Джанки. Исповедь неисправимого наркомана - Страница 3

Джек – парень, через которого я познакомился с Роем и Германом, не принадлежал к этому стаду потерянных овечек, мечущихся в поисках пастуха с бриллиантовым перстнем на пальце и пушкой в кобуре за пазухой, с суровым, уверенным в себе голосом, подкрепленным обертонами многочисленных заказчиков и исполнителей, мозга-покровителя, делающего слово «ограбление» звучащим проще, роднее и вселяющим уверенность в успехе. Время от времени ему улыбалась фортуна, и тогда он обязательно появлялся в новом прикиде, даже на новой тачке. Впрочем, тоже был непроходимым брехуном, вравшим больше для себя самого, а не для присутствующих. Его резко очерченное, здоровое деревенское лицо не служило, правда, зеркалом внутрителесной гармонии. Наоборот, вокруг него витало нечто необычайно заразное. У Джека случались неожиданные перепады в весе, как у диабетика или печеночника. Эти перепады сопровождались неконтролируемыми приступами двигательно-речевой активности, после чего он исчезал на несколько дней.

Эффект был жутким. Совсем недавно вы видели перед собой внешне бодрого паренька. Неделю спустя, а то и больше, он появлялся настолько похудевшим, пожелтевшим и постаревшим, что запросто можно было обознаться и уж, во всяком случае, приходилось повнимательнее к нему присмотреться. Его физиономию переполняло страдание, которое не выражали только его глаза. Страдали лишь клетки, а он сам – сознательное Эго, поглядывавшее по сторонам стеклянными, настороженно-нагловатыми, хулиганскими глазами – ничего не собирался предпринимать по отношению к действу бракованной части своего организма – нервной системе, плоти, внутренностям и клеткам.

Незаметно скользнув за столик, где я сидел, Джек заказал порцию виски. Залпом выпил, поставил стакан и, откинувшись чуть назад, слегка наклонив голову, взглянул на меня:

– Ну и что этот чувак достал?

– Пистолет-пулемет и около тридцати пяти гранов морфия.

– Морфий я могу скинуть прямо сейчас, а с «Томми» придется немного повозиться.

В бар зашли два детектива и, подвалив к стойке, заговорили с барменом. Джек судорожно дернулся в их сторону:

– Легаши… Давай-ка прогуляемся.

Я двинул из бара вслед за ним. Покачиваясь на выходе, он выполз на улицу и сказал:

– Я сведу тебя с парнями, которым нужен морфий. Адрес этот постарайся забыть.

Спустились на платформу подземки, ветки «Независимая». Голос Джека, обращенный к его невидимой аудитории, гудел не умолкая. Грузил профессионально, метя прямо в твое сознание. Заткнуть его не мог никакой внешний шум.

– Каждый раз будешь давать мне тридцать восемь. Убери на хер свой молоток и дай ей пройти. Любого, кто дернется, сброшу с 500 футов… Да насрать мне на твои слова… У моего братца в Айове отложены на черный день два пулемета тридцатого калибра.

Выбравшись из подземки, запетляли по заснеженным тротуарам между многоквартирными домами.

– Чувак долгое время мне должен был, понимаешь? Я-то знал – бабки у него имелись, просто отдавать не собирался. Вот я и ждал, пока он закончит работу. А с собой прихватил колбаску с пятицентовиками. Зато за американскую наличность в кармане никто тебе ничего не пришьет. Сказал, что на нуле… Ха… Я сломал ему челюсть и вытряс-таки свои деньги. Там еще двое его дружков стояли, но так и остались жаться в сторонке. Я выкидушку на них наставил.

Мы поднимались вверх по лестнице. Ступеньки из истертого черного металла. Остановились напротив узкой, окованной железом двери, и Джек, пригнувшись к полу как заправский взломщик, простучал условный сигнал. Дверь открыл огромный, размякший педрила в последнем приступе молодости, с татуировками на предплечьях и даже на тыльных сторонах ладоней.

– Это Джои, – представил его Джек.

– Ну, здравствуй, – отозвался Джои.

Джек, выудив из кармана пятидолларовую купюру, протянул ему:

– Слушай, Джои, может, сгоняешь за квартой Шенли?

Тот натянул пальто и вышел.

В большинстве многоквартирных домов входная дверь открывается прямо в кухню. Этот не был исключением, и мы оказались именно там.

