Дж. Р. Р. Толкин: автор века. Филологическое путешествие в Средиземье - Страница 81

Однако беда Ниггля не только в том, что он брался за картины, которые «были для него великоваты и задуманы не по возможностям», но и в том, что у него «вечно находились посторонние дела» (причем эта причина приводится первой). У художника были дом, сад, много гостей и надоедливый сосед Париш. Если предположить, что рассказ представляет собой аллегорию и в силу этого требует заполнения всех частей равенства (см. выше стр. 271–273), то что это все означает?

Вспомнив о том, кем работал Толкин, мы увидим, как многое сходится. Он был профессором, причем не где-нибудь, а в Оксфордском университете. По-английски его должность пишется с заглавной буквы, и это не случайно: в отличие от американских университетов, не все преподаватели Оксфорда были или являются профессорами, более того — их очень мало, а во времена Толкина было и того меньше. Профессор занимает определенную кафедру, и на отделении английского языка в Оксфорде в период, когда там работал Толкин, их было ровно три: кафедра им. Ролинсона и Бозуорта, к которой в 1925–1945 годах был приписан сам Толкин, и две кафедры им. Мертона (по традиции одна из них занималась литературой, а вторая языком — на этой последней Толкин проработал с 1945 года вплоть до ухода на пенсию в 1959 году). Эти три кафедры очень высоко ценятся, и не будет преувеличением сказать, что желающих попасть туда научных сотрудников и университетских преподавателей гораздо больше, чем вакантных мест: во времена Толкина на каждую из кафедр претендовало по тридцать-сорок человек. (Можно отметить, что К. С. Льюис, несмотря на все свои заслуги, так и не получил кафедру в Оксфорде — заветная должность досталась ему лишь в 1954 году, когда он в возрасте пятидесяти пяти лет переехал в Кембридж.)

Ценность этих кафедр заключается преимущественно в том, что они относятся к университету, а не к колледжам в его составе, так что профессора освобождаются от трудоемкой задачи проводить семинарские занятия со студентами колледжа (в мое время они занимали двенадцать-шестнадцать учебных часов в неделю). В обмен на эту относительную свободу профессора обязаны прочесть определенное количество открытых лекций для студентов (согласно «Биографии» Карпентера, тридцать шесть в год, хотя, по-моему, их должно было быть тридцать пять: пять блоков по семь лекций), заниматься с аспирантами (в эпоху Толкина их было относительно немного), но прежде всего — вести научную работу по своей теме, преимущественно в формате публикаций.

Вполне возможно, что именно эта обязанность стала все больше тяготить Толкина. К 1939 году, когда был написан «Лист кисти Ниггля», он с большим успехом напечатал два крупных научных исследования (как говорилось выше, речь об издании в 1925 году «Сэра Гавейна» и о лекции по «Беовульфу», прочитанной в 1936 году). Это ничуть не хуже, чем у большей части профессоров, тем более что большинство научных работников не могут похвастаться ни одной подобной работой. Однако после них Толкину никак не удавалось создать ничего нового: запланированная редакция «Жемчужины» в итоге была опубликована без него (см. выше стр. 316), а единственная работа в продолжение лекции о «Беовульфе», «Финн и Хенгист», увидела свет лишь после его смерти. К научным трудам можно в какой-то мере отнести также редакцию древнеанглийской поэмы «Исход», но и она вышла лишь посмертно, в 1981 году. Кроме того, Толкин добился значительных успехов в исследовании среднеанглийского языка: в 1929 году он напечатал статью об одном из диалектов, на которых составлено несколько древних текстов, найденных в Херефордшире (одном из его любимых графств Западного Мидленда). Разумеется, от него ждали монографии на эту тему или даже серии монографий, однако он так их и не написал. В 1962 году, после его ухода на пенсию, один из этих текстов, «Наставление монахиням» (Ancrene Wisse), все же вышел в его редакции, однако он представлял собой лишь подстрочный перевод без примечаний и без глоссария, и даже введение к этому изданию написал другой ученый.

