Джон Лоу. Игрок в тени короны - Страница 21

– Его Величество, как, к сожалению, я должен заявить, чувствует небольшой озноб, – заметил он. – Но Ваше Высочество не должны беспокоиться, мы скоро вылечим это. Герцогиня смотрит за ним, как мать, и успокаивает самыми искусными сиропами и конкоктами.

– Я знаю ее привязанность к нему. Но мы не должны оставлять без внимания самого пустяшного нездоровья. Никогда не могут быть чрезмерны заботы о самой драгоценной жизни во всем королевстве.

– Да, о нем будут всячески заботиться, будьте уверены, Ваше Высочество, – величественно сказал Вильруа.

– Не сомневаюсь. Но я поеду в Венсен сегодня утром проведать Его Величество.

– Может быть, лучше было бы отложить посещение на день или на два, – сказал Вильруа, несколько смутившись. – Его Величество раздражителен, даже закричал на меня, когда я приблизился поцеловать ему руку. Он приказал мне убираться, причем сделал замечание, которого я не решаюсь повторить. Может быть, он откажется принять и Ваше Высочество.

– Особенно если его научит гувернантка, – возразил, смеясь, регент. – Впрочем, так как вы говорите, что с ним не случилось ничего серьезного, то я не потревожу герцогиню неожиданным посещением. Уж давно я хотел устроить еще одно подушечное заседание, для которого потребуется присутствие короля, приготовьтесь к этому.

Затем, обратившись к Ноайлю, сказал:

– Вы пришли как раз, когда мне очень хотелось посоветоваться с вами, герцог. Вы слышали, что я отзывался с большой похвалой о финансовых способностях сьера Лоу. Вот он, только что вернулся из Италии.

– Очень рад познакомиться со сьером Лоу, – сказал Ноайль, кланяясь ему. – Много наслышан о нем.

– И я также, – заметил Вильруа, приветствуя Джона церемонным поклоном. Наслышан от принца Конти и еще от кого-то, не помню.

– Может быть, от герцога Мэна или графа Тулузского? – предположил регент. – Никогда не помните. Сьер обладает большой и заслуженной известностью.

– За ним слава очень искусного игрока, это я хорошо помню, – сказал Вильруа. – Я не забыл очаровательных вечеринок в гостиных Дюкло, где мы все проигрывали в фаро; не забыл и тех огромных золотых марок, каждая в 18 луидоров, которые сьер Лоу раскладывал на столе у Буассонов. Ха-ха-ха!

– Вижу, память не изменяет вам, маршал, но господин Лоу наметил в настоящее время более важные цели, чем игра, – сказал регент. – Узнав о наших денежных затруднениях и желая облегчить их, он предлагает устройство банка на таких же основаниях, как в соседних королевствах. Этот банк будет управляться от имени короля и находиться под его властью. По расчетам господина Лоу, он оживит кредит страны; и я, признаюсь, вполне верю этому.

– Я был бы очень рад познакомиться полнее с планом сьера Лоу, – сказал Ноайль, пристально глядя на Джона.

– Цель Королевского Банка, герцог, – заметил Лоу, – это быть вместилищем для доходов государства и для всех металлических денег народа, которые я предлагаю заменить банковыми билетами. Я смотрю на всю нацию, как на большую компанию банкиров, и доказываю, что если банк увеличить выпуск билетов сверх имеющихся у него слитков, не подвергая, однако, опасности их оплату, то народ будет действовать так же, как и прежде, с полной обеспеченностью. Смею прибавить, что польза бумажных денег такова, что, я уверен, все будут предпочитать их монете.

– Бумажные деньги бесспорно имеют два больших преимущества, – заметил регент. – Удобство платежа и безопасность провоза.

– Верно. Однако бумажки могут сгореть, потеряться, быть украденными гораздо легче, чем золото или серебро, – заметил Ноайль.

– Если осуществится банк господина Лоу, герцог Ноайль будет ниспровергнут, – шепнул Дюбуа маршалу Вильруа.

– Будет ниспровергнут? – переспросил старый маршал также шепотом. – Тогда я буду поддерживать план со всей своей страстью. – И прибавил вслух: – Я в восхищении от сьера Лоу. Весь народ будет большой компанией банкиров! Что за роскошная мысль!

