Джон - Страница 2
– А ну-ка идите ко мне! Искать вас сутками я не намерена. И чем лучше прячетесь, тем громче и дольше буду впоследствии ругаться!
Они выползли минуту спустя.
Нехотя. Из-под дивана.
Разговаривали мы на кухне у серебристого холодильника.
– Покажите язык. Кто-нибудь! Быстро!
Языки показались из маленьких ртов еще менее охотно, чем до того сами Смешарики. Черные, конечно же, языки.
– Все ясно. Ну и зачем, спрашивается?
Я хмурила свои тонкие брови, безнадежно силясь притвориться товарищем Сталиным.
Признаюсь, это сложно – смотреть Фуриям в золотистые глаза, когда те принимают виноватое выражение – эдакая невинная детсадовская группа во время пикника на природе. Мол, а мы чего? Мы же маленькие, нам все можно. Прозвучавший ответ растрогал меня еще больше.
– Лодные!
«Голодные».
– Ма атели ку-шать!
Я вздохнула; мгновенно пропал всякий гнев, даже напускной. Тем более что на столе рядом с раковиной обнаружилась записка следующего содержания:
«Ди, я поехала вместе с Антонио на студию – съемку передачи назначили на самое утро. Покорми, пожалуйста, как проснешься, Смешариков – ягоды для них я оставила в холодильнике. Они тебя будить, наверное, постесняются. Меня не теряй, скоро вернусь. Клэр».
Ягоды в холодильнике действительно обнаружились, и всякие разные – смесь из крыжовника, малины, черники и чего-то мне неизвестного на вид, но, видимо, вкусного.
Блин… Ну, как их ругать? Голодных питомцев, которые не коты, не собаки, не птицы и не грызуны?
– А зачем было к соседу в сад? Нельзя было залезть в наш собственный холодильник?
– Ни-зя-я-я… Лэр пре-щает.
Ах, Клэр запрещает! А к соседу, значит, можно.
– И что мы теперь будем делать? Как будем заглаживать вину?
Золотые глаза сделались из виноватых еще более расстроенными. И почему-то хитрыми.
– Дай иму ашу!
– Отдать ему вашу ягоду?
– Да. Аша куснее.
– Вот уж не сомневаюсь, – фыркнула я, – вот только представляю, что он обо мне подумает, если теперь я заявлюсь к нему на порог с мисками. Он-то растил какую-то чарину – ваша ему не нужна, хоть она и вкуснее.
И я выставила еду для Смешариков из холодильника на пол.
– Ешьте.
Детский сад. В самом деле, не наказывать же их?
– Только в сад к нему больше не лазьте и на глаза не попадайтесь.
Ответом мне служило счастливое хоровое чавканье.
А утро продолжало удивлять.
Ладно, я осталась без завтрака, Смешарики без своих ягод, а сосед без чарины, но почему на телефонный звонок не ответила Тайра? Перед школой мы обычно созванивались, и диалог всегда выходил одним и тем же:
– Привет, ты сегодня идешь?
– Ага!
– За тобой «зайти»?
В смысле: «забрать тебя методом телепорта до здания Реактора, чтобы быстрее?»
– Нет, я на велосипеде.
Тайра любила свой велосипед – новый, последней модели, подаренный Стивом, – но иногда все же соглашалась на мое предложение.
– Ясно, я не могла не спросить.
– Знаю.
На этом месте мы обе улыбались и пару секунд молчали.
– Тогда до встречи в школе!
– Уже бегу!
Все коротко и понятно. Сегодня не случилось и этого. Семьдесят гудков в пустоту и полное отсутствие ответа. Куда же она подевалась? Почему не позвонила заранее, не предупредила? Не заболела ли? Я волновалась.
Одевалась я хмурая, голодная, в полной тишине, в доме, где не было Клэр, – все наперекосяк. Оставила котам корма, обулась во что-то в коридоре, и, продолжая думать о подруге, хлопнула дверью.
Новый день. Новое утро. Новое занятие.
