Дьявольская сила (сборник) - Страница 19

Читать дальше не хватило сил. Я и так уже прочитал слишком много.

Я понял, что произошло с останками Джедедия Пибоди. И я понял, что мне надо сделать. Как я ни боялся того, что должно было предстать моим глазам, я не мешкая отправился в склеп Пибоди, вошел туда и заставил себя подойти к гробу моего прадеда. Там я впервые заметил бронзовую табличку, прикрепленную под именем Асафа Пибоди. На ней были выгравированы следующие слова: «Будь проклят нарушивший его покой».

Затем я поднял крышку.

Хотя у меня имелись все основания ожидать того, что я увижу, мой ужас не стал от этого меньше. Потому что кости, которые я видел в прошлый раз, претерпели ужасные изменения. То, что было всего лишь скелетом, останками, прахом, начало ужасающим образом изменяться. На костях моего прадеда Асафа Пибоди стала нарастать плоть — плоть, порожденная силами зла, которые дали ему новую жизнь, когда я столь бездумно перевернул его в гробу; плоть, порожденная еще кое-чем, лежавшим в гробу — несчастным, сморщившимся тельцем ребенка. И хотя со времени его исчезновения из дома Джорджа Тейлора минуло не больше десяти дней, тело уже приобрело кожаный, пергаментный оттенок и частично ссохлось, как будто из него выжали все соки.

Онемев от ужаса, я выскочил из склепа и принялся складывать костер. Работал лихорадочно, в спешке, чтобы никто не застал меня врасплох за этим занятием, хотя и знал, что десятилетиями люди обходили поместье Пибоди стороной. Закончив с костром, в одиночку, напрягаясь изо всех сил, подтащил гроб Асафа Пибоди с его дьявольским содержимым; то же самое, но десятилетиями раньше проделал Асаф с гробом Джедедия! А потом стоял и смотрел как пламя пожирает гроб вместе с его содержимым, и лишь мне одному дано было услышать, как над пламенем взвился наподобие призрака душераздирающий вопль гнева.

Костер тлел до утра. Я это видел из окна. А внутри дома я увидел еще кое-что.

Я увидел черного кота, который подошел к двери моей комнаты и бросил на меня плутовской взгляд.

И я вспомнил тропинку, по которой шел через болото, следы от испачканных грязью ботинок и засохшую грязь на подошвах. Я вспомнил царапину на запястье и Черную Книгу, в которой поставил свою подпись. Вспомнил даже, как там поставил свою подпись Асаф Пибоди.

Я повернулся к затаившемуся в тени коту и тихо позвал его: «Балор!»

Он зашел в комнату и уселся на задние лапы. Я вынул револьвер из ящика письменного стола и нарочно выстрелил. Кот даже не шелохнулся, продолжая смотреть на меня оценивающим взглядом.

Балор. Один из меньших дьяволов. Так вот каково наследство Пибоди.

Дом, земля, леса представляли собой всего лишь материальную оболочку причудливых углов потайной комнаты, тропинок через болото к месту шабаша, подписей в Черной Книге…

Хотелось бы знать, кто перевернет меня, если после моей смерти я буду похоронен так же, как и другие?

Хотя Карстерз и жил по соседству со мной, я его, конечно, почти не знал — он лишь недавно поселился в наших местах. От него несколько раз поступали приглашения зайти в гости, но мне каждый раз что-нибудь да мешало откликнуться на них. Вот и тогда — в конце недели — на мою голову объявился некто по имени Джексон.

Инженер по специальности, он приехал из Южной Америки с отчетом об одной шахте, к которой проявляла интерес моя фирма. Будучи в целом совершенно разными людьми, мы быстро исчерпали общие темы для разговора, и наше дальнейшее общение стало принимать натужный характер. Поэтому в воскресенье вечером мне захотелось сменить обстановку, и я подумал, почему бы не взять Джексона и не заглянуть вместе с ним к Карстерзу.

Карстерз весьма обрадовался нашему приходу: он жил совершенно один, не считая слуг. Было немного странно, зачем ему понадобился такой громадный дом, а впрочем, каждый волен поступать как ему заблагорассудится. Он пригласил нас в дом и усадил в удобные кресла.

