Джентльмен с Медвежьей речки - Страница 61

Видя такое дело, Донован выпустил ружье и зайцем помчался к лесу. Вскочив на ноги, Глория, выстрелила ему в спину, но Билл успел удрать так далеко, что дробины лишь слегка расковыряли ему шкуру. Из-за деревьев донесся протяжный вой. Я было кинулся следом, но Глория схватила меня за руку.

– Он бежит к своей припрятанной лошади! – тяжело дыша, выпалила она. – Скорей – на Капитана Кидда! Теперь его догонишь только верхом!

«Бах!» – раздался в чаще выстрел, а вслед за ним – яростный вопль Дикого Билла:

– Не стреляй, скотина! Я не Элкинс! Атас! Смываемся!

– А как же я?! – заорал кто-то еще – должно быть, приятель Донована, подстерегавший меня в засаде. – Моя лошадь привязана по ту сторону тюрьмы! Постой, я сяду за седлом!

– Пошел прочь! – рявкнул Донован. – Мой Делавар не вывезет двоих! – Затем последовало «бац!» – похоже, удар кольтом по голове. – Это тебе плата за удачный выстрел, чертов придурок! – и дальше только удаляющийся треск кустов и сучьев.

Тем временем мы пробежали дубравой к Капитану Кидду. Я махнул в седло, а Глория примостилась у меня за спиной.

– Я с тобой! – решительным тоном объявила она. – Не спорь, вперед!

Я направил коня вслед за Донованом и в лесу увидел распростертого на земле человека с огромным дробовиком в руке и с раскроенным черепом. Даже в самый напряженный момент, когда, казалось, мной целиком, овладели ярость и жажда мести, в душе нашлось местечко для тихой радости при мысли о том, что заряд тяжелой дроби, уготованной мне, пусть по ошибке получил мой враг от своего же сотоварища. Верно сказано в Писании: «Козни грешников падут на их же черепушки!»

Донован шпарил напрямую и оставил за собой такой бурелом, что и слепой не сбился бы с дороги. Мы все время слышали, как его лошадь продирается сквозь чащу, но скоро треск затих и послышался топот копыт по твердой земле – Донован выехал на тропу. Через минуту на нее выехали и мы. В небе светила луна, но видимость ограничивала легкая дымка. Я осторожно дал Капитану шпоры, и дробный топот зазвучал отчетливее. Без сомнения, лошадка под ним была резвая, но еще минута – и Капитая оставил бы ее голову за своим хвостом.

И вдруг, мы видим – впереди, на небольшой полянке, стоит домик, а из его окон льется слабый свет. Донован вылетел из-за деревьев, кубарем скатился с лошади – и бегом к дому. Подскочил к двери да как заорет:

– Впустите меня, идиоты! Игра проиграна! Элкинс у меня на хвосте!

Дверь распахнулась, он ввалился вовнутрь и, не устояв на ногах, рухнул на четвереньки. Не вставая, он заревел дурным голосом:

– Закройте дверь! Наложите засов! Эту дверь даже Элкинсу не взломать!

А кто-то добавил:

– Потушите свечи! Я вижу его! Вон там, у кромки леса!

Защелкали выстрелы, и вокруг нас засвистели пули. Я быстренько подал назад и спрятал Капитана в безопасное место. Потом подобрал солидное, еще не сгнившее бревно и, выставив его перед собой, стал подбираться к дому. Неприятель не понял маневра – прозвучал только один выстрел, и пуля угодила в дерево. В следующий момент я с разбега ударил в дверь – бревном, конечно, да так удачно, что половину двери разнес в щепки, а остатки, сорвав с петель, вогнал вовнутрь, придавив к полу сразу четверых. Из-под разбитых досок тут же в изобилии зазвучала брань, вопли и стоны.

