Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 14 - Страница 6
Миссис Джонс. Ничего, сэр. По четвергам я работаю на Стамфорд-Плейс, а по понедельникам, средам и пятницам прихожу сюда. Но сегодня, само собой, я работаю только полдня, ведь вчера был праздник.
Бартвик. Ясно. Четыре дня в неделю. И вы получаете полкроны в день, так?
Миссис Джонс. Да, сэр, и обед. Но бывает, что я работаю только полдня, и тогда выходит восемнадцать пенсов.
Бартвик. А когда ваш муж что-нибудь зарабатывает, он, должно быть, все тратит на вино?
Миссис Джонс. Как когда, сэр, иногда он дает деньги на детей. Само собой, сэр, он бы работал, если бы мог устроиться, но сейчас вроде очень много людей без работы.
Бартвик. А, да, мы… э… не будем этого касаться (Сочувственно.) А как насчет вашей работы здесь, вам не тяжело?
Миссис Джонс. О нет, сэр, не очень, сэр, если, само собой, я сплю ночью.
Бартвик. А! И вы помогаете убирать все комнаты? А иногда, вероятно, выходите за покупками для кухарки?
Миссис Джонс. Да, сэр.
Бартвик. И сегодня утром вы тоже выходили?
Миссис Джонс. Да, сэр, само собой, мне надо было сходить к зеленщику.
Бартвик. Именно. Так что ваш муж ничего не зарабатывает? Пропащий человек?
Миссис Джонс. Нет, сэр, я этого не скажу, сэр. Я думаю, в нем есть много хорошего, хоть он подчас и очень дурно со мной обращается. И, само собой, мне не хочется его бросать, но, я думаю, придется пойти на это… Я уж и сама не знаю, как же с ним дальше жить-то. Он теперь нет-нет да и поднимет на меня руку. Недавно он так меня стукнул (дотрагивается до груди), что и сейчас больно. Вот я и думаю, мне надо от него уйти. Как по-вашему, сэр?
Бартвик. Э… Здесь я вам не могу помочь советом. Уйти от мужа — это очень серьезный шаг, очень серьезный.
Миссис Джонс. Да, сэр, само собой, я боюсь, он мне что-нибудь сделает, если я от него уйду; он иной раз на все способен.
Бартвик. Гм… Ну об этом я судить не берусь. Речь идет о принципе…
Миссис Джонс. Да, сэр, я знаю, тут мне никто не поможет… Я знаю, что это мне решать, и, само собой, жизнь у него очень трудная. И он любит детей, и ему тяжело видеть, что они ходят голодные.
Бартвик (поспешно). Ну… э… благодарю вас, я просто хотел узнать вас поближе. Я думаю, мне незачем вас больше задерживать, миссис… Джонс.
Миссис Джонс. Да, сэр, благодарю вас, сэр.
Бартвик. До свидания.
Mиссис Джонс. До свидания, сэр, до свидания, мэм.
Бартвик (обменявшись взглядом с женой). Между прочим, миссис Джонс… Я думаю, мне следует сообщить вам… У нас пропала… э… серебряная коробка для папирос.
Миссис Джонс (глядя на всех по очереди). Вот неприятность, сэр!
Миссис Бартвик. Да, еще бы! Вы ее, конечно, не видели?
Миссис Джонс (поняв, что ее подозревают; с неловким жестом). Простите, сэр, где она была, сэр?
Бартвик (уклончиво). Как Марлоу сказал, где она была? Э… в этой комнате, да, в этой комнате.
Миссис Джонс. Нет, сэр. Я не видела ее… Само собой, если бы я ее видела, я бы запомнила.
Бартвик (бросив на нее быстрый взгляд). Вы… вы уверены в этом?
Миссис Джонс (без выражения). Да, сэр. (Медленно покачивая головой.) Я не видела ее, и, само собой, я не знаю, где она. (Поворачивается и спокойно уходит.)
Бартвик. Гм!
Все трое Бартвиков отводят друг от друга глаза.
З а н а в е с
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Жилище Джонсов на Мерсир-стрит. Пустая комната с рваным линолеумом на полу и сырыми стенами, крашенными клеевой краской, производит впечатление опрятной нищеты. Третий час дня. На кровати лежит Джонс. Он полураздет, пальто наброшено на ноги, измазанные грязью ботинки валяются рядом. Он спит. Открывается дверь и в комнату входит миссис Джонс. На ней узкий черный жакет и старая черная соломенная шляпка. В руке у нее газетный сверток. Она кладет его на стол, разворачивает и вынимает передник, полхлебца, две луковицы, три картофелины и крошечный кусочек бекона. Взяв с буфета чайник, она споласкивает его, насыпает из бумажного фунтика немного мелкого дешевого чаю, ставит чайник на огонь и, сев в деревянное кресло, начинает тихо плакать.
