Дюна: Дом Харконненов - Страница 34

Замечательный мозг ментата перешел в режим выживания, отключив все функции, чтобы избежать необратимого повреждения…

Питер де Фриз очнулся в луже лекарств. Нестерпимо жгло в ноздрях, во рту и в горле.

Рядом с ментатом расхаживал барон и укорял его, как неразумное дитя.

– Посмотри, что ты здесь натворил, Питер. Извел столько меланжи, я уже был почти готов купить у тлейлаксов нового ментата. Не будь впредь таким безмозглым транжирой!

Де Фриз заставил себя сесть и попытался рассказать барону о своем видении падения Дома Харконненов.

– Я… Я видел…

Но слова не шли из уст ментата. Пройдет немало времени, пока он вновь обретет способность облекать мысли в связные предложения.

Но еще хуже было то, что, несмотря на сильную передозировку, ментат так и не нашел ответ на вопрос барона.

Разбросанные по окантованному льдами морю внутри северного полярного круга Ланкивейля китобойные корабли были похожи на города – громадные заводы, которые месяцами бороздили серо-стальные воды, прежде чем вернуться в доки космопорта, где они сдавали свой груз.

Абульурд Харконнен, младший сводный брат барона, предпочитал охотиться с маленьких судов, укомплектованных туземными экипажами, для которых добыча меховых китов была рискованным промыслом, а не отраслью промышленности.

Абульурд вглядывался в ледяную даль прищуренными светлыми глазами, а обжигающе-холодный ветер разметывал по плечам его длинные пепельные волосы. По низкому небу неслись рваные темные облака, но принц уже давно привык к суровому климату. У Харконненов было множество блистательных и роскошных дворцов в других планетарных державах, но Абульурд выбрал своим домом этот замороженный гористый мир.

Принц был в море уже неделю, с энтузиазмом помогая смуглым китобоям. Абульурд охотно брался за любое дело, хотя даже внешне разительно отличался от уроженцев Ланкивейля. Руки болели, ладони покрывались волдырями, которые скоро превратятся в твердые мозоли. Буддисламистов – таково было вероисповедание туземцев, – казалось, немало забавляло желание правителя ходить в море на тяжелый промысел, но они давно были наслышаны о его эксцентричности. Абульурду были чужды помпезность и высокомерие, он никогда не выставлял напоказ свое богатство и не злоупотреблял властью.

В этих высоких полярных широтах меховые киты вида бьондакс плавали стадами, как водяные бизоны. Чаще всего встречались животные с золотистым мехом, китов с экзотическими пятнистыми шкурами было гораздо меньше и встречались они реже. Впередсмотрящие на наблюдательной платформе стояли рядом с молитвенными трещотками и вымпелами, внимательно разглядывая в бинокли ледяные воды в поисках одиноких китов. Свободные от вахты китобои молились. Туземные охотники были очень щепетильны в выборе животных, предпочитая китов с красивой шкурой, за которую на рынке можно было взять хорошую цену.

Абульурд вдыхал соленый воздух и слушал свист всепроникающего ветра, наполненного мелкой ледяной крошкой. Он ждал начала действа, стремительной охоты, когда капитан и его первый помощник начнут выкрикивать свирепые команды, относясь к принцу, как к простому члену экипажа. Но сейчас ему ничего не оставалось делать – только ждать и думать о доме…

Ночью, когда китобойное судно раскачивалось и кренилось, сотрясаясь от ударов льдин, бившихся о стальной корпус, Абульурд будет петь песни или играть с экипажем в местные азартные игры, где ставками служили бусины четок, и декламировать за фанты требуемые сутры вместе с суровыми, глубоко религиозными китобоями.

Тускло блестевшие в каютах обогреватели не шли ни в какое сравнение с ревущим огнем в камине его шумной резиденции в Тула-Фьорде или на романтической частной даче в устье того же фьорда. Несмотря на удовольствие, которое Абульурд получал от охоты на китов, он всегда скучал по своей спокойной и сильной жене. Он и Эмми Раббан-Харконнен были женаты несколько десятилетий, и разлука на несколько дней делала их союз еще слаще.

