Дьявольский план - Страница 21

«Нет, — думала я, — Францевич тут ни при чем, стал бы он приглашать меня на пикник… А что, если специально пригласил, чтобы тихо-мирно разделаться со мной? Что тебе в голову такие мысли страшные лезут?» — одернула себя я, чувствуя противный нервный озноб. Мне захотелось говорить о чем угодно, только чтобы говорить. Я переживала сейчас цепеняще-тревожное, громадное, как мифический; Минотавр, и такое же беспощадное, как он, чувство, сильно напоминающее детский ужас перед смертью, который я начала испытывать лет с семи. Лежа в кровати, я, бывало, не могла сомкнуть глаз, снедаемая этим темным, как сама ночь, неотступным страхом, который часами терпеливо ждал у изголовья учащенного биенья моего похожего на затравленном зверька сердца.

— И каковы же будут аттракционы? — выпалила я первое, что пришло мне в голову, выпалила, чтобы только не молчать…

Мы вышли из машины у двухэтажного кирпичного дома и поднялись по железной лесенке. Я успела бросить только беглый взгляд на окрестности, но и его хватило, чтобы оценить этот райский уголок по достоинству. Надо сказать, что сами постройки не радовали глаз. Трехэтажное здание, стоящее неподалеку, напоминало самую заурядную «хрущевку», еще несколько небольших одноэтажных строений и вовсе настраивали на обыденный лад… Но я сразу прониклась тихим очарованием этого места, где ряды высоких тополей с мощными стволами позволяли видеть реку, которую сейчас хлестали струи крепчающего дождя. Я представляла, как здесь, наверное, хорошо в погожие осенние вечера, не такие, как сегодняшний — холодный, ветреный и дождливый…

В доме, куда мы вошли, находилась сауна. Я притормозила в прохладном пустом вестибюле.

— Я совсем не хочу париться, — капризно пробурчала я.

— Это не обязательно, — улыбнулся Францевич, — просто так посидишь за столом… Можешь здесь оставить плащ, — сказал Францевич и повесил свою куртку на деревянный штырь вешалки.

Я последовала его примеру.

— И сумку тоже. — Францевич с насмешкой посмотрел на меня.

— Не могу, у меня тут ценные вещи, — твердо сказала я, — и вообще, это что, «Белый дом» или дворец короля Иордании, почему я должна все оставлять здесь?

Францевич усмехнулся и небрежно пожал плечами, мол, поступай, как знаешь.

В этот момент дверь в глубине этого — похожего на больничный — вестибюля отворилась, и я увидела пожилую полноватую женщину в белом халате (что только усилило сходство этого унылого зала с интерьером больницы), на лице которой сияла широкая гостеприимно-подобострастная улыбка.

Она поспешила к Оленичу с радостным возгласом:

— Михаил Францевич, милости просим, — прошепелявила она.

— Здравствуйте, Марья Сергеевна, — вяло улыбнулся ей Францевич. — Наши там?

Вопрос ради вопроса — надо сказать. По наличию припаркованных к дому автомобилей можно было бы догадаться, что «наши» там.

— Там, — снова растеклась в лакейской улыбке женщина.

— Как у вас тут? Никто не обижает?

— Да что вы, — усмехнувшись, махнула она рукой.

Множество тонких морщинок разбежались от углов ее глаз к вискам и щекам.

— Ну, мы пройдем?

— Я вот полотенца вашим несу, баньку изволили. А Юрь Назарыч будет?

— Не знаю, скорее всего нет, — тихо сказал Францевич и потащил меня дальше. Женщина тронулась за нами.

"Да-а, господа «баньку изволили», — с отвращением подумала я.

Мы прошли в обитую деревянной рейкой комнату, где нашим взорам предстала «потрясающая» картина: длинный, накрытый белой скатертью стол ломился от снеди и выпивки «Наши», обнаженные по пояс, распаренные и красные как раки, с возбужденными лоснящимися лицами, а кое-кто уже с осоловевшими глазами как раз поднимали рюмки, чтобы в очередной раз выпить скорее всего за плодотворное слияние нефтяного бизнеса, «Родины» и «Народной власти». Почему я так решила в смысле тоста? Да потому, что общество, собравшееся за столом, могло посеять идеологическую панику в любом, кто читает газеты, слушает радио, смотрит телевизор и серьезно воспринимает словесные баталии правых, центристов и левых.

