Двуликий бог. Книга 2 (СИ) - Страница 94

* * *

Шли годы и века. Я похоронила себя рядом с мужем, посвятив отведённое мне время служению ему. В Мидгарде оно текло совсем не так, как в Асгарде: медлило, растягивалось, и старость, пожиравшая обычных людей без всякой меры, меня — богиню, не принадлежавшую к роду смертных, могла коснуться одними кончиками пальцев, сколько бы ни тянулась к желанной добыче. Моя зрелая, распустившаяся, словно бутон, красота не увядала, однако вместо неё угасала душа, не в силах обмануть вечность. С ней тускнели и краски: выгорели и посеребрились светлые волосы, побелела без живительных солнечных лучей кожа. Я не могла видеть своих глаз, но и их представляла прозрачными, утратившими блеск и всяческое чувство, кроме, может быть, тоски.

Локи пребывал в беспамятстве, а когда изредка приоткрывал глаза, то не видел меня. Казалось, мир перестал для него существовать, казалось, он ушёл, и лишь некая таинственная сила держала его дух прикованным к телу, к земле. Эта мощь, заключённая в крепкой груди, клокотала, ждала своего часа, а потому хранила бесценную оболочку: каверзный ас не менялся и не слабел, но, тем не менее, не сумел избежать мучительных страданий и нескончаемой боли. Горечь и скорбь безутешной матери и жены стали мне родными сёстрами, сплелись с жилами, проникли в кровь. Казалось, с годами чувства остынут, страсти перестанут бушевать. Как бы не так! Чем глубже я погружалась в своё горе, тем сильнее оно жгло меня изнутри! Разве могла я забыть, пережить? Разве можно с таким справиться, совладать, задавить в себе?

В редкие минуты забытья я видела своих сыновей — красивых, сильных, смеющихся. Они звали меня, протягивали руки, но я не могла коснуться их. Ни во сне, ни наяву. Нас разделяла непреодолимая невидимая грань, которую живые ни в силах превозмочь. И я не могла уйти за ними, покуда не ушёл мой муж. Так я и оказалась обречена на вековые страдания, пусть и не знала своей вины. Разве любовь — это преступление? Может ли быть столь беспощадна расплата за преданность? Чем, чем, скажите, вещие норны, я заслужила такую судьбу, такую жестокую пытку?! Видеть, как мучается и угасает день за днём любимый ас… Задыхаться от невыразимой любви к нему и понимать, что он не помнит, не узнаёт тебя… Вспоминать снова, и снова, и снова радостные минуты, проведённые подле него, со своей семьёй. Какое долгое время мы шли к своему счастью, преодолевая трудности и жизненные удары, и как скоро и безжалостно провидение всё-всё отобрало у нас! Уничтожило, стёрло с лица земли…

Я ощущала, что вместе с Локи теряю рассудок. Много-много дней, проведённых около него без сна, без пищи, без движения. Ида время от времени приходила подменить меня, позволить отдохнуть, очиститься, прийти в себя, но я уже не могла жить прежней жизнью. Это место… Этот яд и смрад… Они медленно убивали тех, кто был обречён вдыхать их, и я не могла погубить Иду, как однажды уже погубила Асту. Служанки не соглашались отступиться от своей госпожи, и мне пришлось проявить твёрдость и настойчивость. Мии я не оставила выбора: как старшая прислужница она должна была вернуться в золотой чертог, чтобы исполнить моё повеление. Я попросила сообразительную девушку разделить имущество бога лукавства между верными подчинёнными и отпустить их на волю — знала, что мы оба останемся в заточении до самого конца миров. Богатство больше не имело значения, а дома, родного края у нас не осталось. Ценной стала лишь преданность.

Мия не вернулась. Таково было моё последнее желание, когда я простилась с ней. Я попросила служанку ценить каждую отведённую минуту свободы и не приходить, не причинять мне нестерпимую боль своим присутствием. Девушка поклялась Иггдрасилем, а потому не смогла нарушить своего слова, когда я открыла ей суть своей просьбы. Так было легче. Меньше всего я хотела обречь на страдания, подобные своим, всех тех, кого любила. Жаль, что Ида не прислушалась к моим уговорам, не стала давать клятв, наученная опытом Мии. Я не находила покоя, пока любящая подруга губила себя под толщей земли, куда не проникал ни единый луч солнца. И я отослала её в Мидгард, где девушка могла бы жить обыкновенной жизнью и при этом навещать меня, когда ей того хотелось. Ида нашла пристанище в одном из близлежащих селений, но никогда не забывала о своей преданности. Несколько раз она даже умудрялась проскользнуть в Асгард и разделить со мной дар милосердной Идунн — единственной, среди асинь, кому я ни за что бы не пожелала зла. Впрочем, богиня юности и не принадлежала к роду Одина.

