Дворцовые тайны. Соперница королевы - Страница 116

Когда крики и рукоплескания, которыми были встречены ее слова, смолкли, она продолжала:

— Только что мои храбрые моряки донесли мне, что испанский флот на краю гибели. Море стало могилой для многих кораблей Великой Армады. А те, что на плаву, получили пробоины, на них нет пороха и ядер, они потеряли паруса и такелаж, палубы их завалены обломками мачт, матросы и офицеры погибли. Испанцы бегут на север в надежде найти безопасную гавань. Они более не угрожают нам.

Высоко встав на стременах и вытянувшись в струну, Елизавета прокричала так громко, насколько хватало сил:

— ГОСПОДЬ В НЕИЗРЕЧЕННОЙ МИЛОСТИ СВОЕЙ СОКРУШИЛ ВРАГОВ НАШИХ!

Последовавший за этим рев тысяч глоток был как удар грома такой силы, что мне пришлось заткнуть уши и зажмурить глаза, чтобы выдержать его.

— И хотя мы должны оставаться бдительными, — продолжала Елизавета, и ее маленькие глазки загорались по мере того, как она говорила, — и уповать на дальнейшую помощь Господа Нашего, я приняла решение и не отступлю от него! Что бы ни ждало нас впереди, моя судьба — жить или умереть здесь, средь вас, мои добрые англичане! И даже если я паду во прах, то отдам Господу нашему, моей стране, моему народу всю честь, которую имею, и всю кровь мою до самой последней капли!

В эту минуту я готова была простить королеве ее коварство и обманы, ревность и вздорность, себялюбие и тщеславие, отвратительную потребность манипулировать людьми и мучить их, ибо она была тогда — сама Англия! И я закричала со всеми, одобряя каждое ее слово, и хлопала до тех пор, пока ладони у меня не заболели, а потом мы все обнялись: Пенелопа и Дороти, мой старый плачущий отец, Фрэнк и Марианна, и вознесли благодарственные молитвы за наше чудесное спасение.

И хотя я своими глазами видела испанские галеоны, угрожающие нам, я больше не боялась.

— Пусть явятся сюда, — говорил Фрэнк, — пусть только попробуют! Мы стеной встанем вместе с нашей королевой и как один умрем, но не позволим bv отнять у нас нашу Англию!

Ах, Роберт, Роберт, Роберт!

Слишком много взял на себя мой любимый, надзирая за гигантским военным лагерем без перерыва и отдыха, слишком большая ответственность легла на его плечи, постоянные заботы и тревоги вконец изнурили его. Он упал без чувств на руки Роба, когда мой сын пытался подсадить его в седло. В тот день Роберт, как и всегда, собирался объехать лагерь, несмотря на боли в распухшей ноге. Роб, Крис и Уэффер отнесли моего мужа в шатер, а оттуда его повезли домой, в Уонстед.

Трое лекарей уже ждали своего пациента и с ними костоправ месье Эзар. Роберта уложили в постель в нашей просторной спальне, одели в узорчатый халат из мягкого бархата, закрыли окна, чтобы первые осенние ветры не простудили больного.

Роберт был плох. Я видела это по выражению лиц врачей, по тому, как французский костоправ, которому я теперь доверяла как другу, бережно взял меня за руку и прямо сказал:

— Молитесь, леди Лестер, а я присоединю свои молитвы к вашим.

Я надушила простыни, на которых лежал Роберт, гвоздикой и лимоном, разбросала у его подушки лаванду, чтобы дать покой его снам. Длинное лицо Роберта еще больше осунулось, глаза запали. Я увидела, как он жадно облизнул губы, и помогла ему напиться, но губы его оставались сухими и растрескавшимися, и ему трудно было глотать.

Его первыми словами, обращенными ко мне, были:

— Почему королева не приехала?

К тому времени он находился в Уонстеде уже три долгих дня. Три дня медленного угасания.

— Я уверена, она приедет, если будет нужна тебе, — обнадежила его я.

Сухие и растрескавшиеся губы Роберта чуть дрогнули в улыбке. Я наклонилась ниже, чтобы услышать его тихий голос, прошептавший:

— Что значит «если»?

