Джентльмен - Страница 7

– Ладно, Пухи, перейдем непосредственно к нашему делу. Что ты знаешь о Подлой пещере? Там обнаружен труп, и, может, как раз того, кого мы ищем.

– Местные зовут ее Черной дырой, иногда – Чудной пещерой. Теперешнее название – результат умственных усилий спелеологов-интеллектуалов. Если поедешь по здешним селам и станешь спрашивать, где Подлая пещера, люди будут только плечами пожимать.

– Пусть так, но почему ее назвали именно Подлой? Должны же быть причины.

– Увидишь – вмиг все поймешь. Не приведи тебе господи испытать на себе ее подлость. В пещерах вообще полным-полно всяких подлостей: лабиринты, теснины, сифоны, пропасти, водопады… И черт знает что еще, вплоть до полчищ летучих мышей. Но у Черной дыры есть и свой коронный номер. Вход в нее легкий, удобный, из гладкого песчаника, потолок высокий. И кто войдет в нее впервые, допустим, в одиночку, без проводника, может даже не сгибаться. Но вот шаг, другой, дневной свет вмиг тускнеет, глаза еще не адаптировались к темноте – и бац! – пропасть. «Бац» – в том смысле, что непременно в нее загремишь. Только это не вся еще подлость, не вся! Внизу, метрах в двадцати, ждет тебя не дождется ледяное озерцо. Если ты, падая, не разбился об острые выступы, даже если и в озере не утонул, не спеши праздновать победу. Отыскать путь назад почти невозможно, кругом отвесные каменные стены – то есть вроде как продолжение подлости. Узенький проход вдруг кончается, и ты хочешь не хочешь должен повернуть вправо, переступить на скальный карниз, обогнуть озеро. А ближе к выходу пещера снова становится удобной и гостеприимной. Вот такие-то, братцы, дела…

Побывав в окружном управлении, поехали в морг, несомненно, самое неприятное место любой больницы. Если садики с гуляющими по дорожкам и сидящими на скамейках выздоравливающими в смешных линялых пижамах навевают мысли о мире и покое, если вид палат располагает к печали, то морг внушает ужас всякому, кто не настроен философски.

Сначала Бурский вошел туда один. Постояв над телом, к которому его подвели, он вернулся к своей группе.

– Пухи, ты останься здесь, – распорядился он. – Сторожите вдвоем бесценную твою аппаратуру.

Он взглянул на стажера. Парень будто прочел его мысли – и заторопился впереди всех к дверям морга. Что поделаешь, придется новичку привыкать.

Самым страшным было лицо – вернее, отсутствие лица. При виде этого кровавого месива Бурский подумал: «Хорошо все-таки, что не взяли сюда Кандиларову!..»

Все стояли вокруг, потрясенные видом того, что еще недавно было человеком. Стажер, позеленев, стискивал зубы в последних усилиях сдержать рвоту.

– Петко! – Бурский впервые обратился к нему по имени. – Отправляйся к машине. Расскажи журналисту о том, что здесь увидел.

Стажер попытался было возразить, но из его сдавленного горла вырвался лишь нечленораздельный стон.

– Немедленно! – прикрикнул майор. – Я приказываю.

Тодорчев вышел, шатаясь.

В помещении появился полковник Пепеланов из Смолянского окружного управления.

– В каком виде извлекли мы его из озера в пещере, в таком и оставили, – произнес он несколько загадочную для всех фразу, видимо имея в виду, что тело не анатомировали. – Разве что, когда одежда высохла, карманы проверили. Но ничего не обнаружено. Ни документов, ни даже сигарет и спичек, хотя он курил, судя по желтым кончикам пальцев. А из воды его вытащили, чтобы сэкономить ваше время. До вашего приезда держали в холодильной камере. В таком вот виде, как и сейчас, с камнем на шее…

На мраморной плите лежал увесистый, килограммов на десять, камень. Он был крепко перевязан крест-накрест белой синтетической веревкой, вроде тех, что используют альпинисты.

– С камнем на шее! – нарушил молчание Шатев. – Классическое самоубийство. Когда он бросился в пропасть, он ведь еще и бился о выступы скалы. Вот потому и лицо…

– Цэ-цэ-цэ-цэ-цэ! – зацокал языком доктор Брымбаров.

– Что ты сказал? – спросил Шатев.

– Я сказал «цэ-цэ-цэ». В том смысле, что все было несколько иначе.

