Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 13 - Страница 20
— Доброе утро! Сколько народу! Констебль, стоявший позади него, пробормотал:
— Пройдите, пожалуйста, к скамье подсудимых, сэр. Пастор прошел к деревянному сооружению, внутри
которого стояла скамья подсудимых.
— Совсем как кафедра проповедника, — сказал он и засмеялся своим лающим смехом.
По залу пробежал оживленный шепоток, как будто утрата им ореола священника вызвала симпатию к нему, и глаза всех остановились на этой высокой, тощей фигуре и рыжей с проседью голове.
Встав на свидетельское место, истец дал следующие показания:
— Ваша честь, в прошлый вторник днем мне случилось самому ехать на моей тележке через Троувер к тем домам, что повыше оврага; я вошел в дом миссис Хани, прачки, а тележку оставил на улице, я так всегда делаю. Ну, я немножно поболтал с ней, а когда вышел из дому, смотрю: этот джентльмен отходит и идет впереди. Посмотрел я в тележку и думаю себе: «Странно! Здесь только две булки… может, я по ошибке оставил две в доме?» Захожу к миссис Хани и говорю: «Не оставил ли я вам по рассеянности две штуки вместо одной?» «Нет, — говорит. — Только одну… вот она!» «Так вот, — говорю, — когда я шел к вам, у меня их было четыре, а сейчас только две. Странно!» «Может, вы по дороге обронили одну?» — говорит она. «Нет, — говорю, — я посчитал их». «Странно, — говорит она, — может, собака схватила?» «Может, — говорю, только единственный, кого я вижу на дороге, так это вон его». И я указал на этого джентльмена. «Ой! — говорит миссис Хани, — так это же наш пастор». «Да, — говорю, — как мне не знать его, если он мне должен деньги вот уже восемнадцать месяцев. Поеду-ка я вперед», — говорю. Так вот, еду я вперед и подъезжаю к этому джентльмену. Он поворачивает голову и смотрит на меня. «Добрый день!» «Добрый день, сэр, — говорю я. — Вы не видели булки?» Он вытаскивает булку из кармана. «Поднял с земли, — говорит. — Видите, грязная. Но годится для моих птичек! Ха-ха!» «Ага, — говорю, — вот оно что! Теперь понятно!» Я сохраняю спокойствие, а сам думаю: «Это немного легкомысленно с вашей стороны. Вы должны мне один фунт, восемь шиллингов и два пенса вот уже почти два года; я больше не надеюсь получить эти деньги, но, видно, вам этого еще мало! Очень хорошо, — думаю я, — посмотрим! И мне наплевать, пастор вы или нет!» Я обвиняю его в том, что он взял мой хлеб.
Булочник замолчал и стал вытирать грязным платком лицо и огромные рыжеватые усы. Неожиданно пастор подал голос со скамьи подсудимых: «Кусок грязного хлеба… покормить птиц. Ха-ха!»
На мгновение воцарилась мертвая тишина. Затем булочник медленно произнес:
— Но это еще не все. Я заявляю, что он сам ел этот хлеб. У меня есть два свидетеля.
Председательствующий, проведя рукой по своему суровому, настороженному лицу, спросил:
— Видели вы какие-нибудь следы грязи на булке? Подумайте, раньше чем ответить!
Булочник уверенно ответил:
— Ни пылинки.
Заговорил доктор Беккет, худощавый мужчина с седой бородкой и беспокойными глазами, видевшими много мучительно-тяжелого в жизни:
— А ваша лошадь стояла на месте?
— Она всегда стоит как вкопанная.
— Ха-ха! — послышался смех пастора.
А председатель сказал резко:
— Так. Вы свободны. Вызывается следующий свидетель… Чарлз Стоддер, плотник. Пожалуйста, расскажите, что вам известно.
Но прежде чем свидетель успел заговорить, пастор громко выкрикнул:
— Отступник!
— Тише, сэр.
Однако по всему залу прокатился воинственный шепот присутствующих.
Свидетель, квадратный человек с красным лицом, седыми волосами, бакенбардами и усами, с живыми темными глазами, слезившимися от волнения, заговорил быстро, тихим голосом:
— Во вторник днем, ваша честь, примерно часа в четыре, я проходил по деревне и видел пастора у его калитки с булкой в руке.
— Покажите нам, как он ее держал.
