Дьявольская сила (сборник) - Страница 98

Шум плещущейся воды усилился и, когда Мэри подошла совсем близко, вдруг прекратился.

— Мама! — крикнула она, — тебе помочь, мама?

Женщина не ответила. Она стояла согнувшись — призрачный белый силуэт в серых сумерках. На ней был белый халат, доходящий до лодыжек. В том месте, где она полоскала какую-то одежду, вода казалась белой, как молоко. Вся эта картина создавала такое впечатление, что женщина как будто что-то вспомнила, вскочила с постели и поспешила к реке, еще не проснувшись окончательно.

Она старательно терла и полоскала белье, погружала его в воду и шлепала им по воде, затем выпрямлялась, держа иссиня-белое белье на вытянутых руках, затем выжимала его, встряхивала и снова погружала в воду. Вдруг, потревоженная чем-то, она оглянулась, и Мэри увидела, что это совсем не ее мать. Женщина была маленького роста с увядшим гадким худым лицом. У нее были жуткие маленькие голые ноги с перепонками, как у утки.

Девушка отшатнулась, онемев от ужаса. Она бежала, спотыкаясь о камни, постоянно оглядываясь, проверяя, не бежит ли эта женщина за ней. Она ничего не видела, кроме этой белой тени, которая стояла неподвижно и смотрела ей вслед.

На кухне мама грела на печи молоко. Она была большой и уютной, длинные волосы спускались до середины спины. Она поставила чашку с блюдцем на стол и приложила палец к губам.

— Дженни спит, — сказала она, — не буди ее.

— Мама, мама…

— Потише. Что с тобой? Случилось что-нибудь в Нокхеллоу?

— Нет, нет, мама. Мама, там внизу женщина, стирает — мне она не понравилась. Если бы ты видела, как она посмотрела на меня, какое у нее ужасное лицо.

— Мери, она говорила с тобой? Она говорила?

— Нет, но она подошла бы ко мне, если бы я не убежала.

— А ты разговаривала с ней? Спросила ее о чем-нибудь?

— Я только сказала: «Мама». Я думала, это ты стираешь для Яна. Затем она обернулась.

— Что она стирала, Мэри, ради бога? Ты заметила?

— Что-то белое, я не знаю. Мне это не понравилось. Мама, что это? Что я сделала?

— Бог нам поможет, дитя. Говори тише, ты разбудишь брата. Он не должен знать об этом. Мэри, это была белая прачка, она стирала саван для мертвеца. Будь благословенны твои легкие ноги. Благодаря им она не смогла догнать тебя, иначе ты бы стала хромой. Она ударила по ноге Донала Фергуса мокрым саваном, и он больше уже не мог ходить.

— Но для кого этот саван?

— Кто-то скоро умрет. О, Мэри, у него сегодня был очень плохой день — три чашки крови после завтрака. Он и так очень слаб после последнего кровотечения.

— Ян?

— Да. Она бы сказала тебе об этом, если бы ты подползла и схватила ее. Она должна ответить, если ты первой схватишь ее, но не стоит рисковать. Она стирала саван Яна.

— Но она не имеет права! Она не должна приходить и говорить об этом. Какое право она имеет готовить саван до того, как Ян умер?!

— Тихо, дорогая, успокойся. Зато у нас есть время подготовиться. Ее тоже можно пожалеть — всю ночь стирать эти страшные вещи, которые всегда приносят людям горе. Даже Бог должен пожалеть это несчастное существо.

Утром Мэри не пошла на работу. Ужас от встречи с белой женщиной не покидал ее, она боялась выйти из дома. Пусть кухарка кашеварит на кухне в Нокхеллоу, пусть служанка выполняет там свою лакейскую работу, она останется здесь до тех пор, пока не наступит смерть, и тело ее брата не будет вынесено через порог.

— Что с Мэри? — спросил Ян, лежа в подушках. Лицо его было бледным и не по-мужски красивым.

— Она заболела сегодня ночью. Я оставила ее дома на день-другой.

— Бедная мама!

Он сжал губы, чтобы не закашляться.

— Всегда в этом доме кто-нибудь болеет. Не думай, мне сегодня лучше. Скоро я снова смогу ловить рыбу.

Женщина отвернулась, чтобы он не увидел ее слез.

