Дюна (шесть романов) - Страница 106

Фосфоресцентные трубки под сводами бросали тусклый свет на толпу, собравшуюся в пещере, позволяя оценить истинные ее размеры… да, она была больше Залы собраний в школе Бене Гессерит, прикинула Джессика. Здесь собралось не меньше пяти тысяч человек; Джессика и Стилгар стояли над всеми – на каменном уступе.

Подходили все новые и новые люди. В воздухе стоял гул множества голосов.

– Пришлось оторвать твоего сына от отдыха, сайядина, – сказал Стилгар. – Хочешь ли ты, чтобы он разделил с тобой решение?

– Может ли он изменить его?

– Конечно, воздух, рождающий твои слова, исходит из твоих легких, но…

– Я уже решила.

Но на самом деле она все еще сомневалась. Не лучше ли все-таки воспользоваться случаем и, прикрывшись Паулем, выйти из опасной игры? К тому же нельзя забывать и о нерожденной дочери. Как известно, что опасно матери, угрожает и дочери…

Вышли, покряхтывая и сгибаясь под тяжестью скатанных ковров, несколько мужчин. Сбросили свою ношу на каменный пол уступа, подняв клубы пыли.

Стилгар взял ее за руку и провел в акустическую раковину, замыкавшую сзади их каменный балкончик. Он показал Джессике на каменную скамью в фокусе каменной воронки.

– Здесь сядет Преподобная Мать, но пока ее нет, ты можешь присесть и отдохнуть.

– Я лучше постою, – ответила Джессика. Наблюдая, как фримены раскатывают ковры, застилая балкон, она время от времени бросала взгляды на толпу внизу. Теперь там было не меньше десяти тысяч человек.

И люди все подходили и подходили!

Она знала, что пустыня наверху уже залита красным закатным светом, но тут, в огромном пещерном зале, царил вечный полумрак. Это подземное пространство было переполнено людьми, пришедшими посмотреть, как она будет рисковать своей жизнью.

Справа от нее толпа расступилась, пропуская Пауля; по обе стороны от него шли два мальчика – у обоих был невероятно важный вид. Они держали руки на рукоятях своих ножей и грозно хмурили брови, бросая внимательные взгляды на людей, стеной стоявших по сторонам прохода.

– Сыновья Джамиса. Они стали теперь сыновьями Усула, – объявил Стилгар. – Мальчики весьма серьезно отнеслись к роли телохранителей… – Он улыбнулся Джессике. Она поняла, что вождь фрименов пытается ободрить ее, и почувствовала благодарность к нему. Но не думать о предстоящем ей – не могла.

«У меня нет выбора – я должна сделать это. Если мы хотим завоевать себе место среди фрименов, мы должны сделать это, не откладывая…»

Пауль поднялся к ней на уступ, дети остались внизу. Остановившись перед Джессикой и Стилгаром, он взглянул сперва на вождя, потом на мать.

– Что здесь происходит? Я думал, меня позвали на Совет!

Стилгар поднял руку, призывая к молчанию. Указал налево – там толпа тоже расступилась, освобождая проход. По нему к возвышению шла Чани. На маленьком лице застыла скорбь. Вместо дистикомба она надела оставлявший открытыми руки синий хитон, который был ей очень к лицу, под левым локтем был повязан зеленый платок.

Зеленый – цвет траура, вспомнил Пауль. Он понял это, когда сыновья Джамиса сказали ему, что не носят зеленого, поскольку признали его, Пауля, как отца-опекуна.

– Ты правда Лисан аль-Гаиб? – спросили они его напрямик. И Пауль, услышав за их вопросом далекий рев воинов джихада, не ответил, задав вместо этого встречный вопрос и выяснив, что старшего зовут Калеф и ему десять лет, он – сын Джоффа. А младшего зовут Орлоп, ему восемь, и он – сын Джамиса.

Странный был день… Он попросил мальчиков охранять его – отгонять любопытствующих. Ему нужно было время – подумать, вспомнить свои пророческие видения и попытаться измыслить путь – избежать джихада…

Сейчас, стоя подле матери, он вглядывался в толпу. Да может ли какой бы то ни было план предотвратить дикое буйство фанатичных легионов?..

За Чани следовали еще четыре женщины, которые несли на носилках какую-то старуху.

Джессика пристально разглядывала ее, не обращая внимания на Чани. Древняя, высохшая, морщинистая… На старухе было длинное черное одеяние; откинутый назад капюшон открывал тугой узел седых волос и тощую шею.