– На мой взгляд, устройство Королевского Банка будет сопряжено с значительными опасностями, – заметил Ноайль. – Гибель его, в которой я не сомневаюсь, лишит доверия правительство и повергнет нас в еще более затруднительное положение.

– Я не опасаюсь этого – сказал регент. – Мне так нравится этот план, что я намерен созвать чрезвычайный совет, на который будут приглашены главные капиталисты, чтобы обсудить целесообразность этой меры.

– Именно это я и хотел присоветовать Вашему Высочеству, – сказал Вильруа. – Чрезвычайная мера, какою является Королевский Банк, предлагаемый сьером Лоу, требует для своего обсуждения и чрезвычайного совещания. Но я заранее объявляю мое твердое убеждение, основанное на выраженном Вашим Высочеством мнении, что этот план будет признан практичным и, будучи приведен в исполнение, повлечет за собой поразительные следствия. Весь народ станет большой компанией банкиров! Чудесная мысль! Я удивляюсь, как этого раньше не изобрел какой-нибудь из наших финансистов.

– Если бы и додумались, то наши финансисты отвергли подобную мысль как чепуху, – бросил Ноайль пренебрежительно.

В эту минуту лакей доложил о герцоге Сен-Симоне. Человек низкого роста, хорошего телосложения, богато одетый, заносчивый в обращении, с проницательными глазами и насмешливо-злобным выражением лица, вошел в кабинет и отвесил церемонный поклон регенту.

Мармонтель верно заметил о герцоге Сен-Симоне: «Среди всего народа он отличал только знатных, среди знатных – только пэров и среди пэров – только самого себя». Но хотя герцог был горд, как испанский идальго, и слыл великим поборником привилегий своего класса и несколько эгоистичным человеком, у него имелись и немалые достоинства. Сен-Симон выделялся среди испорченного двора регента своей безупречной честностью и незапятнанной нравственностью. В обращении он был очень злобным и насмешливым, чем нажил много врагов. Он был упрям, полон причуд, тяжел на подъем. У него был дар замечательной проницательности и наблюдательности, ему мы обязаны, как всем известно, неподражаемыми «Записками», где нарисованы живыми красками главные лица французского двора того времени. По смерти герцога Бургундского, Сен-Симон примкнул к Орлеану и никогда не нарушал своей верности ему. Тот постоянно советовался с ним и вообще относился с уважением к его мнениям. При установлении регентства Сен-Симон сразу достиг высшей степени благосклонности и мог бы сделаться гувернером юного короля, но отклонил этот пост, заметив Филиппу:

– Могут произойти некоторые недоразумения. Ваше высочество знает о тех клеветах, которые распространяют ваши враги. Они скажут, что вы назначили меня на это место – для этой цели…

Регент пожал плечами и передал должность маршалу Вильруа.

– Вероятно, я прервал какое-нибудь финансовое совещание? – спросил Сен-Симон, кланяясь Ноайлю и Вильруа. – Если так, то я удаляюсь.

– Ни в коем случае! – воскликнул регент. – Да, мы рассуждали о важном плане, представленном на наше рассмотрение шотландским финансистом, сьером Лоу, которого прошу позволения представить вам. Я был бы очень рад узнать ваше мнение об этом плане.

– Мое мнение ничего не будет стоить, – ответил Сен-Симон. – Я полный невежа в финансовых делах и, по правде сказать, питаю к ним отвращение. У вас двое министров, которые вполне могут дать вам совет.

– Но это такой вопрос, который вы сейчас же поймете, герцог, – сказал регент. – И я настаиваю на том, чтобы узнать ваше мнение. Сьер Лоу берется возвратить королевство из бедственного положения к величайшему благоденствию и освободить правительство от всяких денежных затруднений.

– Стало быть, сьер Лоу открыл философский камень? – заметил язвительно Сен-Симон.

– Он открыл чудодейственное слово, обладающее именно таким могуществом, – это кредит. С помощью кредита он берется сделать те благодетельные перемены, о которых я говорил.