Потоптав остатки двери, я ринулся в дом. Свечи и впрямь были потушены, но в неверном лунном свете я разглядел перед собой с десяток темных силуэтов. Парни открыли по мне бешеную пальбу, вот только в сумерках целились неважно – их пули лишь царапнули меня по нескольким маловажным местам. Итак, я подобрался к ним и распростер объятия, и наполнил их трепещущими телами, и принялся валять их по всему дому. Разбросанные по полу люди будто нарочно лезли мне под ноги и дико верещали, когда я наступал на них. И всякий раз, почувствовав под ногами чью-нибудь задницу, я с воодушевлением пинал ее. Я понятия не имел, кто попался мне в руки, потому что лунный свет не мог пробиться сквозь густой пороховой дым. Я только чувствовал, что по размеру никто из них на Донована не потянет, а те, что вопили под подошвами моих сапог, вопили тоже не его голосом. Тогда я решил действовать методом исключения: принялся выбрасывать врагов одного за другим за двери. И каждый раз, когда очередное тело вылетало наружу, до моих ушей доносилось звонкое «бац»! Как выяснилось позже, это, оказывается, Глория стояла за дверью и угощала всех дубиной по головам. Я опомнился лишь тогда, когда в доме не осталось никого, кроме меня, да еще чего-то бесформенного, что вертелось перед глазами, прыгало, металось – словом, всячески выказывало свое нежелание идти ко мне в руки. Но как оно ни старалось, я возложил на нечто свои ладони, приподнял над головой и уже изготовился вышвырнуть вслед за прочими, как вдруг существо подало голос:

– Пощады, мой свирепый друг, пощады! Сдаюсь на милость победителя и требую обращени как с военнопленным!

– Пропойца!!! – завопил я.

– Он самый! – ответил Джадкинс.

– Выходи, поговорим! – прорычал я и поволок его к выходу. Но только я высунулся за дверь, как на голову обрушился такой удар, что искры сыпанули из глаз, и тут же раздался пронзительный крик Глории:

– Ой, Брекенридж! Я не тебя ждала!

– Пустяки! – сказал я и потряс у нее перед глазами своей, находкой. – Ты знаешь, кого это я держу за холку? Свое алиби, Джадкинса Бездонное Брюхо! – Я установил его на ноги и, покачивая перед гнусной образиной кулачищем, сурово вопросил: – Если ты дорожишь своей порочной, грязной, потасканной душонкой, то скажешь правду: где я был прошлой ночью?

– Пил со мной кукурузную водку возле пещеры в миле от тропы на Медвежью речку! – покорно ответствовал тот, с ужасом глядя на неподвижные тела, усеявшие поляну. – Сознаюсь во всем! Только отправьте меня в добротную американскую тюрьму! Я пал жертвой своих дурных наклонностей. Да, я человек пропащий, но всего лишь инструмент в руках могучего ума, так же, как и те недостойные сыны порока, что лежат здесь.

– Смотри-ка, один пополз, – заметила Глория, прицелилась и нанесла не ко времени очнувшемуся парню добрую затрещину дубиной. Тот рухнул на живот и взвыл койотом. Я даже вздрогнул от неожиданности – знакомый вой! Вгляделся и:

– Джефет Джелэтин! Паршивый ворюга! Это ты наврал мне об умирающих с голоду жене и детках!

– Если разговор шел об одной жене, – с готовностью ввернул Джадкинс, – то он сильно поскромничал. Жен у него по меньшей мере три: индейская скво, мексиканка и китайская девочка в Сан-Франциско. И все, насколько мне известно, толстые, и плодовитые.

Мне стало больно за человеческую природу.

– Надо мной нагло потешались! Одурачили, как последнего сосунка, сделали из меня посмешище, сапогами растоптали мою доверчивую душу, отравили веру в людей! Такой позор можно смыть только кровью!

– Не вымещай на нас свои обиды! – взмолился Джефет. – Это все Донован придумал.

– Где он?! – заревел я, шаря по сторонам распаленным взором.

– Любой, знающий его подлую натуру так же хорошо, как я, – нерешительно заговорил Джадкинс, но вдруг замолк и слегка пошевелил вхолостую нижней челюстью, определяя число переломов. Обнаружив всего один, он, уже с большей уверенностью, продолжал, – мог бы с полным основанием предположить, что негодяй сразу же покинул поле свалки через заднюю дверь и сейчас полным ходом чешет к секретному загону, где припрятан гнедой – соучастник ограбления дилижанса, – и пропойца указал направление, в котором следует искать загон.

Глория вытащила из кобуры бандита кольт, торчавший там без дела, и сказала мне:

– Двигай в погоню, Брек, а я пока присмотрю за остальными.

Я окинул взглядом поляну. Фигуры на земле вяло шевелились и постанывали. Глории будет с ними не слишком много хлопот. Я кивнул, свистнул Капитала Кидда, и тот сразу явился на зов. Я вскочил в седло и направил коня в густые заросли за домом. Но не успел Капитан переступить и пары раз, как среди деревьев на дальней стороне поляны промелькнул всадник на гнедом жеребце.