Иногда мне казалось, что я прибыла в этот чудный город только вчера. Все так же разглядывала плитки под ногами, немногочисленные пока еще листья у тротуаров, величественные деревья, уютные особняки и ухоженные за витыми оградами клумбы. Все так же глубоко вдыхала прозрачный и чистый воздух знакомых улиц, с тем же, как в первый раз, упоением, наслаждалась видом нешироких аллей, втягивала долетающие из раскрытых окон ароматы, и заглядывала в них – в окна, – подглядывала за чужим счастьем. Не потому что мне не хватало собственного, а потому что это интересно – смотреть на лица, выхватывать моменты чужих будней, слышать обрывки не предназначенных для твоих ушей разговоров.
– Ореховый? Если испечешь ореховый, я не дождусь вечера.
– Кого, вы говорите, позвать? Нет, вы ошиблись номером…
– Линн, где мой галстук? Уже нашел, не ищи…
Чужая жизнь, чужие тайны, чужие хитросплетения судеб.
И объединивший всех Нордейл.
Удивительный город не похожий ни на один другой. С тем же ароматом выпечки, что стелется вдоль дорог – с тем же, но с другим. И чуть другим запахом кофе, чуть иными фасонами одежды и неизменной доброжелательностью на лицах жителей.
Иногда я задавалась вопросом, а не разлил ли чего волшебного в воздухе Дрейк, облюбовавший в качестве постоянного места жительства этот город? Не добавил ли в воду капельку Любви? Не рассыпал ли повсеместно искорки ожидаемого чуда, которое, кажется, вот-вот случится. И потому на душе хорошо, светло, спокойно. Где еще, как не в Нордейле, можно мечтать, но не страдать от отсутствия желаемого, делать, но не загонять себя, наслаждаться результатом своих трудов или же просто наслаждаться? Наслаждаться не чем-то особенным, а каждой минутой текущего дня.
Как я теперь.
Купленный на углу в пластиковом стаканчике кофе жег пальцы; слоеная булочка, покрытая шоколадом, таяла на языке; в воздухе, чем-то напоминая подводное царство, плыли тонкие белесые зонтики-щупальца – семена каких-то растений.
Сосед-ботан бы точно знал, каких.
От этой мысли я усмехнулась.
Ну и утречко получилось.
Конечно, можно было бы прыгнуть, если не в сам Реактор (на некоторых ошибках все-таки учатся), то хотя бы непосредственно к его входу, но я не стала этого делать по двум причинам: во-первых, не желала тратить силы понапрасну, а прыжки, так или иначе, отнимали львиную долю энергии, которую потом приходилось восполнять; во-вторых, банально хотелось размять ноги. К чему упускать возможность воочию увидеть еще одно утро своей жизни, если никуда не опаздываешь? А я не опаздывала – хоть в этом повезло.
Накануне, перед тем как уехать («Дина, этим вечером мне нужно отлучиться по важным делам на другой Уровень» – «Окей, без проблем»), Дрейк перенес время занятия с привычных восьми утра аж на десять, и потому теперь я бодрым шагом стаптывала подошвы любимых мокасин. Не стала обувать каблуки – красоваться перед представителями Комиссии не собиралась, а любимый в городе отсутствовал, – вертела головой, прихлебывала кофе и с интервалом в пять минут пыталась набрать номер Тайры – та не отвечала. Я даже попыталась позвонить доктору, но с таким же результатом, как и подруге – нулевым.
Куда же они все подевались?
Если кто и знал ответ на этот вопрос, то это Дрейк. И потому я поспешила вперед.
Незнакомый пустой кабинет, на стене экран, стол узкий, стул на одного. Почему попавшийся по пути Джон – заместитель Великого и Ужасного – уточнил, что мне сюда? Обычно мы занимались в другом «классе».
Тайра не появилась; экран не светился. До десяти оставалось несколько минут – я выложила на стол тетрадь для записей, разложила по цветам маркеры для подчеркивания, откинулась на удобную спинку стула и погрузилась в размышления.
Сколько я уже занимаюсь? Долго. Долго, а поток Знания бесконечный – он всегда разный и никогда не утомляет, потому что всегда несет в себе частичку чего-то важного и нужного, постепенно собирает сложный пазл устройства мироздания, позволяет прикоснуться к неведомому, далекому и по-настоящему прекрасному – основе постижения науки о зарождении жизни. О чем будем говорить сегодня? Всегда тайна, всегда предвкушение. И думать об этом – все равно, что гадать, какой из десертов тебе сегодня подадут к кофе, – никогда не угадаешь, но всегда останешься доволен.