов многие ушли, и на их месте теперь живут другие. Некоторые тану умерли. Хромой Ортнар жив и по-прежнему ворчит. А могучий Херилак, переживший столько сражений, не проснулся однажды — так и окоченел ночью под боком у Меррис. Странные вещи случаются. Теперь она растит сына, Терина. Он уже большой и очень похож на отца.

Так было, и пусть все помнят. Это легко сказать на иилане´: lulukhesnii igikurunke’, marikulugul marikakotkuru — и приподнять хвост, чего я никогда не мог сделать. Надо бы сходить в город — в Алпеасак — и поговорить с ними. Интересно — правит ли еще Ланефенуу? Если она жива, то, конечно же, до сих пор эйстаа. Ее так просто не вытолкнешь с этого места. Надо побеседовать с ней. Я пытался разговаривать с Арнхвитом, но он твердит, что и слова больше не скажет на иилане´. Хватит, мол, с него и марбака. Я не спорю. Интересно, не забыл ли сын своего друга Надаске´, сразившего Вейнте´ его же собственным ножом и убитого прямо у него на глазах? Прежде все это снилось ему по ночам, и он просыпался в слезах — и так было долго. Я думаю, что он прав. Теперь ему незачем помнить речь иилане´. И он не захотел тогда брать назад свой нож — даже когда я до блеска начистил его. Теперь этот нож носит на шее его сын, а Арнхвит носит мой. Отец и сын — так и должно быть.

Иногда мне не хватает его прохладного прикосновения к груди. Но блестящее металлическое кольцо осталось на месте. Вейнте´ вырастила его, чтобы не дать мне убежать от мургу. Она умерла давно, но все-таки поздно. Несть числа погибшим от ее руки. Скоро я пойду в Алпеасак. Надо сказать, чтобы они были осторожны, укрепили стену, может быть, перенесли родильные пляжи в другое место. Недавно молодые охотники принесли мне отрубленную голову, чтобы я сказал — не марага ли убийцу сразили они? Голова была не страшная, выпученные глаза, отвисшая челюсть. Просто фарги, только что из воды. Я объяснил им, что это за существо, и запретил убивать их. Охотники хохотали. Они еще уважают меня, но уже не слушаются.

Как сказала при расставании Энге? Давно это было… «Мир не всегда будет принадлежать иилане´». Тогда я не поверил ей. А сейчас верю. Вокруг появилось множество тану, саммадов не перечесть. Многие ушли с острова. И я думаю, придет время — не завтра, не скоро, не при моей жизни, — когда тану станет столько, что охотники захотят охотиться на землях, где растет Алпеасак. Захотят поохотиться на стада, принадлежащие мургу. Я уже чувствую это.

Хотелось бы снова побывать в долине саску — только путь далек. Ханат и Моргил ходили туда, вернулись и сказали, что у саску все по-прежнему. И всегда будет по-прежнему, ибо таков этот народ.

Думаю, следует сходить в Алпеасак. Предупредить, чтобы получше стерегли свои пляжи — иначе погибнут другие фарги. Иногда далеко в океане проплывает их урукето — значит, они знают, что происходит в других городах иилане´. Интересно, что им известно об Энге и ее новом городе на юге? Она объясняла, кто такие Дочери Жизни, но я не понял. Энге и Вейнте´ — ночь и день. И у тану так бывает, а не только у мургу. Мы живем в странном мире.

Странно. Кто-то мне говорил об алладжексе и назвал его старым Фракеном. Лыс он — наверное, поэтому. Только я помню его парнем-без-имени. Мир меняется, я понимаю.

Скоро пойдет дождь. У меня всегда ломит бедро перед дождем. Может быть, сегодня я схожу на охоту. Впрочем, мяса хватает. Пойду на остров, где жил Надаске´. Одинокий… бедняга. Впрочем, что это я? Он покинул ханане, жил на воле, научился охотиться и ловить рыбу. Научился убивать — чего самцы иилане´ не умеют… Умелый был удар. Точный. Никогда его не забуду.

Другие-то забыли, конечно. Все забыли. А я не забуду. У Ерманпадара никогда не было более яркой звезды. Впрочем, может быть, у иилане´ нет тхармов… Я не знаю.

Я был рожден тану, потом меня сделали иилане´, и я снова стал тану.

На самом деле я и то и другое. Мне все равно. Временами я ощущаю странное одиночество. Армун со мной — значит, одиночество имеет другие причины.

Я должен идти в Алпеасак, должен говорить с эйстаа… Это нужно было сделать давно, много лет назад. Может быть, уже слишком поздно. Боюсь, что так. Слишком поздно.

Так было, и все должны помнить об этом.

Вот и весь мой рассказ.

Последующие заметки были переведены с языка иилане´, что сложно уже само по себе. Перевод с этого языка не может не оказаться вольным, и переводчик заранее приносит свои извинения относительно ошибок и неточностей, которые могут вкрасться в текст.

Начиная изложение истории, следует указать, что излагаемая здесь концепция существенно отличается от многих, прежде пользовавшихся популярностью. Она отличается уже в своей основе, что должен учитывать и справедливый читатель. Долгая история иилане´ слишком долго являлась полем деятельности одних только сказочников и мечтателей. Интеллигентные иилане´ с невозмутимым спокойствием отнесутся к любым ошибкам в трудах по биологии или, скажем, по физике, но немедленно начнут возмущаться любыми отклонениями от привычной канвы в общепринятых изложениях так называемой истории, какой бы неправдоподобной ни являлась общепринятая концепция. Ярким примером тому является популярная «История Мира», в которой описывается, как семьдесят пять миллионов лет тому назад огромный метеорит столкнулся с Землей, погубив восемьдесят пять процентов существовавших в те времена видов. Далее в подробностях описывается развитие теплокровных существ, ставших доминирующей формой жизни на этой планете. Такими-то сказками и пичкают публику современные авторы, дабы не утруждать себя точными исследованиями. Никогда метеорит такого размера не сталкивался с Землей! И мир, который мы видим своими глазами, всегда был и вечно пребудет. Поэтому, прежде чем продолжить, необходимо определить смысл самого понятия «история».

В наши дни история не только не является точной наукой — по сути своей она неточна настолько, что зачастую является плодом вымысла, а не итогом анализа фактов, сонмом фантазий, а не результатом цепи логических построений. Такое, конечно, присуще самой природе иилане´. Нас не волнуют края, где приходилось бывать, нас интересуют только те, по которым ступают сейчас наши ноги. Кратковременные перемены нас развлекают, но одновременно все мы жаждем, требуем, чтобы будущее ничем не отличалось от настоящего, не грозило нам переменами, даже возможностью их. И поскольку эта устойчивая тенденция есть часть нашей природы, прошлое не доставляет нам удовольствия: а вдруг в нем отыщутся долговременные отличия, оскорбительные для нас. Потому-то мы и пользуемся понятием «яйцо времен», предполагая, что мир остается неизменным с тех пор, когда он был еще новым.

Это неверно. И в долгой жизни народа иилане´ настало время признать, что известная нам история не имеет абсолютно никакой ценности. Нашу работу мы хотели бы назвать «Новой историей», но воздерживаемся, поскольку такое название предполагает наличие существования и «Старой истории», которой не существует. А потому мы просто отвергаем все предшествующие работы и заявляем, что существует только одна история. Эта.