Двуликий Янус - Страница 55
— Стоп! — воскликнул он, не скрывая торжества. — Где эта шифровка? Немецкая. Как там? «Наблюдайте за „Сутулым“, связь не устанавливайте, в случае ареста — сообщите». Так? А ведь «Сутулый»-то — Шкурин! Вот вам и разгадка ребуса. Они его «Быстрому» подбросили и ждут: дойдет до нас? Клюнем? Не клюнем? Шалишь, голубчики, мы с вами еще поиграем! «Быстрого» за грош не продадим!..
Дальше спорить было не к чему: вопрос был решен. Задача — обеспечить так называемому Осетрову, он же Буранов, он же Сенька Буран, благополучный переход линии фронта, возвращение к «своим» — была возложена на Виктора Горюнова. Задача была не из приятных да и не из легких: Виктор должен был действовать с предельной осторожностью, ничем себя не обнаруживая, и в то же время предотвращать многочисленные угрозы, стоявшие на пути немецкого разведчика. Да, стать незримым проводником врага, фашистского холуя, агента абвера. Ничего не скажешь! Не с легкой душой готовился старший лейтенант Горюнов к выполнению этого задания. Но что делать? Раз надо, так надо. Всякое выпадает на долю чекиста, всякое случается…
В то время, как в кабинете комиссара решалась судьба Буранова-Осетрова, последний, в ознаменование предстоящего отъезда, устроил в тихой квартире Костюковых грандиозную пьянку. Пили вдвоем: Осетров и «Быстрый». Борис старался пить поменьше, больше закусывать, а Осетров… тот не знал удержу. Проникнувшись спьяну нежностью к Малявкину, Осетров то и дело лез целоваться, слюнявя щеку Бориса мокрыми губами. Потом его обуяла жажда самоуничижения:
— Я — кто? Я — ничтожество, — твердил Буранов-Осетров, проливая пьяные слезы. — Я — тьфу. Плюнь и разотри. Что они, немцы, с меня делают? Что хочут, то и делают. Какое дело поменьше, погрязнее, туда и Сеньку. И платят гроши. Ах, Боря, Боря, друг сердечный, пропадаю ни за копейку, а ведь во мне талант заложен, ба-альшой талант! Любую форточку… И-эх!..
Малявкин уже хотел было уложить Осетрова отсыпаться, хоть бы и силой, до того мерзостной была его пьяная болтовня, как вдруг немецкий разведчик поднял указательный палец и таинственным шепотом просипел:
— Тш-ш!.. Тш!.. М-молчи! Я тебе знаешь что скажу? Думаешь, там со всеми, как со мной, с тобой, обращаются? Не-э… М-ма-майора Шлоссера знаешь? Ага, знаешь, вижу, знаешь! М-молчи. А любимчика его знаешь? Ни… ты не знаешь. О-о, эт-то парень, какой парень! Летчик, армянин. Ему-то у Шлоссера хорошо, прямо как у Христа за пазухой. У него, у этого летчика, невеста, между прочим, есть. Артистка. В Москве. Таней зовут. Татьяна Языкова. Д-да! Х-хараша! Я фотографию видел, с надписью. Мне он сам показывал… Он тоже скоро пойдет. Может, уже пошел. С заданием. Я точно знаю. П-полетит… Сначала — в Тулу, а там… Я с-слышал, с-слышал…
Но что слышал Осетров, куда двинется этот «любимчик Шлоссера», Малявкину узнать так и не довелось. Неосторожным вопросом он спугнул Осетрова, спросив, как фамилия этого человека. Тут с Осетрова мгновенно слетел хмель.
— Что, гад, — прошипел Осетров, — покупаешь?! П-продать хочешь?! Н-не выйдет!
— Ты что, очумел? — возмутился Борис. — Мне что? Плевать я хотел на его фамилию! Просто любопытно. Может, когда с ним и встречались. В школе, у майора Шлоссера…
— Ну, у Шлоссера редко кто из нас другого встречает. Там порядок, — уже более миролюбиво заметил Осетров, снова впадая в прежнее состояние. Вскоре он опьянел окончательно и захрапел.