– А как?

– Разве не видишь, что раны на лице – бескровные? Они нанесены тупым орудием уже после смерти бедняги. И лишь потом тело сбросили в озеро. Убийца не знал, что там мелко!

– Ты уверен? – спросил Бурский.

– При чем здесь моя уверенность? Это же очевидно. Здесь будем вскрывать или повезем в Софию?

– В Софию, в Софию. Нельзя медлить. Только вот заглянем в пещеру, полюбопытствуем, что в ней подлого.

– Тогда я позабочусь об отправке, – забеспокоился доктор. – Вряд ли найдется здесь холодильный микробус…

– Да, займись этой проблемой, пока мы сходим к пещере, – согласился Бурский.

В разговор вступил трассолог Минчо Пырванов.

– Когда будете забирать его, – сказал он доктору, – оставите мне одежду. И отпечатки надо снять.

Доктор взял набрякшую руку покойного и принялся рассматривать ее, словно хиромант. Рядом примостился Минчо с лупой наготове.

– Изрядно размок, – сказал, сощурившись, Брымбаров. – Кто знает, сколько дней он пробыл в воде.

– Кто знает, тот знает, – вздохнул трассолог. – Материала для идентификации – с лихвой. Как обнаружили тело – плавало на поверхности?

– Да нет, – ответил полковник Пепеланов. – Там, где он упал, было не очень глубоко. Камень лежал на дне, а тело плавало в вертикальном положении. Одни ноги торчали над водой – по колени…

– Руки, ноги, – бормотал между тем бай Минчо. – Тут мне, пожалуй, больше всего туфли его помогут.

Склонившись над туфлями, он сосредоточенно разглядывал их в сильную лупу. Все подошли к трассологу ближе. Туфли были черные, блестевшие, точно лаковые, с высокими каблуками. Обыкновенно такие носят низкорослые мужчины.

– Что ты обнаружил там, бай Минчо? – спросил Шатев.

Тот продолжал, посапывая, исследовать каждый квадратный сантиметр кожи. Затем развязал шнурки и как фокусник, вроде бы и не дотрагиваясь, ухитрился снять туфли.

– Та-ак… – проговорил наконец трассолог с нескрываемым азартом. – Та-ак, мои миленькие!..

– Ну что ты, бай Минчо, резину тянешь! – не выдержал Шатев. – Интересным хочешь прослыть, да? Загадочным?

– И зачем мне быть интересным, а тем паче загадочным? – невозмутимо ответствовал тот. – Известно, что здесь можно найти. Уж не сокровища царя Соломона. Отпечатки пальцев, чего же еще. Очень отчетливые… Вот, гляди – последние!

– Его отпечатки?

– Да не его. Гляди по их расположению: кто-то держал его за ноги. За туфли, если точней. Но не спешите! Для верности надо и с его отпечатками сравнить. – Он обернулся к Пепеланову. – Извините, товарищ полковник, никто из ваших к туфлям не прикасался?

– Нет-нет! – ответил полковник. – При мне его вытаскивали. За ноги и под мышки. А к обуви – ни-ни.

– Будем надеяться. – И бай Минчо снял со стола туфли – осторожно, как величайшую ценность.

Все, кроме Брымбарова, потянулись к автобусу. Надо было попасть в село Петровско, поговорить со спелеологами, затем и в пещере побывать.

Пепеланов любезно предложил их сопровождать, что было весьма кстати: полковник был в униформе и его погоны отворят любые ворота и уста. Наверняка и ему интересно было поработать с коллегами из Софии.

Откуда-то вынырнул Лилков – и сразу посыпались как горох всевозможные байки из его перенасыщенной информацией журналистской жизни. Шофер и Тодорчев слушали, раскрыв рты, хотя кое-какие из этих историй попахивали выдумкой, но рассказчик Пухи был отменный.

Когда он ненадолго примолк, Бурский представил его полковнику. Тот был ошарашен: не нравилось ему присутствие постороннего человека в оперативной группе, ко всему прочему журналиста.

– Ну вы и промахнулись, не взяв меня в морг! – заливался Лилков. – Я б вам таких снимочков нащелкал – закачаешься. «Кодак» – это вам не фунт изюма! – Он похлопал по футляру.

– И без «Кодака» как-нибудь управимся, – пробормотал, насупившись, Пепеланов. Он наклонился к Бурскому и спросил шепотом: – Кто этот гражданин, чего он тут потерял?