Джайв на антиграве (СИ) - Страница 1

Я - из тех, кто умеет летать.

Два поворота, поддержка, сальто, бьет в глаза слепяще-синим антиграв, пальцы сами находят нужные комбинации на джойстике. Раз-два-три-четыре-три-четыре. Сальто вниз, прохожу в миллиметре от пола, антиграв взвизгивает на пределе слышимости. Поворот, степ-энд-гоу, раз-два-три-четыре...

Зеркальные стены отражают пеструю фигуру, мечущуюся в световых лучах над призрачным свечением антиграва. Уже не человек: пестрота тропической птицы, легкость мотылька, стремительность молнии. То застывая причудливой скульптурой, то рассыпаясь мгновенным фейерверком невероятных движений, повинуясь мощным аккордам, танцует в воздухе победивший притяжение. Ритм джайва пронзает гибкое тело, плетущее невероятный танец в пустоте.

Раз-два-три-четыре-три-четыре...

Антон Винг медленно опустился на потухающие синие квадраты. Зеркала, лишенные магических отсветов антиграва, послушно отразили гибкую фигуру танцора с усталым растерянным лицом. Сейчас в нем не виделось и сотой доли той легкости, с которой тренированное тело повиновалось разуму в танце. Только усталость и что-то еще... Боль?

Он долго нежился под веером микроскопических капель, дарующих расслабленность натруженным мышцам. Потом так же неторопливо одевался, смакуя прикосновение мягкой ткани к коже. И только осознав, что нарочно тянет время, обругал себя за малодушие и стремительно преодолел пустоту коридоров, отделяющую его от Сирилл.

Хрупкая фигурка с поникшими плечами съежилась на узком табурете. Острые локти ткнулись в подоконник, тонкие пальцы сплетены под подбородком. Вся поза выражает чуть ли не отчаяние. И хуже всего осознавать, что именно он тому виной.

Ну, не совсем он. Его неуемная тяга - летать.

Антон присел рядом, невесомо опустил руку на худенькое плечо, попытался выдержать бодрый тон:

– Как ты, мотылек? Опять нет настроения тренироваться?

Она недовольно дернулась, не отрывая неподвижного взгляда от буйной зелени парка за окном. Винг попытался притянуть ее к себе.

– Ну же, Сирилл, маленькая моя. Все будет хорошо, вот увидишь. У нас еще четыре дня, программа обкатана, зал знакомый. В конце концов, не такого уж высокого уровня чемпионат...

Сирилл отчаянно замотала головой, высвобождаясь из его рук. Отпрянула напуганным зверьком к стене, стиснула до хруста пальцы.

– Я не могу больше! - голос ее надрывно звенел, губы прыгали. - Слышишь, не могу!

Он поднялся, чувствуя себя неуклюжим и бестолковым.

– Мотылек, ты просто устала...

– Да, я смертельно устала! Я человек, а не муха, можешь ты это понять, сумасшедший летун? Я хочу чувствовать все свои 44 килограмма на земле, а не болтаться под потолком, как пузыри!

Она срывалась не в первый раз за пятнадцать лет их совместных выступлений и за шесть - супружества. Повод был одним и тем же, а причин становилось все больше. Ни одной золотой медали за последние годы, участившиеся отказы оборудования, все больший риск. Все меньше спорта, все больше шоу, искусственно заниженные оценки...

Наверное, просто у нее не было такого мощного стержня, заставляющего плевать на неудачи и терпеливо карабкаться по вертикальной стене к успеху. Она не так уж жаждала высоты, она просто его любила. И потому порой не выдерживала.

– Я не могу видеть эти судейские рожи! Проклятый антиграв! - она уже рыдала в голос, и Антону, наконец, удалось ее обнять. Узкая спина содрогалась в его ладонях.

– Я устала летать... Я не могу...

Он усадил ее к себе на колени, покачивая, как ребенка, зарывшись лицом в каштановые джунгли волос, пахнущих летним дождем. Она всхлипывала все тише, разом утомившись вспышкой, доверчиво прижималась к его груди. И он бормотал, сам искренне веря в свои слова:

– Все будет хорошо, только не плачь. Турнир - это ерунда, я отзову заявку. Если хочешь, я пойду в тренеры, ты будешь сидеть дома, растить цветы. Или хочешь, мы уедем к морю. Там вообще нет антигравов и никто не танцует джайв. Только не плачь...

