Дюк Эллингтон - Страница 3

Но чем больше я всматривался в его лицо, тем явственней выступали на нем, казалось, несогласуемые, так поражавшие меня состояния: открытая, белозубая улыбка и глубинная, мудрая, всепроникающая печаль в глазах. (Я вспомнил: подобное выражение можно увидеть на многих портретах Луи Армстронга.) Я думаю, что Эллингтон, будучи знаменитым артистом, контактным, «прилюдным» человеком, постоянно выходящим на публику, по сути своей оставался скрытным, боялся выставлять себя напоказ. Эллингтон тщательно оберегал свой внутренний мир, дорожил его тишиной и тайной и мало кому открывал душу.

Прошли годы, и я нашел подтверждение своим мыслям у самого Эллингтона: «В этом мире у нас много стремлений, но мы видим: каждый из нас одинок. Одиночество каждого — основное, исходное состояние человечества. Парадокс в том, что ответ на это чувство одиночества и способ его преодолеть — общение — содержатся в самом человеке».

…Однако вернемся в концертный зал. Присмотримся к Эллингтону, когда он за роялем.

Как пианист он был парадоксален, не подходил под обычные мерки, все делал вроде бы «не так». Вряд ли можно назвать его и солистом в общепринятом смысле: техникой он не блистал, о виртуозности высшего порядка и речи не было. Эллингтон в основном играл вместе с оркестром, отдельные сольные вставки более походили на интерлюдии, носили характер связок между разделами композиции. Один музыкант, не в силах постигнуть феномен игры Эллингтона, воскликнул в сердцах, восхищаясь и удивляясь одновременно: «Это гениальный пианист без техники!» Он был не так уж далек от истины. Эллингтон выделялся чем-то иным, прежде всего поразительным сплавом артистических качеств. Несмотря на странную, низкую посадку рук, у него было прекрасное туше, рождавшее мелодическую протяженность, особую певучесть тона. Игра, скупая на краски, никаких пианистических эффектов, и при этом — насыщенность, осмысленность каждой фразы, каждого аккорда, даже отдельно взятого звука. Духовность — вот что прежде всего ощущалось в его игре.

…Москва никогда не забудет «явление» Дюка Эллингтона — великого музыканта, наконец-то осуществившего свою мечту и впервые ступившего на землю далекой и загадочной страны, где его так любили и так ждали, на землю, где семена джаза дали такие необычные, такие выстраданные и потому устойчивые всходы.

Скажу, наконец, несколько слов об авторе этой книги — Джеймсе Коллиере. Впервые мы увиделись с ним в Москве. Он позвонил мне, сказал, что хочет встретиться, будет ждать меня у отеля. Как мы узнаем друг друга? Да очень просто: будем держать в руках только что вышедшую книгу «Становление джаза». Так мы познакомились.

Джеймсу за шестьдесят. Он энергичен, подвижен. Если не считать это выражение штампом, типичный американец. Привлекательное сочетание интеллекта, профессиональной этики и достоинства, редкой открытости в общении, почти детской непосредственности и доброты. Он — настоящий труженик. Стук пишущей машинки, время от времени перемежаемый звуками музыки, не умолкает по многу часов в его небольшой, уютной квартире, расположенной в самом центре Нью-Йорка, на Манхэттене, в знаменитом артистическом «краснокирпичном» квартале Гринвич-Вилледж. Выйдя на пенсию, Дж. Коллиер освободился от всякого рода мелких забот, службы и целиком отдался «настоящей» работе. В прошлые годы он преподавал в колледжах, активно выступал как музыкальный критик «Нью-Йорк таймc», играл на тромбоне в известных джазовых коллективах. Музыкантские интересы его разнообразны. В свое время он организовал ансамбль духовых инструментов «Хадсон Вэлли», специализировавшийся на исполнении музыки барокко. Написанный им учебник «Практическая теория музыки» используется во многих колледжах Соединенных Штатов.

Книга о Дюке Эллингтоне — одно из звеньев в серии работ о корифеях джаза, задуманной Дж. Коллиером. Только что вышла в США и Англии книга о Бенни Гудмене. Начата работа о Каунте Бейси.