Стоял один из тех безветренных летних вечеров, когда через открытые окна доносится аромат цветов и отовсюду веет таким спокойствием, что мысль о предстоящем возвращении в город начинает восприниматься отвратительным и бессмысленным бредом.

Насколько я понял, правда смутно, Карстерз нажил свое состояние на горном деле, но вот когда и где — осталось для меня загадкой. Как бы то ни было, вскоре и он и Джексон с головой углубились в обсуждение технических вопросов. Я никогда в подобных вещах не разбирался и поэтому довольствовался ролью слушателя, потягивая напитки в тиши напоенного ароматами вечера; в глубине сада среди деревьев во всю мочь заливался соловушка, призывая свою подружку.

А началось все с летучей мыши; вы знаете, как летними вечерами они залетают через открытые окна — залетают совершенно бесшумно, незаметно для вас. И вы потом с газетой в руках и с беспомощностью идиота носитесь за ними, а они то здесь, то там — то там, то здесь. Конечно, мерзкие твари, но в сущности безобидные, и поэтому меня удивил ужас, охвативший Карстерза. Чтобы такой здоровый и крупный мужчина так сильно испугался? В жизни своей ничего подобного не видел.

— Выгоните ее! — завопил он. — Выгоните ее, — и спрятал свою лысую голову под диванными подушками.

Кажется, рассмеявшись, я посоветовал ему не волноваться мол, все в порядке, и выключил свет.

Летучая мышь разок-другой перелетела зигзагом со стенки на стенку и выпорхнула в окно столь же бесшумно, как и впорхнула.

Когда Карстерз выглянул из-под подушек, его крупное лицо, в обычном состоянии багрового цвета, напоминало беленое полотно.

— Она улетела? — спросил он испуганным шепотом.

— Конечно, улетела, — уверил я его. — Неужто вы всерьез испугались, столько шуму наделали, как будто сам дьявол вам явился.

— Может быть, и дьявол, — заметил Карстерз серьезно. Пока он поднимался и усаживался, я обратил внимание на его выпученные глаза; меня подмывало засмеяться, но я удержался: он явно трусил.

— Закройте окна, — распорядился он резко, а сам взял бутылку виски и приготовил себе довольно-таки крепкий напиток. Казалось бы грех закрывать окна в такую ночь, но дом принадлежал ему, и поэтому Джексон исполнил его распоряжение. Потом, когда мы снова расселись по своим местам, Карстерз с неохотой извинился за устроенную им сцену.

При данных обстоятельствах разговор, естественно, зашел о колдовстве и тому подобном. Джексон сказал, что в лесах Бразилии он слышал несколько довольно странных историй, но на меня это не произвело впечатления, потому что несмотря на свою чисто английскую фамилию, он сам сильно походил на полукровку, а даго всегда верят в подобные вещи.

С Карстерзом, британцем до мозга костей, дело обстояло иначе, и когда он меня серьезно спросил, верю ли я в черную магию, то я не засмеялся и насколько мог серьезно ответил, что нет.

— Вы глубоко заблуждаетесь, — заявил он твердо, — и вот что я вам скажу: если бы не черная магия, мы бы не сидели сейчас вместе.

— Вы шутите, — запротестовал я.

— Нет, — сказал Карстерз, — тринадцать лет я скитался на своих двоих по Южно-Африканскому Союзу, «бедный белый», если вы понимаете значение этого определения. Ну а не знаете… то как бы вам получше объяснить — это ад на земле. Одна работа хуже другой, и денег едва хватает на пропитание, а когда нет работы, то и жить не на что, и поэтому ради выпивки и куска мяса идешь на любое унижение, якшаешься с черными. Нет ни единого шанса выбиться в люди, и я так полагаю, что быть бы мне до сих пор презираемым всеми, и черными, и белыми, не столкнись я с черной магией и не принеси мне знакомство с ней большие деньги. Появились деньги, и я занялся делом. Прошло с тех пор двадцать два года, ныне я богат и вернулся домой на покой.

Карстерз, очевидно, вкладывал серьезный смысл в каждое сказанное им слово, и, должен сознаться, его слова подействовали на меня. Он не походил на неврастеника — типичный англо-сакс весом с центнер; с таким нестрашно и в переделку попасть. Вот почему я удивился, когда летучая мышь так его напугала.