Он замолчал, а я сидела рядом с ним, держа его худую прохладную влажную руку. Он смотрел на меня с той же призрачной улыбкой, игравшей в уголках его рта. Потом он заговорил вновь, тихо и неразборчиво, но я его поняла:

— Смерть пришла к правителю, и правитель сказал: «Отрубите ей голову!» Смерть пришла к юной деве, и прелестница пригласила ее в свою спальню. Смерть пришла к поэту, и поэт сказал: «Я долго ждал тебя, как старого верного друга!» И тогда Смерть пришла к философу, который лишь кивнул ей, но ничего не сказал. И тогда Смерть промолвила: «Я пришла к тебе, мой хозяин, чтобы ты научил меня».

Роберт дотронулся до моей руки:

— Помоги мне быть философом, Летти. Я прошу только одного — будь со мной, когда врата откроются и я войду в них, покинув эту бренную страдающую оболочку.

Я заплакала и кивнула.

Роберт проспал много часов, а затем внезапно проснулся.

— Ты знаешь, что у него подагра, как и у меня?

— У кого?

— У короля Филиппа, у кого же еще? И, надеюсь, он страдает больше меня.

Он рассмеялся, откинулся на подушки и вновь провалился в сон.

На четвертый день Роберт ворочался во сне, вскрикивал, временами бредил. Вновь и вновь бормотал «белый орел», толковал о втором лунном затмении, прогнал лекарей, которые хотели сделать ему кровопускание. Он просто выбил у них из рук чаши для сбора крови, когда они пытались отворить ему вены.

Крис поддерживал меня все эти долгие часы, как и мои дети, за которыми тотчас послали. Отправили гонца и к побочному сыну Роберта, но он не ответил и не приехал.

Один за другим в спальню проститься с хозяином входили наши слуги, многие плакали и не стеснялись своих слез. Они преклоняли колени у постели Роберта, а он простирал над ними руку, словно благословляя. Церемониймейстер, альмонарий, управляющий, духовник, грумы и горничные, конюхи и посудомойки, — все пришли сказать хотя бы несколько слов великому лорду Дадли, на которого они всю жизнь смотрели со смесью благоговения и страха. И вот в конце этой славной жизни единственное, на что у него хватало сил, так это протянуть руку над их головами. Через некоторое время я отослала всех из опочивальни, чтобы Роберт мог отдохнуть. Многие, уходя, шептали мне слова утешения. Я поблагодарила каждого, хотя, как и Роберт, устала и хотела спать. А ночь все не кончалась. Через каждые несколько часов Роберт просыпался и бормотал: «Где она? Почему ее здесь нет?» Не было нужды говорить ему, что я здесь, рядом с ним, потому что не меня он ждал, а ее — свою королеву.

Однажды в бреду он воскликнул:

— Лошади, Летти! Лошади! Дивные скакуны! Испанцы их всех отправили за борт! Они утопили своих прекрасных коней!

Сильные рыдания сотрясли его истощенное тело. А потом раздалось:

— Мои любимые кони! Мой Джентльмен Гнедой, Хурма, Руан-Галант, Великий Савоец, мои ирландские скакуны. Какой галоп, какая рысь…

Я распорядилась привести Мальчика. Пес совсем постарел и еле ходил. Мы положили его на постель рядом с хозяином. Роберт протянул руку, погладил старого пса по голове и улыбнулся. Чуть позже он дотронулся до моей руки.

— Я поправлюсь, Летти, — сказал он убежденно, а затем вдруг забеспокоился: — Кажется, я слышал, как она подъехала.

И тогда я солгала ему, да простит меня Господь, ибо знала, что иначе не будет ему покоя:

— Ты услышал ее карету, любимый. Она была здесь. Мы пытались тебя разбудить, но ты очень крепко спал. Она не могла оставаться и велела передать, что она тебя очень сильно любит. И всегда любила.

Услыхав эти слова, Роберт кивнул, откинулся на подушки и вздохнул:

— Врата… — прошептал он, — последние врата, они открываются…

На краткий миг его усталые глаза вспыхнули прежним блеском. Он погладил старого пса по голове, посмотрел на меня, но тут свет в его глазах померк, он сделал свой последний вздох и тихо оставил нас.

Я склонила голову и прошептала:

— Любимый мой, ненаглядный, единственный…

Ах, Роберт, Роберт, Роберт!