Джонс (потягиваясь и зевая). Ты? Который час?
Миссис Джонс (вытерев глаза, своим обычным голосом). Полтретьего.
Джонс. Чего так рано явилась?
Миссис Джонс. У меня сегодня только полдня, Джемс.
Джонс (не поворачиваясь, сонным голосом). Пожрать есть чего?
Миссис Джонс. Кухарка Бартвиков дала кусочек бекона. Стушу на нем картошку. (Принимается за стряпню.) Джемс, мы задолжали четырнадцать шиллингов за комнату, а у меня, само собой, только два шиллинга и четыре пенса. Сегодня придут за деньгами.
Джонс (приподнявшись на локте и обернувшись к ней). Пусть приходят, я им тут припас сюрпризец. Хватит с меня гоняться за работой. Какого черта буду я за ней бегать, кружить как белка в колесе! «Не найдется ли у вас работы, сэр?», «Возьмите меня, сэр», «Жена и трое детей, сэр». В печенках это у меня сидит. Лучше сгнию, здесь лежавши. «Джонс, приходи на демонстрацию». Приходи, и держи флаг, и слушай толстомордых болтунов, и уходи с таким же пустым брюхом, с каким пришел. Да, кое-кому это, видно, нравится, бараны! Когда я обиваю пороги и вижу, как эти скоты смотрят на меня сверху вниз, в меня будто тысяча чертей вселяется. Я не милостыни прошу. Тут человек готов работать до одури… а ему не дают. Как вам это понравится? Камни готов ворочать, до кровавого пота, только б не отдать богу душу… а ему не дают. И это справедливость, и это свобода и все прочее! (Отворачивается к стене.) Ты, размазня несчастная, ты и представить не можешь, что у меня на душе. Я покончил с этой дурацкой игрой. Нужен я им пусть сами приходят.
Миссис Джонс бросает стряпню и стоит неподвижно у стола.
Я все перепробовал и больше не хочу, слышишь? За себя-то я никогда не боялся. Ты думаешь, они меня сломили? Как бы не так, заруби себе на носу! Сгнию, здесь лежавши, а кланяться больше не пойду. Ну, чего ты стоишь, как идол! Ты кислятина многострадальная, оттого-то у меня всегда руки и чешутся тебя стукнуть. Так что теперь ты знаешь. Работать! Ну вот ты и работай. У божьей коровки, и у той характера больше, чем у тебя.
Миссис Джонс. Ты трезвым иногда такое скажешь, Джемс, хуже, чем выпивши. А как же нам жить, если ты не станешь работать? Отсюда нас выгонят. Вот посмотришь, уже сегодня их жди за деньгами.
Джонс. Каждый день вижу этого твоего Бартвика, — катит на мягких рессорах в парламент молоть там всякий вздор, — и теленка этого, его сыночка, как он разгуливает франтом и кутит напропалую. За какие такие заслуги? Чем они лучше меня? Да они за всю свою жизнь и часа не проработали. Я вижу их каждый день.
Миссис Джонс. Бросил бы ты лучше таскаться за мной по пятам и не болтался бы возле их дома. Тебя словно тянет туда что. И зачем ты это делаешь, ума не приложу, потому как они, само собой, это замечают.
Джонс. А кто мне запретит ходить, где вздумается? Куда же мне прикажешь ходить? Третьего дня пошел я в одно место на Эдвард-роуд. «Хозяин, — говорю, — возьмите меня на работу, — говорю, — я за эти два месяца работы и не нюхал, от этого у человека прямо руки опускаются, — говорю, — я на работу спорый, мне что угодно дай, не испугаюсь». «Почтеннейший, — говорит он, — у меня за это утро уже тридцать таких, как ты, перебывало. Я взял первых двух, и, — говорит, — больше мне не надо». «Благодарю вас, и пропади оно все пропадом», — говорю. «Бранью, — говорит он, — работы не добьешься. Проваливай-ка поскорей отсюда, приятель». (Злобно смеется.) Не пикни, хотя бы ты с голоду подыхал, и думать об этом не смей; принимай все со смирением, будь разумным, — разве трудно? А когда я шел обратно, какая-то леди говорит мне (пискливым голосом): «Хотите заработать несколько пенсов, голубчик?» — и дает мне подержать своего пса, а сама, значит, идет в магазин. Жирный, как боров, этот пес, не одну тонну мяса, поди, скормили… Она очень была довольна собой, очень… Думала, я ей по гроб благодарен буду, да я-то видел, как она взглянула на фараона, что стоял рядом, боялась, как бы я не смылся с ее проклятым жирным псом. (Садится на кровати и начинает надевать ботинки. Затем, подняв на жену глаза.) Ну, что ты там думаешь? (Почти жалобно.) Хоть раз ты можешь сказать, что у тебя в башке?