Почтивший заурядное местечковое полотенце своими тучными именитыми чреслами Глеб Филимонович Саблин — его фотографиями были оклеены все городские столбы и заборы — сидел рядом с Владиславом Леопольдовичем Наперченовым, Вадим Михайлович Чижиков о чем-то мило трепался с Леонидом Максимовичем Антиповым… На всех были золотые цепочки с православными крестами на любой вкус: от внушительной на Антипове до скромной и изящной — на Наперченове. Но не думайте, что все эти важные, ответственные мужи собрались здесь на озорной, несмотря на серьезную православную символику, мальчишник. Эта импровизированная веселая летучка была «облагорожена» присутствием девиц легкого поведения. Почему я так подумала? — умею читать по лицам. Девицы тоже были распарено-красными, под стать флагам коммунистов, в белых «туниках» из простыней. Что касается потребления винно-водочных изделий, эти откровенно декольтированные барышни, похоже, не уступали мужчинам. Взоры их были затуманены, жесты неуверенны, улыбки развязны, а поведение — вульгарно.

Черт, и с этими кошелками я должна сидеть рядом! — мысленно возмутилась я, адресовав невозмутимо-спокойному Францевичу злобный взгляд. Он сделал вид, что не заметил этого. Мужская публика же, увидев меня подруку с Оленичем, испытала если не панику, то удивление — точно. Да еще какое! Наперченов беспокойно заерзал на лавке, даже опустил руку, в которой держал рюмку, Чижиков нервно закашлялся… Я готова была предположить, что обремененные ложной скромностью участники пикника покрылись стыдливым румянцем. Только вот беда — их распаренные лица не дали мне возможности увидеть это. Быстрее всех с моим визитом освоился Антипов, вернее, он сделал вид, что плохо видит меня, и все свое внимание обратил на Францевича.

— Михаил Францевич, дорогой, — встал он с лавки и протянул руки к Оленичу, — а мы уж думали, что вы не приедете!

Я опустила глаза, боясь, что меня стошнит от его сальной улыбочки. Францевич, похоже тоже его недолюбливал. На его бледном лице я прочла выражение полупрезрительной насмешки.

— Владислав Леопольдович, здравствуйте, — в упор посмотрела я на растерянного На перченова, — видите, все время нас судьба сводит!

«Вот бы заснять эти банные посиделки!» подумала я.

— А-а, — привстал Наперченов, — Оля.

— А мы ведь сегодня тоже с вами встречались, — беспокойно заблестели глаза у Антипова.

— Да я разве что с Глебом Филимоновичем и Теодором Георгиевичем сегодня не встречалась. Я так надеялась, что и он тут будет, — с едкой иронией сказала я.

«Господи, Миша, как я тебе благодарна, что ты привез меня в это осиное гнездо!» — Я незаметно скосила глаза на Францевича.

— Проходи, садись, — немного смущенно улыбнулся он мне, легонько подталкивая меня к лавке.

Я сделала несколько шагов и осторожно приземлилась с краешку стола. Довольно бесцеремонно оттеснив коротко стриженную блондинку, Францевич уселся рядом.

— Что будем пить?

— тихо спросил он меня.

— Что касается меня, то я бы предпочла рюмочку коньяка… — лукаво улыбнулась я, не поворачивая к нему головы.

— Твои вкусы остаются неизменными, — констатировал опять перешедший на «ты» Францевич, точно знал меня со школьной скамьи. — Леонид Максимович, подайте-ка нам вон ту милую бутылочку дагестанского коньяка, — уверенно обратился Францевич к Антипову.

Тот растерянно моргнул, но подал запрошенную бутылку, сопроводив процесс передачи подобострастной улыбкой. Я заметила, что в глубине его глаз по-прежнему некой туманной завесой висело плебейское недружелюбие, он никак не мог простить Францевичу его бизнес-поста.

— А ты не боишься, что Корниенко выгонит тебя с работы за то, что ты притащил меня сюда? Эти сатрапы обязательно ему об этом доложат, — я стрельнула глазами по красным лицам собравшихся мужей.

— Я такой же акционер, как и Юрь Назарыч. То, что акций «ЮНК-Консалтинга» у меня немного меньше, чем у него, ровно ничего не значит, — он посмотрел на меня со спокойным достоинством, — так что выгнать меня с работы, как ты говоришь, он просто не имеет права.