Двуликий бог. Книга 2 (СИ) - Страница 95

Каждый из асов и асинь знал, что в преддверии Рагнарёка наступят три страшные зимы, длящиеся три года, ибо мрак поглотит небеса, луну и солнце, ни единый луч которого не согреет озябшую землю. Не придёт весна и не наступит лето, а за зимой будет приходить новая беспощадная зима. Первая зима — Зима Ветров — принесёт во все миры вихри и бури, холод, снег и лёд, и тогда многие дети Мидгарда погибнут, не пережив сурового холода. Выдыхая изо рта клубы пара и не чувствуя кончиков пальцев, я понимала, что час настал, что нещадная Зима Ветров свирепствует на земле. А за ней — выждать только срок — придёт Зима Меча, и тогда измученные голодом и болезнями люди пойдут грабить и убивать, брат поднимет клинок на брата, и весь мир охватят нескончаемые войны. Время шло, и я предчувствовала каждой частичкой себя, как земля станет красной от крови.

Страшные дела сотворятся в погибающем мире, когда наступит третья зима — Зима Волка. Согласно пророчеству, в эту зиму древняя колдунья, скрывавшаяся в Железном лесу, должна будет трупами непогребённых воинов вскормить жуткое чудовище — громадного пса Гарма, который станет так велик, что кровь с его клыков зальёт Асгард. Утратив в многолетнем заточении всё человеческое, я ждала того дня с нетерпением. Ждала, когда запоёт ржаво-красный, как кровь, петух владычицы Хель, сотрясая нижние миры, а ему будет вторить багряный петух в Йотунхейме, созывая великанов на бой с богами. И в Асгарде пропоёт золотой петух Гуллинкамби, пробуждая эйнхериев в Вальхалле. Конечно, я не могла услышать ни одного из них, но точно знала, когда это произошло. Знала, поскольку волосы и глаза Локи вспыхнули изумрудным огнём, и по алмазным цепям побежала сеть крошечных трещин. Пламенный ас сжал кулаки, призывая чужеродную силу, слившуюся с собственной и столько лет томившуюся взаперти, и узы лопнули, разлетелись осколками, точно лёд. И в тот миг бог огня восстал. Пылая злобой и местью, он наконец обрёл свободу…

Хохот Локи заставил воздух сотрястись. Он взвился до самых сводов склепа, в котором бог огня был заточён долгие века, и сверху пошли глубокие трещины, посыпалась каменная крошка. Я выливала яд в последний раз, когда это произошло, и, испугавшись, бросила чашу, закрыла голову руками. Зловещий смех каверзного аса отражался от скал, подхватывался эхом и становился всё громче, всё утробнее. Двуликий бог распрямился, развёл широкие сильные плечи, раскинул в стороны прямые руки, сжимая в ладонях невидимую силу, и сделал глубокий вдох полной грудью, точно пробудился ото сна.

— Этот мир… — глухой, но полный сладостного предвкушения голос удивительным образом разнился и со звучным смехом, и с бледным исхудалым лицом, — …содрогнётся! — Локи сжал пальцы в кулаки, которые тотчас вспыхнули жарким пламенем, разгоняя холодный воздух. Огонь, перевоплощаясь из алого в насыщенно-изумрудный, перекинулся на его предплечья, плечи, волосы и совсем скоро охватил тело, на глазах возвращавшее прежнюю силу. Мне в лицо ударил живительный жар, о котором я и забыла за годы холода и темноты. Я позабыла, как выглядит свет. А потому он ослепил меня, вырвал воздух из груди, опалил горло.

Раскрыв губы, словно от наслаждения, лукавый ас дал своей силе волю: ничего прекраснее и страшнее я не видела за всю свою жизнь. Огонь, рождённый властью господина, прокатился волнами во все стороны пещеры, прорываясь наружу, изничтожил ледяного змея, все эти годы изводившего нас, превратив его в талые капли воды, расколол горы. Повинуясь неосознанному порыву, я успела спрятаться за широким каменным выступом — так и осталась жива. Хотя ещё долгое время ныли обожжённые щёки, и вспыхнувшее в нескольких местах платье (вернее то, что от него осталось) удалось потушить лишь спустя пару минут. Оглушённая болью, но больше ужасом, я закричала. Должно быть, мне удалось немало удивить бога обмана. Мужчина обернулся и унял свою необъятную силу, загнал её в оковы плоти. Когда всё успокоилось, я решилась выглянуть из своего убежища.