Когда Джои вышел, я поймал на себе чей-то взгляд и заметил стоявшего рядом другого парня. Его большие карие глаза источали флюиды враждебности и недоверия, отдаленно напоминая свечение включенного ящика. Прохватило, почти как от предстоящей драки. Он был небольшого роста, худющий, верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Цвет лица от почти коричневого поблек до пятнисто-желтого. Будто пытаясь скрыть кожную сыпь, его активно напудрили блинной мукой, а рот весь растянулся в гримасе нестерпимого раздражения.

– А это кто? – спросил он, указывая на меня. Позже я узнал, что его зовут Герман.

– Мой приятель. Хочет скинуть немного морфы…

Герман пожал плечами и сунул руки в карманы. «Не думаю, что буду из-за этого трепыхаться».

– Ладно, – протянул Джек. – Продадим кому-нибудь другому. Пошли, Билл.

Небольшая гостиная… Маленькая радиола, фарфоровый Будда, напротив – церковная свечка и прочие безделушки. На тахте лежал человек. Как только мы вошли, он приподнялся, поздоровался и, приятно улыбнувшись, обнажил грязные, почерневшие зубы. Говорил как южанин, с восточнотехасским акцентом.

Джек начал по новой:

– Рой, это мой приятель… У него есть морфий на продажу.

Человек сел, спустив ноги с тахты. Вяло зевнул, придав лицу безучастное выражение. Гладкая и загорелая кожа, резкие скулы. Чем-то смахивал на азиата. Череп асимметричный, уши торчали под прямым углом. Глаза, наподобие германовских, с необычайным блеском, как будто за зрачками находились опаловидные световые точки, в которых отражалось все комнатное освещение.

– Сколько у тебя?

– Семьдесят пять полграновых армейских ампул.

– Стандартная рыночная цена – два доллара за гран. Ампулы, правда, стоят поменьше. Людям нужен морфин в таблетках, а в этом стекле слишком много воды. Придется выпарить продукт, а потом уже приготовить.

Он сделал паузу, лицо приняло озадаченное выражение.

– Могу взять по полтора бакса за гран, – выдавил он наконец.

– Думаю, сойдемся.

Затем Рой спросил насчет связи и получил мой номер телефона. Тут с бутылкой виски приперся обратно Джои, и мы уселись пить. Торчавший на кухне Герман высунулся, позвав Джека:

– Можно тебя на два слова?

Слышал вполуха, как они о чем-то спорили. Потом Джек вернулся, а Герман с концами завис на кухне. Все немного поднабрались, и Джек принялся рассказывать очередную боевую историю:

– Мой партнер вскрыл одну халупу. Хозяин дрыхнет себе спокойненько, а я стою над ним с трубой длиной в три фута. В ванной откопал… А на конце трубы вентиль, представляете? Вдруг он ни с того ни с сего очухался, выпрыгнул прямо из постели и попробовал сделать ноги. Но не тут-то было. Познакомился с вентилем и, шатаясь, добрался до соседней комнаты. Кровь с каждым стуком сердца хлестала у него из головы футов на десять. – Нагнетая атмосферу, он размахивал руками, предлагая себя одновременно в качестве обеих сторон. – Вы только представьте себе, мозги вытекают, все в кровище…

Джек неистово загоготал:

– Моя герла ждала в тачке… Назвала меня – ха-ха-ха! – она назвала меня – ха-ха-х… хладнокровным убийцей.

Он ржал, пока не побагровел.

Спустя несколько вечеров после встречи с Роем и Германом я употребил одну из ампул, потеряв опийную девственность. Ампула похожа на заостренный тюбик с зубной пастой. Давишь иглой в этот кончик, прокалываешь перемычку; и если не собираешься почистить продукт, можешь моментом вмазываться.

Сначала морфий цепляет нижнюю поверхность ног, затем заднюю часть шеи, нарастающая волна расслабухи охватывает мышцы тела, ослабляя их настолько, что тебе кажется, будто плаваешь без каких-либо четких очертаний или просто лежишь в теплой солоноватой воде. Как только релаксирующая волна вихрем прокатила по моим тканям, я испытал сильнейшее чувство страха. Чудилось, что вне поля моего зрения находится некий ужасный образ, передвигавшийся при каждом повороте моей головы, чтобы я никогда не мог четко его разглядеть. Подташнивало. Я лег и закрыл глаза. Проследовала череда картинок, очень похоже на просмотр фильма: огромный, в неоновых огнях коктейль-бар, становившийся все больше и больше, пока улицы, транспорт, ремонтные мастерские не растворились в нем; официантка с черепом на подносе; звезды в безоблачном небе. Физическое воздействие ужаса смерти; отключка дыхания; остановка кровообращения. Задремал, а когда проснулся, страх снова охватил меня. На следующее утро проблевался, тошнотворное состояние сохранялось до полудня.