Свидетель прижал к боку свою черную шляпу тульей наружу.
— Булка была запачканная или чистая?
Сладко улыбаясь маленькими глазками, свидетель ответил:
— Я бы сказал, что чистая.
— Ложь! Председательствующий строго произнес:
— Не перебивайте, сэр. Свидетель, а вы не разглядели другую сторону булки?
Глазки свидетеля заморгали.
— Не совсем.
— Пастор разговаривал с вами?
Свидетель улыбнулся.
— Пастор никогда не остановил бы меня. Я ведь сборщик налогов.
Смех пастора, похожий на лай несчастной, бездомной собаки, подавил нараставшее в зале веселье, и опять на мгновение наступила мертвая тишина.
Тогда председательствующий спросил:
— У вас есть какие-нибудь вопросы к нему?
Пастор повернулся к свидетелю:
— Зачем вы лжете?
Свидетель прищурился и запальчиво крикнул:
— А где вы видите ложь?
— Вы сказали, что булка была чистая.
— Она и была чистая, насколько я разглядел.
— Ходили бы в церковь, тогда не стали бы лгать.
— Думаю, что скорее найду истину в другом месте.
Председательствующий постучал по столу.
— Довольно, довольно! Вы свободны! Следующий свидетель… Эмили Бликер. Кто вы такая? Кухарка в доме пастора? Очень хорошо. Что вам известно об этом деле с булкой?
Свидетельница, широколицая, кареглазая девушка, глупо ответила:
— Ничего, сэр,
— Ха-ха!
— Тише! Вы видели булку?
— Не-ет.
— Тогда зачем же вы здесь?
— Хозяин попросил у меня тогда тарелку и нож. И он и старая миссис ели ее за обедом. Я потом посмотрела на тарелку. На ней не было ни крошки.
— Если вы так и не видели булки, то откуда вы знаете, что они ели ее?
— Потому что больше ничего в доме не было.
Пастор пролаял:
— Совершенно верно.
Председательствующий пристально посмотрел на него.
— У вас есть к ней вопросы?
Пастор кивнул.
— Вам платят жалованье?
— Не-ет, не платят.
— А знаете, почему?
— Не-ет!
— Очень сожалею… Но у меня нет денег, чтобы платить вам. Вот и все.
На этом закончились показания истца и его свидетелей, после чего объявили перерыв, во время которого судья стали совещаться, а пастор, разглядывая присутствующих, кивал то одному, то другому. Затем председательствующий обратился к пастору:
— А у вас, сэр, свидетели есть?
— Да. Мой звонарь. Он честный человек. Можете ему верить.
Звонарь Сэмуэл Бевис встал на свидетельское место. Он был похож на стареющего Вакха с вечно дрожащими руками. Он дал следующие показания;
— Когда я проходил мимо пастора во вторник днем, он позвал меня и говорит: «Видишь?» — и показывает булку. «Немного грязного хлеба, — говорит, — для моих птичек». А потом повернулся и пошел.
— Вы видели, что булка была запачкана?
— Да. Думаю, она была запачкана.
— Что значит думаю? Вам это известно:
— Да. Она была запачкана.
— С какой стороны?
— С какой стороны? Думаю, она была запачкана снизу.
— Вы в этом уверены?
— Да. Она была запачкана снизу, это точно.
— Так. Вы свободны. Ну, сэр, не изложите ли вы нам теперь свои соображения по данному делу?
Пастор, указав на истца и левую часть зала, отрывисто бросил:
— Все они, эти прихожане, хотят опорочить меня. Председатель сказал ледяным тоном:
— Оставим это. Переходите к фактам, пожалуйста.
— Извольте. Я вышел погулять… прошел мимо тележки булочника… увидел в грязи булку… поднял ее… для своих птичек.
— Каких птичек?
— Сорока и два скворца. Свободно летают, я никогда не закрываю клетку. Они поели вволю.
— Булочник обвиняет вас в том, что вы взяли хлеб из его тележки.
— Ложь! Под тележкой в луже.
— Вы слышали, как ваша кухарка сказала, что вы ели его? Это правда?
— Да. Птички не смогли съесть все… А в доме пусто… мы с матерью были голодны.
— Голодны?
— Денег нет. Нам туго приходится… очень! Часто голодаем. Ха-ха!