Дыхательная гимнастика А.Н. Стрельниковой - Страница 76

И вот занятия с очередной новой группой. В начале сеанса, рассказывая о своей учительнице, я обратил внимание на одну пациентку, лицо которой мне было очень и очень знакомо. И я стал лихорадочно вспоминать, где и при каких обстоятельствах я мог ее видеть. А если она у меня занималась, то когда и где?..

Надо сказать, что уже несколько дней эта группа сидела на голоде, на женщинах не было абсолютно никакой косметики, и вообще вид у них был довольно изможденный. Я как мог вселял им веру в «светлое будущее». И вот мы стали заниматься. Так как эта женщина делала стрельниковскую гимнастику лучше всех, то я про себя отметил: ага, значит, точно у меня была, но где и когда? И тут вдруг на одном из упражнений эта пациентка сделала какое-то едва уловимое «лишнее» движение. Я сделал ей замечание. Она не отреагировала никак. Продолжаем заниматься, я снова пытаюсь вспомнить, где и когда она у меня занималась. Снова на одном из упражнений у нее какое-то лишнее движение. Я опять делаю ей замечание. И она вскользь бросает: «Ну... потом!»

И тут вдруг я неожиданно свирепею, делаю шаг к ней навстречу (а они стояли вокруг меня полукругом) и цежу сквозь зубы: «Если Вы думаете, что после сеанса я буду возиться с Вами с одной, то Вы глубоко заблуждаетесь!» Отворачиваюсь он нее с намерением продолжать занятия и вдруг чувствую, как у меня от ужаса начинают в прямом смысле слова шевелиться на голове волосы. Я понял, кто эта женщина, я наконец-то ее узнал — Лариса Голубкина!

За те 12 лет, которые я был рядом с Александрой Николаевной, у нас каких только артистов не было, поэтому я привык к знаменитостям. Но ведь это же Голубкина — любимица Александры Северовны!

Кое-как мне все же удалось взять себя в руки и довести лечебный сеанс до конца. Закончив занятия, я предложил пациентам, которые после 2000 стрельниковских вдохов-движений уже не выглядели такими «замученными», как до сеанса, присесть в кресла и отдохнуть. Посыпались вопросы. Кто-то что-то спросил об Александре Николаевне, и я вдруг подумал: «А — была — не была, пропадать так с музыкой!» И, повернувшись к сидящей в кресле Л.И. Голубкиной, сказал: «Вот здесь присутствует Лариса Голубкина. Она занималась еще у Александры Северовны Стрельниковой и подтвердит мои слова!» И приготовился к «мести».

Лариса Ивановна Голубкина, сидй в кресле, кладет ногу на ногу и говорит: «Я потрясена — та же манера двигаться, та же манера говорить, даже интонации те же! У меня такое ощущение, как будто я побывала на уроке Александры Николаевны Стрельниковой!»

Уж чего-чего, но такого я не ожидал. Я готов был встать перед ней на колени! Она не стала сводить счеты в ответ на мое (если говорить честно) хамство, а высказала свое объективное мнение о лечебном сеансе. А ведь это — главное!

Вот так состоялась моя первая встреча с актрисой Ларисой Ивановной Голубкиной, которую множество раз до этого я видел в кино и в театре. Это был, наверное, 1995-96-й год.

Но и это еще не все. На втором телевизионном канале была передача «Врача вызывали?» Вела ее Е.В.Малышева.

Она обычно приглашала в студию кого-нибудь из известных артистов, а уже тот представлял врача. Вот так она пригласила и Л.И. Голубкину. И та сказала: «А вот я много лет занимаюсь дыхательной гимнастикой Стрельниковой... В Москве живет и работает единственный продолжатель ее дела доктор М.Н. Щетинин». И практически вынудила Малышеву показать в своей передаче небольшой сюжет обо мне.

И вот такая она во всем — бескорыстная, бесхитростная, отзывчивая, справедливая — талантливейшая актриса, Народная артистка России Лариса Ивановна Голубкина!

Это было несколько десятков лет тому назад. Меня только что перевели из областной филармонии в Москонцерт. Нагрузка у нас всегда была большая — масса концертов. И случилось так, что я вдруг простудилась и заболела. Попела с больным горлом — и совершенно осипла. Была в ужасе! Никакие снадобья не помогали. Врачи сказали, что у меня узлы на голосовых связках. Что нужно оперативное вмешательство и какое-то особое лечение.