В жилах Эмми текла благородная кровь, но происходила эта женщина из незначительного Малого Дома. Четыре поколения назад, до заключения союза с Домом Харконненов Ланкивейль был леном мелкопоместного Дома Раббанов, которые больше занимались религией, чем политикой. Представители этого Дома строили монастыри и основывали семинарии в горах, вместо того чтобы разведывать и разрабатывать ресурсы планеты.

Много лет назад, после смерти отца, Дмитрия Харконнена, Абульурд взял с собой Эмми, с которой провел семь лет на Арракисе. Старший брат Владимир сосредоточил всю полноту власти Дома Харконненов в своих железных руках, но воля отца – закон, и право контроля над операциями с пряностью получил Абульурд, добрый сын и настоящий книжный червь. Принц прекрасно понимал всю важность своего положения, всю ответственность, которая лежала на его плечах, ибо он знал, какие богатства приносит пряность его Дому, но, на свою беду, Абульурд так и не смог вникнуть в политические нюансы и сложности жизни пустынной планеты.

Абульурда принудили покинуть Арракис и отправили в опалу, так, во всяком случае, это было обставлено. Но что бы ни говорили другие, сам принц добровольно предпочел жить на Ланкивейле, исполняя посильные для него обязанности среди народа, который был ему понятен. Он от души жалел тех, кого злая воля барона забросила на Арракис, а сам Абульурд поклялся себе, что сделает на Ланкивейле все, что будет в его силах, хотя он еще даже не удосужился объявить свой полноправный титул правителю области. Утомительные занятия политикой казались принцу пустой тратой времени и человеческих сил.

У них с Эмми был единственный сын, тридцатичетырехлетний Глоссу Раббан, который, согласно ланкивейльской традиции, получил фамилию по женской линии. К несчастью, сын был груб и взял от своего дяди больше, чем от родителей. Абульурд и Эмми хотели родить больше детей, но семейство Харконненов не отличалось большой плодовитостью…

– Альбинос! – крикнул впередсмотрящий, остроглазый парнишка с темными волосами, заплетенными в косичку, падавшую на ворот теплой парки. – Чисто-белый мех, плывет один – двадцать градусов к порту.

Судно превратилось в гудящий улей. Гарпунеры взялись за свое оружие – отравленные нервно-паралитическим ядом гарпуны, а капитан приказал увеличить обороты двигателя. Люди карабкались по трапам и, прикрыв ладонями глаза, всматривались в море. Вокруг громоздились айсберги, похожие на огромные белые зубы. С последней охоты прошли сутки, на корабле произвели полную приборку, палубы сияли чистотой, трюмы открыты, люди готовы действовать.

Абульурд дождался своей очереди и посмотрел в систему биноклей, вглядываясь в океанский простор поверх белых гребней волн. Он видел пятна, которые могли быть белым китом, но на поверку оказались просто обломками льдины. Но наконец и принц увидел его – белого кита, который напролом плыл сквозь волны, вспарывая воду своим изогнутым, как лук, блестящим белоснежным телом. Альбиносы, редчайшие представители вида, были изгоями, их изгоняли из стад, и они редко доживали до взрослого состояния, лишенные поддержки сородичей.

Люди подобрали оружие, когда корабль вышел на след жертвы. Молитвенные трещотки продолжали греметь, вращаясь на ветру. Капитан перегнулся через леер мостика и гаркнул голосом, от которого мог бы расколоться средней величины айсберг:

– Если мы не попортим ему шкуру, то выручим столько денег, что можно будет возвращаться домой.

Абульурд любил смотреть на оживленные, полные энергии лица матросов. Он и сам испытывал волнение и трепет, заставлявшие сильнее стучать сердце, разгонявшее кровь даже в такой лютый холод. Он никогда не брал свою долю, поскольку не нуждался в деньгах, и другие китобои делили ее между собой.

Альбинос, чуя погоню, поплыл быстрее, направляясь к архипелагу айсбергов. Капитан прибавил скорость, за судном вскипал бурун от работающих с перегрузкой винтов. Если бьондакс нырнет, то они его упустят.