Борис хотел было выскочить на улицу и из ближайшего автомата позвонить Горюнову, но не рискнул. А вдруг Осетров притворяется? Нет, нельзя. Как это говорил Кирилл Петрович? Выдержка, и еще раз выдержка.
Ни на следующее утро, ни сутки спустя, ни еще несколько дней Борис Малявкин Горюнова не видел. Весь следующий день Осетров держал Бориса около себя. Спать легли рано, а там, спозаранку, Осетров распрощался с «Быстрым». Выждав час-другой, Борис кинулся к телефону. Горюнова не было. Он исчез. Бориса соединили с Кириллом Петровичем, и еще полчаса спустя они встретились. Малявкин обстоятельно доложил майору о болтовне Осетрова, которой Кирилл Петрович придал самое серьезное значение. Скворецкий рассуждал так: если Буранов-Осетров не фантазировал, то дело серьезное. Немцы готовят засылку крупного агента. Сведений о нем пока почти нет, кроме национальности. Есть фамилия невесты — Языкова. Вот она-то, Языкова, и сможет пролить свет на личность агента. Следовательно, надо заняться Языковой вплотную и в зависимости от результатов проверки решить вопрос о встрече с ней. Правда, Кириллу Петровичу это имя было знакомо. Да и кто в те годы не знал имени актрисы Татьяны Языковой? В самый канун войны она успешно сыграла одну из ведущих ролей в веселой музыкальной комедии, которая с триумфом прошла по экранам страны. Небольшой, но приятный голос, привлекательная внешность и обаяние помогли актрисе завоевать широкую популярность, а лирические песни, исполнявшиеся актрисой, полюбились многим.
С первых дней войны Татьяна Языкова вступила в одну из концертных фронтовых бригад и с неизменным успехом вот уже третий год выступала перед бойцами Советской Армии, нередко на передовой. Судя по всему, это была мужественная девушка.
Однако всего этого было и много и мало. Много для того, чтобы составить предварительное общее мнение о человеке. Мало, чтобы наметить конкретные пути действия в весьма непростой обстановке, которая складывалась вокруг актрисы, если брать на веру слова немецкого разведчика Буранова-Осетрова. Действовать надо было быстро и решительно! Прибытие крупного агента абвера, если он останется вне поля зрения чекистов, несло в себе серьезную угрозу. Кроме того, непосредственная опасность нависала и над актрисой. Языкова-то ведь не знала, во что превратился ее бывший жених, если опять-таки все сказанное Осетровым было правдой. Вот поэтому так и торопился Скворецкий.
День спустя Кирилл Петрович уже располагал более или менее полными сведениями об актрисе. Татьяна Владимировна Языкова родилась в Москве. Отец ее был пианистом, мать — преподавательницей пения. Музыкальное образование Татьяна Языкова получила с детства, в семье. Потом — музыкальное училище, консерватория, которую Языкова должна была кончить в 1942 году: помешала война.
Татьяна была веселой, общительной девушкой, пожалуй, несколько легкомысленной. Подлинное ее дарование раскрылось в кино, хотя роль досталась ей волей случая. Немало было у Татьяны поклонников, но и к ним она относилась без должной серьезности, никого особо не выделяя, никому не отдавая предпочтения. Существовал ли человек, которого можно было бы назвать ее женихом, выяснить не удалось.
Но если в личной жизни, в учебе, даже в работе в кино Языкова была несколько легкомысленной, то совсем иначе дело обстояло сейчас, в дни войны, иначе она себя вела во фронтовой концертной бригаде. К своим выступлениям на фронте актриса относилась чрезвычайно ответственно. Никогда не отказывалась от выступлений. Пела под открытым небом, с самодельной эстрады, с платформы грузовика, стоя на броне танка. Пела, когда невдалеке рвались снаряды. Пела, не жалея голоса, щедро отдавая благодарным слушателям нерастраченные силы молодости, таланта, всю свою душу. Татьяну Языкову знали на фронте, ее любили, берегли. И сейчас возле этого красивого, хорошего человека в любой момент мог появиться враг, враг коварный, вероломный, прикрывшийся личиной друга и поэтому еще более опасный.
«Все ясно, — решил майор Скворецкий. — Надо действовать, и действовать безотлагательно».