Носильщицы бережно подняли свою ношу на уступ. Чани помогла старухе встать.

«Вот, значит, их Преподобная Мать», – подумала Джессика.

Старуха подошла к ней, ковыляя и тяжело опираясь на плечо Чани. Казалось, под ее черным одеянием было не тело, а какие-то палки. Несколько долгих мгновений старуха смотрела на Джессику снизу вверх. Наконец она хрипло прошуршала:

– Значит, ты – действительно Она… – Старуха кивнула головой на тонкой шее; Джессике показалось, что она вот-вот отвалится. – Шэдаут Мэйпс была права, когда жалела тебя…

– Мне ничья жалость не нужна, – быстро, даже резко ответила Джессика.

– Посмотрим, посмотрим, – прошелестела старуха. Она обернулась к толпе с удивившим Джессику проворством: – Ну, Стилгар, скажи им!

– Надо ли сейчас? – отозвался тот.

– Мы – люди Мисра, – проскрипела старуха. – С тех пор как предки наши бежали с аль-Урубы на Нилоте, мы познали и бегство, и смерть. И молодые идут вперед, чтобы народ наш не умер.

Стилгар глубоко вздохнул, сделал два шага вперед.

Джессика физически ощутила тишину, опустившуюся на толпу. Сейчас в пещере было уже тысяч двадцать человек – и все они стояли молча, почти не шевелясь. От этого она вдруг почувствовала себя маленькой… и это настораживало ее.

– Сегодня же ночью нам придется покинуть этот сиетч, так долго укрывавший нас, и уйти дальше, на юг Пустыни, – начал Стилгар, и его могучий голос разнесся над обращенными вверх лицами; акустическая раковина позади усилила его голос.

Но толпа молчала.

– Преподобная Мать сказала мне, что не переживет еще одного хаджра, – проговорил Стилгар. – Уже было время, когда мы жили без Преподобной Матери. Но негоже людям искать новый дом, когда нет с ними наставницы…

Теперь толпа зашевелилась. По ней прокатился шепот, волнение.

– И вот, дабы такого не случилось, – продолжал Стилгар, – наша новая сайядина, Джессика, владеющая колдовским искусством, согласилась сейчас пройти через обряд. Она попытается проникнуть вглубь себя, чтобы мы не остались без силы нашей Преподобной Матери.

«Джессика, Владеющая Колдовским Искусством», – повторила Джессика беззвучно. Она увидела, как широко раскрылись глаза Пауля, увидела, что вопросы переполняют его – но он сдержался и промолчал. Слишком уж странным, чужим было все вокруг.

«Если я умру в этом испытании – что будет с ним?» – спросила себя Джессика, чувствуя, как опасения вновь охватывают ее.

Чани подвела Преподобную Мать к каменной скамье в глубине акустической раковины и вернулась к Стилгару.

– А чтобы мы не потеряли все, если Джессику, Владеющую Колдовством, постигнет неудача, – объявил Стилгар, – Чани, дочь Лиета, будет теперь посвящена как сайядина! – Он отступил в сторону.

Из глубины акустической раковины, усиленный ею, послышался голос старухи – резкий, высокий шепот:

– Чани вернулась из своего хаджра – Чани видела воды!

– Она видела воды, – прошелестела в ответ толпа.

– И я посвящаю дочь Лиета и объявляю ее сайядиной! – все таким же хриплым и резким шепотом продолжила старуха.

– Мы принимаем ее, – отозвалась толпа.

Пауль почти не слышал ритуальных слов. Все его мысли были сосредоточены на словах Стилгара о его матери. Если ее постигнет неудача?..

Он обернулся, глядя на ту, которую называли тут Преподобной Матерью: высохшее морщинистое лицо, неподвижный взгляд бездонно-синих глаз. Казалось, любой, даже самый слабый ветерок может повалить или унести ее – но было в ней что-то такое, отчего верилось: даже если она встанет на пути кориолисовой бури, бешеный ветер не посмеет тронуть ее. Старуху окружала такая же аура власти, какую заметил он у Преподобной Матери Гайи-Елены Мохийям, подвергшей его мучительному испытанию гом джаббаром.

– Я, Преподобная Мать Рамалло, чьим голосом говорят многие, говорю вам, – провозгласила старуха. – Найдено, что Чани достойна стать сайядиной.