Дьявольская сила (сборник) - Страница 85

Он не потрудился заметить ее взгляд.

— Что-то вроде продолжения прежнего сна, — сказал он, — Опять тот же сон, только он длился дольше и зашел дальше.

Теперь Диана побелела, и она больше не смотрела на меня, только на своего мужа. Сейчас я был уверен, она испугана. И вдруг — не знаю, почему — я тоже испугался.

— Что случилось? — спросила она. Вопрос был задан шепотом.

— Вчера вечером я был здорово выведен из равновесия, — сказал он ей, глядя мимо меня, — Видеть Алекса, целующим тебя, мне было малоприятно. Я знал, что у меня будет сон. Я его не хотел, честно говоря. Я боролся со сном. Внезапно мне расхотелось видеть будущее. Но сновидение оказалось сильнее меня. Я быстро заснул, против воли, и спал крепко, почти как в забытье. Сновидение пришло сразу же, мне кажется. Но с некоторой разницей. Мне снилось настоящее, Алекс был гостем в этом доме. И он поцеловал тебя, точно так же, как я видел это…

Я почувствовал, как по позвоночнику побежали мурашки. В этом было что-то загадочное, сверхъестественное.

— А потом мы все расстались, — говорил он. — Точно так, как это было вчера. Я пошел в свою комнату — в моем сне — и лег спать. Потом, как всегда раньше, я проснулся с ужасным ощущением, что ты ушла. Я пошел в твою комнату, и кровать была пуста. В этом месте раньше, ты помнишь, сон всегда кончался. Но на этот раз было иначе, потому что Алекс — во сне, как и в реальности, — был в нашем доме. Так что я знал, где ты, понимаешь? Я прошел сквозь твою комнату в холл, прошел по холлу и обнаружил, что дверь в комнату Алекса открыта.

Я выпалил мгновенно. Не задумываясь. Не оценивая последствий.

— Ты кое-что забыл, — сказал я.

Движением крутящейся на месте, загнанной в угол, фыркающей кошки он перебросил свое внимание на меня:

— Что ты имеешь в виду?

Теперь пришла моя очередь рассказывать. Я должен был рассказать Диане.

— Потому что я тоже видел сон, — с натугой проговорил я.

Руки Шепли сжались на столе в кулаки, белые, как скатерть, и в его глазах было дикое выражение триумфа.

— Диана пришла в твою комнату, не так ли, Алекс?

Ничего, по-видимому, не оставалось, как признать это.

— Да, она пришла в мою комнату, — сказал я.

— И что случилось?

Диана, не выдержав, вступила в разговор.

— Прекратите это, пожалуйста, — умоляла она нас. — Я не ходила в комнату Алекса. Вы говорите об этом так, будто это действительно случилось. Ты сказал, что тебе снилось настоящее…

Шепли прервал ее:

— Хорошо, давайте назовем это ближайшим будущим. Ты останешься сегодня ночевать, да, Алекс?

Теперь она была по-настоящему совершенно напугана.

— Я не собиралось к нему идти и сегодня тоже, — настаивала она — У меня нет такого намерения — только потому, что вам обоим приснилось это…

— Помолчи, пожалуйста!

— Его голос был резким, властным. Она замолчала и умоляюще взглянула на меня.

— Я спросил тебя, Алекс, — продолжал он, — что случилось в твоей комнате?

Тут я поймал его!

— Ты не знаешь, что случилось? Твой сон был неоконченным?

— К сожалению. Но по тому, как ты себя ведешь, я вижу, что твой был завершен.

Я мог сказать ему! Я мог сказать ему, что его жена все еще любила меня, что она пришла ко мне, что она моя теперь и он может…

Я видел, что его правая рука была в кармане халата и что-то там нащупывала. И я знал — я знал, — что это было. Я знал, что это пистолет, и знал точно, какой именно.

— Что случилось в твоей комнате, Алекс? — спросил Шепли.

Я посмотрел на Диану. Теперь она плакала, тихо, безнадежно. Я подумал тогда, как часто думал и потом, не видела ли и она сон тоже, не видела ли пистолет из того сна, который меня застрелил.

— Она пришла ко мне в комнату, — сказал я Шепли, — и сказала мне, чтобы я уехал… и никогда не возвращался… мое присутствие немного ее разволновало… но что она… что она любит тебя…

В доме у Бабушки на столе всегда стояли свежие цветы. И это благодаря тому, что Бабушка жила прямо за кладбищем.