Не забуду встреч и бесед с Дж. Коллиером, состоявшихся минувшей осенью в Нью-Йорке. Однажды он устроил для меня своего рода экскурсию по истории нью-йоркской джазовой сцены. Бесконечный, наполненный музыкой и разговорами день, каждый новый миг которого оказывался не похожим на предыдущий. Мы были во многих памятных местах, в том числе на овеянной славой 52-й улице, где имена великих джазовых музыкантов навечно впечатаны в металлические плитки на тротуаре; побывали в поражающих воображение музыкальных магазинах, где есть все, что только имеет отношение к музыке, заходили в кафе, ресторанчики, таверны, клубы, слушали там джаз, знакомились с музыкантами, снова куда-то шли. Но самое интересное произошло поздно вечером, когда Джеймс привел меня в джаз-клуб «Гроув-Стрит-Стомпс». Небольшое помещение было полно народу. На крошечной эстраде играл ансамбль. Джеймса приветствовали как завсегдатая. Он посадил меня за столик, в полуметре от сцены. Потом, хитро подмигнув, раскрыл футляр, вынул тромбон — и шагнул в звучащую на сцене музыку. Играл он великолепно, импровизации были изысканны и виртуозны.

Сойдя с эстрады, отвечая на мои поздравления, Джеймс сказал с вызовом: «Какой я, черт возьми, музыковед, если сам не играю! Хоть на детской дудочке, но играй! Берешься рассуждать о джазе — знай его изнутри!»

Вот почему я верю Джеймсу Коллиеру, верю тому, что он пишет о джазе. Надеюсь, поверит и читатель.

Александр Медведев

Мир джаза всегда был населен интересными личностями: гангстерами и святыми, людьми уважаемыми и изгоями. Однако даже среди них трудно найти фигуру столь многогранную и противоречивую, как Дюк Эллингтон. Человек общительный, «пожиратель знакомств», по выражению одного из своих друзей, он был в то же время сдержан и замкнут. Действительно понимали его лишь очень немногие. Он бывал безгранично щедрым, и он же мог грызться с музыкантами из-за грошей. Он проявлял безмерное великодушие, поддерживая давно «бесполезных» людей, но он же способен был безжалостно использовать окружающих в собственных интересах. Подлинный Дюк Эллингтон — тайна, не разгаданная даже теми, кто знал его близко.

В этой книге я попытался раскрыть этого необыкновенного человека хотя бы отчасти. Его влияние на музыку XX века огромно. И, лишь поняв, каким он был, мы сможем уяснить для себя, как ему удалось оставить столь заметный след. Я намеренно выделил более ранние этапы жизни и творчества Эллингтона. Тому есть несколько причин. Во-первых, поздние стадии его работы достаточно полно осветил ряд книг, появившихся после его смерти. Во-вторых, на мой взгляд, наиболее значительные произведения были созданы Эллингтоном прежде, чем он достиг своего пятидесятилетия, и мне хотелось сосредоточиться именно на этом периоде. И, наконец, самое важное: силы, формирующие индивидуальность художника, обнаруживаются, как правило, очень рано. Поэтому я считал необходимым исследовать ранние этапы его жизни и докопаться до корней его искусства. Книга, подобная этой, создается не одним автором. Она рождается благодаря усилиям многих людей. Великолепные указатели Бенни Аасленда и Д. Бэккера, а также итальянцев Массальи, Пусатери и Волонте обеспечили меня дискографическими данными. Если же недостаточными оказывались биографические сведения, я обращался к безукоризненному труду Леонарда Фэзера «Энциклопедия джаза» и к абсолютно достоверному справочнику Джона Чилтона «Кто есть кто в джазе». Биографии Эллингтона, принадлежащие другим авторам, анализируются в тексте самой книги, поэтому читатели смогут познакомиться с моей оценкой этих работ.

Чрезвычайно полезными оказались устные рассказы лиц, знавших Эллингтона, и я хотел бы поблагодарить тех, кто представил меня этим людям и помог мне во многих отношениях. Это Дэн Моргенстерн и сотрудники Института джаза при Ратгерском университете; Вивиан Перлис и ее коллеги Гарриет Милнc и Джен Форниер из Йельского университета, осуществляющие проект под названием «Устные источники биографии Дюка Эллингтона»; работники Шомбургского центра изучения негритянской культуры в Нью-Йорке. Херб Грей предоставил мне фотографии и другие материалы из личной коллекции. Фрэн Хантер щедро поделилась со мной своими воспоминаниями о семье Эллингтона, а Фрэнсис «Корк» О'Киф — о Дюке. Эндрю Хомзи обогатил меня своим пониманием музыки Эллингтона. Джоффри Л. Коллиер помог в исследовании некоторых произведений. Эдвард Бонофф выверил многочисленные страницы музыкального анализа и внес множество существенных предложений и критических замечаний.