Возможно, Толкин продумывал защиту от обвинений в нерациональном использовании времени и привилегий, которые предоставляла ему профессорская должность. Карпентер отмечает в «Биографии», что на второй год профессорства Толкин провел не тридцать шесть «лекций и семинаров», а «сто тридцать шесть» — хотя и это не такая уж большая учебная нагрузка. Еще важнее то, что у Толкина было несколько студентов и помощников, таких как Мари Салю и Симона Д’Арденн, которые испытывали к нему глубокую благодарность и продолжили его работу, особенно над херефордширскими текстами. Но обвинения все равно наверняка звучали — если и не в 1940 году^[108], то вскоре после этого. Отголоски их можно заметить в серии романов Дж. И. М. Стюарта «Лестница в Суррее» (A Staircase in Surrey), действие которых происходит в Оксфорде, а под вымышленными именами скрываются реальные люди. В третьем романе, который носит название «Панихида» (A Memorial Service), приводится диалог преподавателей, обсуждающих некоего «профессора Тимбермилла»:

— Прискорбный случай! — внезапно заключил профессор Региус.

— Это вы про Тимбермилла?

— Про него, про него. Вроде бы выдающийся ученый. Непревзойденный в своей области. Но вот поди ж ты — совершенно тронулся умом и написал какую-то дичайшую толстенную книгу, нечто вроде апокалиптического сказания.

Тимбермилл с Линдон-роуд — профессор филологии, автор книги «Волшебные приключения». Ассоциация с Толкином, профессором филологии с Нортмур-роуд, очевидна, а вердикт «тронулся умом» в Оксфорде выносили часто.

Все это нашло отражение в зловещей фразе из «Листа кисти Ниггля»:

Некоторые гости уже замечали, что у него сад запущен, и намекали на возможный визит Инспектора.

Во времена Толкина в британских университетах не было «инспекторов» (сейчас они есть — в форме оценки результатов исследований, проводимой раз в пять лет), поэтому нельзя сказать, чему именно соответствовали эти намеки в действительности. Но они, несомненно, имели прямое отношение к Толкину. В письме, написанном в 1958 году, он приносит свои извинения за задержку с ответом и сообщает, что находился в отпуске, который взял для того, чтобы

закончить ряд «научных» трудов, пребывавших в небрежении^[109] [курсив мой] в то время, как я занимался непрофессиональными пустяками (как, скажем, «Властелин колец»): это я воспроизвожу тон многих моих коллег.

С учетом всех приведенных сведений можно продолжить трактовку этой аллегории, которая становится более личной и более трогательной. «Посторонние дела», которые вечно находились и у Ниггля, и у Толкина, — это лекции, занятия с аспирантами, педсоветы, подготовка и проверка экзаменационных работ, участие в формировании профессорско-преподавательского состава и так далее. По меркам офисных работников эти дела суммарно отнимают не слишком много времени, но любой профессор подтвердит, что они вклиниваются практически в каждый рабочий день и мешают сосредоточиться на написании текстов. Когда к Нигглю приходили гости, он был «в меру вежлив», но «перекладывал на столе карандаши» — наверное, так же и Толкин пытался вслушаться в то, что ему говорили коллеги и студенты, но «продолжал думать о большом холсте» (или о большой книге) «в высоком сарае, специально для него построенном в огороде (на участке, где раньше росла картошка)». Возможно, под сараем понимался собственный кабинет Толкина, переоборудованный из гаража, однако слова «сарай», «сад» и «картошка», пожалуй, не стоит воспринимать слишком буквально.

Начать с того, что «запущенный» сад, вызывающий намеки на визит Инспектора, конечно, символизирует профессиональную ниву, которую Толкин был поставлен возделывать и которой, как явно думали некоторые (см. выше), он действительно пренебрегал. Ниггль когда-то выращивал у себя на огороде картошку — а Толкин в свое время писал научные статьи, которых ждали от него в академической среде (к 1939 году он написал их около дюжины, а после — практически ни одной в нормальном виде). Теперь сад для Ниггля — это просто место, где размещается сарай для занятий живописью; Толкин же, вне всякого сомнения, применял в художественном творчестве свои научные познания, о чем не раз упоминалось в предыдущих главах.