— Повелитель, — трепеща от волнения, вымолвила я, едва справляясь с языком, и, не придумав ничего лучше, сложила руки перед собой и поклонилась. Несколько нескончаемых минут Локи смотрел на меня так, словно не узнавал, взглядом холодным и строгим. Его безразличие после всего пережитого ранило больнее, нежели разрушительный яд убитого змея. Я сжала дрогнувшие губы, коснулась ладонью ключиц и обратила на него взгляд светлых взгляд — когда-то голубых, а теперь, должно быть, потухших от слёз, разочарований и потерь.

— Ты… — вымолвил Локи и замер, раскрыв тонкие губы. Казалось, он ошарашен, даже глаза больше не горели так грозно, как в первые мгновения. — Я тебя помню… — прошептал, делая ко мне шаг. Сердце стучало с такой силой, что казалось, разорвёт грудь, и вопреки всему я не отступила, приподняла подбородок, не сводя с него ищущего взгляда. Столько лет, столько горя, но надежда всё это время жила в моём сердце, несмотря ни на что. Надежда увидеть его, взглянуть в глаза, как прежде живые и любящие, назвать по имени. Я пронесла её через всю свою жизнь, через минуты отчаяния, в которых не оставалось места надежде. Я не сломалась. И вот он, передо мной, такой же красивый и сильный, как в дни нашей молодости. А я… — Сигюн, — жаркие руки коснулись моего лица, заставляя сердце остановиться. Задыхаясь от невыразимой любви и нежности, я шагнула к нему, вся подалась к любимому мужчине, умоляя жизнь, чтобы эта минута не кончалась. — Что они сделали с тобой, моя госпожа… Что они сделали с нами...

Столько горечи и гнева слышалось в дрожащем голосе, что я не сумела ответить, не сумела улыбнуться ему. Ощущая, как глаза блестят и увлажняются, я обняла щёки мужа ладонями, покачала головой и едва ощутимо приникла к губам. Я выстрадала своё. Что бы ни случилось, они от меня ничего не оставили. Сколько долгих дней я представляла себе этот момент, нашу встречу… Короткий миг свидания, ибо знала, что предназначение снова заберёт его у меня. Сколько мыслей, слов, фраз обдумала в своей голове, чтобы убедить Локи не уходить, остаться… Начать сначала, возродить нашу любовь, держась за руки, уйти в новый мир, даже если это будет значить выжечь старый дотла. А теперь… Я касалась волевого лица и смотрела в любимые карие глаза, горящие отсветами далёкого пламени, и понимала, что это невозможно. Они погубили нас. Тех юных, беззаботных нас, которые могли бы всё начать сначала…

— Я… так… люблю тебя, Локи, — захлебнувшись слезами, я бросилась в желанные объятия, прижалась к горящей груди, как и в прежние времена. — Я так ждала… Ни ложь, ни наговоры, ни тяжкие испытания не смогли убить любовь во мне. Боги, я так долго ждала… — голос дрожал и пропадал, прерываемый всхлипами. Неверными руками пламенный ас гладил меня по волосам и спине не в силах произнести ни слова в ответ. — И вот… Ты здесь. Но меня больше нет…

— Я буду любить тебя всегда, — мягким жестом отстранив меня за плечи и взглянув в заплаканные глаза, произнёс он одними губами. Я чувствовала, что его руки и голос дрожат так же, как мои собственные. Я глядела во внимательные тёмные глаза и думала, что никогда не видела их такими искренними и сожалеющими. — Но ты знаешь, я не могу остаться. Разве могу я забыть? Разве могу не отомстить за сыновей, которых вероломные предатели отняли у нас? Нет. Я встану во главе войска Сурта и пролью всю кровь асов и ванов, какую только сумею пролить. А когда мои руки станут не в состоянии держать меч, я обращу оставшихся в пепел. Я уничтожу этот мир до основания, Сигюн. Для того я был рождён.

— Прощай, мой любимый ас, — почти не видя ожесточившегося лица мужа за пеленой слёз, прошептала я, делая то ли вдох, то ли всхлип, улыбаясь ему сквозь боль. — Пусть будет острым твой меч. Отомстив за сыновей, отомсти и за меня. За нас… За все те счастливые годы, которых они нас лишили, — Локи крепко поцеловал меня. Ощущения притупились, страдания выжгли лучшие чувства, что были во мне. Земля больше не уходила из-под ног, но его губы вгоняли меня в непередаваемый трепет нежности. Я вспомнила тот горький последний поцелуй, когда умоляла супруга не покидать золотого чертога. Как же я была наивна и глупа. И с какой жестокостью провидение заставило меня пережить разрывающее сердце прощание во второй раз.