Дворянин без титула (СИ) - Страница 4

Молодой Пушкин, как и младший Ржевский, также имел жемчужину, но совершенно другую по своему предназначению — создающую тепло.

Небольшой ножик на серебряной цепочке, с острым выкидным лезвием и инкрустированной в рукоятку розовой горошиной, достался Саше от мамы. Никогда не испытывавшая тяги к магии, Надежда Осиповна, в честь поступления в лицей, с лёгким сердцем отдала сыну подарок своего деда — Абрама Петровича Ганнибала. Согласно семейным легендам, арап Петра Первого мог создавать огненный клинок размером в два аршина, но из-за дальнего родства с истинным владельцем перла личным рекордом Александра было пламя диаметром в детский мизинец и длиной чуть более полутора вершков. Впрочем, сей огрех не мешал Пушкину использовать перл, как грелку. Просто вместо пламени юноша создавал волну тепла, и в холодные вечера прогревал свою постель перед сном, чему зимой отчаянно завидовали многие лицеисты.

— Так что с твоим колодцем? — напомнил я Ржевскому цель нашего пребывания у пруда.

— Обознался я, а ты это подтвердил, — пожал плечами Николай и тут же заканючил, — Слушай, Пушкин, может, хватит на сегодня приключений? На обед ведь опоздаем.

«Кто о чём, а вшивый о бане»– про себя ухмыльнулся я, после чего из кармашка жилетки вытянул за цепочку часы в золотом корпусе, открыл крышку и глянул на циферблат:

— Пожалуй, и правда, хватит на сегодня. Ты, Киса, беги, да нашим скажи, что я сегодня обедать не приду. Аппетита нет. Я лучше к Францу Осиповичу в лазарет загляну. Всё-таки удар молнии — это тебе не шутки. Пусть он меня осмотрит на всякий случай. Заодно гляну, как там наш Пущин себя чувствует. Узнаю, сможет ли он завтра на выпуске присутствовать.

Не успел я договорить, как Киса убежал, а за моим плечом послышался знакомый голос:

— Довольно битвы мчался гром, тупился меч окровавленный… В нашей истории часы твоему предшественнику от жены императора Марии Фёдоровны за «Оду Оранскому» в награду были дарены. А здесь тебе за что перепали?

Трудно описать, как я обрадовался этому спокойному рассудительному голосу. А уж как я был счастлив видеть своего миньона, хоть и смотрелись мы со стороны, как Золушка рядом со своей крёстной феей. Взять меня коротышку, в невзрачном лицейском сюртуке, простых штанах и фуражке на затылке, и высокого статного гладко выбритого Виктора Ивановича, нарядившегося во фрачный костюм по последнему писку моды. Чёрт, да у него один только цилиндр-боливар из бобрового фетра стоит, как чугунный мост. Неужели мужик всё-таки решился к Алёне Вадимовне подкатить? В прошлой жизни их парочка напоминала мне Шурика и Надю из «Операции Ы». Один умный и застенчивый, другая не менее умная, обаятельная и терпеливая. Может быть здесь Виктор Иванович будет более решительным и добьётся успеха.

С другой стороны, а чего я, собственно говоря, возмущаюсь нарядом тульпы, если сам же и представил его в таком наряде? И откуда я знаю, что модно в этой эпохе? Скорее всего, память предшественника подсказывает. А ведь я ещё не виделся с Ларисой. Уж эта галлюцинация всем расскажет, какие и в каком году носили брюки, фраки, платья и шляпки. Наверняка она и на язвительные оценки не поскупится, отмечая совсем уж нелепости из мира местной моды.

Ну и что с того, что Виктор Иванович всего лишь моя галлюцинация… тульпа… миньон… да как угодно можно его назвать. Просто присутствие этого вымышленного мужчины внушало мне уверенность, что в этом мире я не пропаду.

Пока ещё не знаю, как и где мне пригодятся знания Иваныча, которые я ему сам же и делегировал, чтобы не сойти с ума, но кто ж из попаданцев отказался бы от ходячей энциклопедии, да ещё со знанием всех европейских языков. Надеюсь и остальные три тульпы меня не покинули, о чём я тут же спросил миньона.

— Где-то по окрестностям гуляют, — покрутил пальцем над собой Иваныч. — Осваиваются в новом мире. Так откуда у тебя часы?