Кто-то мне подсказал пойти к замечательному врачу-фониатру В.А. Загорянской-Фельдман, которая работала в поликлинике Большого театра. Валентина Александровна посмотрела мое горло и говорит: «Нет, у Вас узлов нет! Это у Вас маленькие кусочки мокроты, которые прилипли к связкам. И такое впечатление, что у Вас на голосовых связках певческие узелки. Знаете... есть замечательная женщина... Она педагог вокала и работает у Вас в Мосэстраде (тогда Москонцерт еще назывался Мосэстрадой). Она Вам поможет». И дала мне адрес и телефон Александры Северовны Стрельниковой.

Я позвонила и поехала по указанному адресу. Это было в Сокольниках. Там еще была такая пожарная каланча недалеко от их дома. Я пришла. Сидит пожилая женщина, приятная, интеллигентная. Это и была Александра Северовна (необычное отчество — сразу запоминается). Я ей рассказала о диагнозе, поставленном В.А. Загорянской-Фельдман, и она стала со мной заниматься. Потом она познакомила меня со своей дочерью Александрой Николаевной.

У Александры Северовны уже было много учениц в Москонцерте, и я, поговорив с начальником нашего отдела, стала официально заниматься у нее вокалом. Она показала мне дыхательные упражнения, которые тогда у них существовали только для певцов. И я перед каждым уроком вокала стала делать с ней эту дыхательную гимнастику.

Прошло 2 недели, я запела, и на этом закончилась вся моя болезнь. Никаких узлов, ничего. С Валентиной Александровной Загорянской-Фельдман я потом в течение нескольких десятков лет поддерживала отношения. И в случае простуды, болезни — я ходила к ней в поликлинику Большого театра, в которой она много-много лет проработала фониатром-оториноларингологом. Она всегда абсолютно точно и безошибочно могла поставить диагноз.

А с Александрой Северовной я продолжала заниматься уже просто вокалом. У меня было очень много гастролей. И как-то однажды, вернувшись с гастролей, я узнала, что Александры Северовны уже нет с нами. Она умерла.

С тех пор я всегда стала обращаться со своим нездоровьем (особенно, когда несмыкание связок) к Александре Николаевне. Я приезжала к ней домой на улицу Тухачевского, и она распевала меня всегда только после занятий дыхательной гимнастикой. И всегда выручала меня, спасала меня!

Вообще, это женщина необыкновенная. Мало того, что она — человек немолодой, тогда уже была, слава Богу, в приличных летах. Но она настолько была современна, настолько она была веселой, жизнерадостной, жизнеутверждающей! Ходила ежедневно купаться в Серебряный Бор, и никаких болезней она не признавала. Все вылечивалось дыхательной гимнастикой.

Я помню, однажды, когда я была у Загорянской-Фельдман, Валентина Александровна мне рассказала: случилось так, что она простудилась. У нее было жесточайшее, чуть ли не крупозное воспаление легких с температурой под 40°. Валентина Александровна позвонила Александре Северовне и сказала, что у нее приключилась вот такая беда. Северовна говорит: «Мы сейчас с Шурой к Вам приедем». Когда приехали, Александра Северовна сказала: «Вставайте, нечего разлеживаться!» Стрельникова старшая ведь была на язык остра, и Александра Николаевна в этом отношении была в нее. Никаких почестей, регалий, чинопочитаний, званий для нее не существовало. К ней пришел человек лечиться или заниматься вокалом (естественно, с дыхательной гимнастикой одновременно). Поэтому все остальное ей было безразлично — она оказывала помощь.

И Александра Северовна подняла ее с температурой 40° и заставила заниматься (ну, конечно, немножко полегче, чем делает здоровый человек). Валентина Александровна думала, что она сейчас здесь и умрет! Действительно, она была в ужасе... Но ведь ничего не помогало, никакие лекарства. Поэтому Валентина Александровна делала все, что ей говорили Стрельниковы. Когда кончился урок, измерили температуру. Оказалось, что она почти нормальная, около 37°.