Он был уверен, что поправится, постоянно говорил о реке, где лососи, выпрыгивая из воды, описывали в воздухе серебряные дуги.

Когда солнце пригрело, его вынесли на улицу. Мэри молча сидела около него. Яна удивляло, почему она не разговаривает с ним. Она чувствовала, что не может оставить его ни на секунду, что должна все время быть около него. Но она все время сдерживалась, чтобы не сказать ему какого-нибудь грубого слова. Вдали виднелась голубая линия реки, солнце пекло, как паяльник. Мама работала, Дженни тоже. Только девушка и ее брат бездельничали, они лениво сидели на улице, он усталый от жары, она усталая от страха.

Вспомнив о смерти отца, она попыталась представить, что она будет чувствовать, когда Ян умрет.

Они будут угрюмо ждать около его постели, потом наступит унылый момент, когда все кончится. Потом надо будет покупать черную одежду, гроб, платить за похороны (нанять лошадей для перевозки гроба по болотистой местности до кладбища стоит очень дорого).

Будет соответствующее застолье, гости будут есть и пить, соберутся дальние соседи, и, наконец, в доме появится лишняя комната. Больше не будет ночей, прерываемых кашлем, около кровати больше не будет стоять кувшин с мерцающей густой кровью. Она думала об этом, сидя около брата, и с трудом этому верила, потому что все это казалось выдумкой. И тем не менее она не рассказывала маме о своих сомнениях. Если она видела прачку с перепончатыми ногами (а она не сомневалась в этом), то предзнаменование вполне может быть правдой. Не могла же она предположить, что саван стирался для кого-то другого, кроме Яна. Ведь о Дженни не могло быть и речи, она была здоровой девочкой и уже выполняла всю женскую работу; мать тоже была здоровой она лежала только тогда, когда рожала; и с ней тоже ничего не может случиться, ведь она такая обыкновенная девушка! Нет, речь может идти только о Яне. Хотя сообщить ему об этом было бы жестоко, но взять на себя грех и дать ему умереть неподготовленным тоже нельзя.

Прошло два дня, а Ян не умирал. Одно голубое и туманное утро сменилось другим. Солнце поднялось и обрушило свою мучительную жару на головы людей. Равнина, поросшая вереском, шуршала под ногами, цветы белели и засыхали, все горело. Только чертополох пестрел как ни в чем не бывало своими сочными серо-зелеными цветами.

Прошла вторая ночь. На третий день Яну стало намного лучше. Возможно, он и умрет от своей болезни, но когда? В течение года, месяца или недели? Но все люди в общем смертны, а женщина в белом обычно предсказывает скорую смерть. Так, может быть, этот саван был предназначен не для Яна? Тогда для кого же?

Работа на приусадебном участке прекратилась. Кто будет заниматься землей и скотом, если в дом скоро придет смерть? Дженни не понимала, что происходит со старшими, но она не собиралась работать, когда другие бездельничают. Конечно, дом был уже убран и подготовлен для похорон, все было сделано очень быстро, и сейчас для трех пар рук в доме работы не было. Ян ничего не замечал. Он лежал около двери, погруженный в книгу, и не обращал внимания на происходящее вокруг.

Время ползло, как огромная темная туча, жизнь остановилась. Все ждали, когда придет смерть и освободит их от этого ожидания.

На третью ночь в их души закралось сомнение. Ничего не случалось. Может быть, ничего и не случится? Ян был весел. Он уже не кашлял, только голос его был необычно хриплым. Мэри начала беспокоиться о своей работе. Она не скучала по мытью каменных полов, постоянной беготне без минуты покоя, но лучше выполнять эту тяжелую работу, чем бездельничать в ожидании смерти Яна. В Нокхеллоу все-таки можно было посмеяться на кухне, поболтать под лестницей с подружкой. Она сказала об этом матери.

— Может быть, мне лучше вернуться на работу? Меня могут уволить, если я пропущу еще несколько дней.

— Пойти на работу, когда твой брат может умереть в любую минуту? Стыдно, Мэри. В конце концов ты можешь…

— Но, мама, он не умирает. Ведь ему лучше. Разве ты так не думаешь?

— О Боже милостивый, я не знаю, что сказать. Если бы ты не поклялась, что видела стирающую женщину!