А ведь неспроста, наверное, пузыри подарили человечеству в числе прочего антиграв. Называющие себя японски звучащим словом "хэекати" с японской же непроницаемостью полупрозрачных физиономий - сколько они уже присутствуют на Земле? Четверть века, вроде бы. Во всяком случае, появились они еще до Антонова рождения, он принадлежит к поколению тех, чье существование сделалось легким и комфортным благодаря удивительным технологиям - подарку хэекати.

Человечество вопило от восторга: как же, иная высокоразвитая цивилизация спешит помочь младшим братьям по разуму. Долгожданный контакт! То, что пришельцы оказались похожими на связки воздушных шариков и перемещались исключительно по воздуху, да еще с комичной солидностью - только добавляло им симпатичности в глазах обывателей. Действительно, какие лапочки!

Им пытались дать прозвища: в прессе мелькали всяческие "парящие", "невесомые". А в результате осталось только не слишком уважительное "пузыри".

Они были щедры: человечество не могло и мечтать о таком обилии обрушившихся на него технологий. От лечения любых болезней и тривиального способа накормить всех голодных до синтеза невиданных доселе материалов и безопасного расщепления ядерных отходов. Пузыри превосходили землян во всем - и всем радушно делились. Они не делали различий между полуголыми африканскими аборигенами и европейскими учеными-снобами: если каким-то правительствам это и было не по душе, они не подавали вида.

Отныне благосостояние любого почти не зависело от его качеств и стремлений. Каждый имел кров и мог не заботиться о хлебе насущном, оздоровленные организмы работали, как часы, в течение долгих лет. Облагодетельствованное человечество впало в долгожданную нирвану.

Машинально перебирая мягкие пряди волос Сирилл, целуя ее мокрое от слез осунувшееся лицо, Антон всерьез обдумывал уход из спорта. Сирилл права: в последнее время их преследуют неудачи, и хотя пока удавалось избежать травм, стоит ли доводить дело до грани? Если подумать, он мог бы стать артистом: он танцор высочайшего уровня, такого с восторгом примет любая шоу-площадка. Ну а жена будет приходить на его выступления, после они станут неторопливо возвращаться по зеленой аллее к дому, не вычисляя в очередной раз причины проигрыша, а просто болтая о всякой ерунде.

Что-то, безусловно, будет потеряно: азарт борьбы, стремление стать лучшим. Но стоит ли оно покоя любимой женщины, ее слез?

Никто так и не дал себе труд выяснить, чего добиваются сами пузыри. Они охотно общались с любым желающим: черные ящички голосовых преобразователей послушно переводили едва слышные посвистывания пришельцев в правильную человеческую речь на нужном языке. Но в ответ на любой вопрос об их собственной природе, хэекати умело переводили разговор на что-нибудь более интересное собеседнику. Удобство использования автоматического обучателя, например.

В эйфории всемогущества на это не обращали внимания.

Пузыри не пропускали ни одного массового события. Не нуждаясь в особых местах, они группами плавали в воздухе на каждом спектакле или собрании: будь то балет или заседание клуба анонимных алкоголиков. Впрочем, последних на Земле и вовсе не осталось. Но особое пристрастие хэекати выказали к спорту, причем в самых рискованных его видах. Во время чемпионатов по прыжкам с трамплина они плавали вдоль всей трассы, а на турнирах по антиграв-джайву их, бывало, скапливалось в зале до сотни.

Они наблюдали, изредка пересвистываясь. Зачем - это известно было только самим хэекати.

Сирилл выскользнула из его рук, отправилась приводить себя в порядок. Винг растянулся на узком диване, закинул руки за голову и уставился в шершавую желтизну потолка. В глубине души он уже понимал, что это лишь временная слабость, что завтра он снова взлетит над антигравом, подстегиваемый нервным ритмом джайва. Пусть даже без Сирилл.