— Ты же продолжение моей памяти. Неужели не знаешь, за что императрица подарила мне часы?

Глядя на Виктора Ивановича, я с ужасом представлял наряды остальных моих галлюцинаций. Нет, то, что Лариса и Вадимовна будут в благопристойных платьях, соответствующих нынешней моде и устоям, я не сомневался. Меня больше всего смущал Сергей. Он натура пылкая и взбалмошная, а потому любит все блестящее и звенящее. Нисколько не удивлюсь, если увижу его в парадной форме гусара, с длиннющей саблей на поясе.

— Александр, я всё-таки твоя личная память, а не поэта, знаменитого на весь мир, — выдернул меня из размышлений тульпа, — А посему знаю о нём ровно столько, сколько и ты знал до попадания в его тело. Кстати, поэзией твой предшественник увлекался?

— На уровне коротышки из Солнечного города, — улыбнулся я в ответ, — Я поэт. Зовут Незнайка. От меня вам балалайка. Ещё небольшие эпиграммы иногда писал. Но здесь этим делом в юношестве почти все балуются. Вот мой одноклассник барон Дельвиг — тот, правда, поэт. А здешний Пушкин так себе. Он больше магией увлекался. В принципе, за это и получил часы.

— Выходит, ты своего рода Гарри Поттер, а Царскосельский лицей нечто вроде академии пана Кляксы? — заметно оживился Иваныч, ухмыляясь, — И что ж ты такого удивительного смог наколдовать, что сама императрица тебя заметила?

— Лицей вовсе не Хогвартс, магии здесь не обучают, и завтра из его стен выйдут отнюдь не волшебники, — остудил я миньона, прерывая полёт его буйной фантазии, — Так же, как и в нашей реальности, некоторые дворяне пойдут на гражданскую службу, а какая-то часть — на военную. Скажу тебе больше — вовсе не каждый выпускник лицея может управлять перлами, а именно с их помощью здесь и творится магия.

По пути в лицей я объяснил Викторы Ивановичу основы здешней магии, а заодно и для себя структурировал и систематизировал разрозненные знания своего предшественника.

Начал с эссенции, которая помимо того, что пронизывает всё окружающее, так ещё и конденсируется в так называемых колодцах, где она приобретает одно из пяти направлений местной магии: свет, жизнь, материя, движение и измерение. Пояснил, что источники бывают постоянные и временные. Первые при должном уходе позволяют создавать перлы веками, а из вторых эссенция улетучивается за считанные дни.

Свет, как следует из названия, предоставляет контроль над электромагнитным спектром. Позволяет создавать источники света, коконы невидимости и средства ночного видения. Считается самой простой ветвью магии, как для освоения, так и для создания перлов. Подтверждает этот тезис, созданный самим Пушкиным небольшой бледно-синий перл-фонарик, который он вставил в серебряное колечко, купленное за рубль у молоденькой служанки одной из фрейлин императрицы.

Естественно, нужный результат дался не сразу и стоил Александру года жизни, проведённого в поисках колодцев света, полудюжины безуспешных попыток создания работающего перла и стольких же осушённых при этом источников. Собственно, и имеющимся фонариком Пушкин со временем перестал гордиться, поскольку с ростом опыта пришло понимание — изменив схему перла, такое же количество света можно получать, пропуская через себя намного меньше эссенции. Александр даже рассчитал, каким должен быть новый фонарик и как его создать. Оставалось только найти соответствующий колодец и опробовать свои новые расчёты.

Из памяти Александра мне удалось извлечь интересные сведения.

В колодцах жизни формируются перлы изумрудного цвета, усиливающие и стимулирующие организм. Само собой не осталась в стороне и медицина, поскольку с помощью перлов жизни успешно лечатся травмы, что особенно ценно во время боевых действий.

Именно за сильный колодец жизни, случайно найденный Пушкиным в одном из садов Царского села, юноша и получил в подарок золотые часы.

В принципе, об источнике можно было никому и не рассказывать, но колодцы света, которые до этого использовал Александр, были временные. На этот же раз попался постоянный, и попытаться в нём что-то создавать юноша просто побоялся. Всё-таки воровать эссенцию на земле императора, это не одно и то же, что трясти яблоки в его саду. К тому же Пушкин даже примерно не представлял, как и какой перл сформировать в колодце жизни, чтобы потом его можно было самостоятельно использовать.