— Ничего так не оживляет комнату, как цветы, — любила говаривать Бабушка. — Эд, будь добр, сбегай-ка быстренько, посмотри и принеси мне что-нибудь красивое… Мне кажется, что я слышала шаги со стороны склепа Виверов… Ты знаешь, где это. Выбери несколько красивых, но только, пожалуйста, не надо лилий.

Эд тут же мчался, перелезал через ограду в глубине двора и прыгал через старую могилу Патнэма, крест на которой покосился. Он бегал по аллеям, выбирая кратчайший путь между кустарниками и обегая статуи. Эду не было и семи лет, а он уже знал все закоулки кладбища, так как именно там после наступления ночи он играл в прятки со своими маленькими товарищами.

Эд любил кладбище. Кладбище было лучше, чем задний дворик, лучше, чем старый, обветшалый дом, где он жил со своей Бабулей. В четыре года он проводил большую часть своего времени, играя посреди могил. Кругом росли огромные деревья и кустарники, и столько прекрасной зеленой травы, и тропинок, которые образовывали прямо настоящий лабиринт среди могил и склепов. Над цветами все время летали и пели птицы. Было красиво и спокойно, и никто не присматривал и не беспокоил, не ругал… Но только при одном условии, конечно: нужно было так устраиваться, чтобы не быть замеченным Старым Гринча, сторожем. Но Старый Гринча жил в каменном доме у входа на другом конце большого кладбища.

Бабушка предостерегала Эда от Старого Гринча, советуя не попадаться на глаза сторожу на кладбище.

— Он не любит маленьких мальчишек, которые приходят сюда играть, а особенно во время похорон. Посмотреть, как он на все реагирует, так можно подумать, что кладбище и впрямь ему принадлежит. Тогда как, если уж и вправду разобраться во всем, мы единственные, кто имеет больше права пользоваться им, как нам того хочется! Иди туда и играй столько, сколько захочешь, Эд. Только смотри не попадайся на глаза сторожу. В конечном счете, как я всегда говорю, молодым бываешь только раз.

Бабушка была великодушна, поистине великодушна. Она разрешала ему даже гулять допоздна и играть в прятки среди могил вместе со Сьюзи и с Джо. Надо сказать также, что она не слишком об этом беспокоилась, поскольку это был вечер и у нее были гости.

А днем Бабушка почти никогда никого не принимала. Только поставщика льда, мальчика от бакалейщика и время от времени почтальона… А тот, вообще, приходил только один раз в месяц с денежным переводом, который посылала Бабушке пенсионная касса. А так днем в доме в основном были Бабушка и Эд.

Но уж вечером как раз наоборот. Бабушка принимала гостей. Они никогда не приходили до ужина, а чаще всего прямо к восьми часам; и когда опускались сумерки, они начинали прибывать. Иногда по вечерам это была целая компания. В их числе почти всегда был господин Виллис, а также госпожа Кассиди и Сэм Гэйтс. Приходили также и другие, но именно этих троих Эд помнил лучше всего.

Господин Виллис был забавным человечком: всегда ворчливый, жалующийся на холод и всегда споривший с Бабушкой из-за того, что он называл «моя концессия».

— Вы даже и не предполагаете, как здесь может быть холодно, — говорил он, усаживаясь в углу у огня и потирая руки. Мне кажется, с каждым днем все хуже и хуже. Заметьте, что я особо не жалуюсь, поскольку это не так уж и мучительно, как тот ревматизм, который у меня. Но они могли бы все же казаться меньшими скрягами, учитывая все те деньги, которые я им оставил. Они же выбрали себе что-то там из ели да еще отделанное блестящим хлопком, которое у меня продержалось не более одной зимы.

О да! Это был скандалист, этот господин Виллис! Вечно он надувал губы, и лицо его поэтому казалось состоящим из одних морщин. И Эду никогда не удавалось разглядеть его, потому что тотчас же после ужина, когда все гости переходили в салон, Бабушка выключала весь свет, довольствуясь только тем, который давал огонек камина. «Эти жалкие вдовьи деньги, которые мне посылают; это не так уж много для меня одной, не говоря уж о том, что со мной сирота!..»