Так я и доживала свой век, в ожидании конца миров. Я пролила столько слёз, пережила столько скорби и разочарований, что Рагнарёк стал казаться благодатью, желанным избавлением от моей горькой судьбы. Я знала, что Локи предначертано разорвать сковывающие его цепи, когда придёт страшный час, чтобы присоединиться к одному из воинств в долине Вигрид. И я ждала этой минуты, как одержимая. А в отведённый мне срок делала всё, чтобы облегчить страдания мужа. Иногда Локи лежал без движения, и сильная грудь едва приподнималась, дыхания было не расслышать, а иногда он начинал метаться и кричать, глаза разгорались колдовским изумрудным огнём, ладони охватывало пламенем, однако заклятые оковы не давали ему воли, не позволяли использовать свою разрушительную силу. Одной рукой держа над нами чашу, другой я гладила и утешала любимого аса, склонившись к бледному лицу, шептала нежные слова в бессознательном порыве любви, которую ни время, ни потери не сумели убить во мне.

А в один из долгих дней, слившихся для меня в бесконечную непрерывную череду, Локи, когда я менее всего этого ожидала, разомкнул веки и посмотрел на меня совершенно осознанным взглядом тёмно-карих очей. Помню, как замерла, не в силах вымолвить ни слова, и глядела на него удивлёнными заплаканными глазами. Тонкие губы шевелились, не произнося ни звука, а чуткий взор наполнили тоска и боль, горечь утраты, знакомая мне невысказанная печаль…

— Сигюн… — прошептал он, и сердце в груди сделало переворот, заставив задохнуться от забытого счастья. Он помнил меня! Помнил моё имя! Я не могла и надеяться на это! Слабый голос мужа эхом отдавался во мне, заставляя кровь в жилах  забиться, как птица в силках. — Сигюн, мне больно…

— Я знаю, Локи, — ответила пропадающим голосом, склонившись к нему, полным сочувствия и сострадания взором глядя в блестящие печальные глаза. — Знаю, потерпи…

— Нет… — выдохнул он и прикрыл веки. Я догадалась, что слова даются измученному асу с немалым трудом, прислушалась, — …мне больно за наших сыновей…

Я всхлипнула, уронила голову ему на грудь, не забывая держать над головой чашу (это бессознательное движение за годы въелось в моё тело), и заплакала. Я лила слёзы, смежив веки, сжимая губы, силясь перестать. Но разве сумела бы? Разве кончится боль матери, утратившей своё дитя? А всех своих детей?.. Что я могла ответить ему, чем утешить? Разве можно исцелить эту боль? О нет… Она навсегда в сердце родителя. Проблеск сознания Локи стал тому ещё одним подтверждением. Когда я сумела поднять голову, разомкнуть ресницы, бог огня уже снова глядел сквозь меня слепым, подёрнутым мутной пеленой взглядом, и лишь на щеке его блестела слеза…

Годы продолжали лететь, а зимы сменять лето. Миром по-прежнему правили асы, росла их слава и сила. Их враги-великаны были побеждены и затаились, ожидая своего часа. Люди Мидгарда расселились в самых дальних уголках мира. Жизнь била ключом для тех, кто склонил голову перед богами и во всём почитал их. Однако все мы знали, что тьма собирается над Асгардом, и пусть ей придётся собираться сотни лет, никому не дано изменить предначертанное. Зловещие предзнаменования обрушились на землю раньше, чем можно было предположить. Сначала пошёл снег. Должно быть, он валил густой стеной во всех сторонах света, и ледяные зимние ветра укрывали им всю землю так, что холодный вихрь приносил хрупкую белую пелену даже в место нашего заточения. Был он настолько суров, что слёзы замерзали у меня на глазах и резали щёки колкими льдинками.